От ненависти до любви - Ирина Мельникова

Подошла толстая официантка. Я сделала заказ и стала смотреть в окно, которое выходило в скверик, заросший чахлыми кустами сирени…

– Марья Владимировна! – радостный вопль за спиной заставил меня вздрогнуть. Я оглянулась. Боже! Гришка и Сашка! Те самые, кого я сдала в милицию в день приезда Замятина. Радостно возбужденные мужики возвышались надо мной, удерживая по паре кружек пива в каждой руке.

– Можно к вам? – спросил Сашка.

Гришка, не дожидаясь моего согласия, приземлился рядом на свободный стул.

– Откуда взялись, орлы? – спросила я.

– Как откуда? – переглянулись мужики. – Припаяли нам пятнадцать суток. Вот и отпахали мы их на стройках капитализма. Вернее, восемнадцать. Тика в тику!

Гришка наклонился ко мне, прищурился и, похлопав себя по нагрудному карману, доверительно сообщил:

– И деньжат заработали, детишкам на молочишко.

Сашка кивнул, соглашаясь, а от себя добавил:

– Барыге одному гараж построили. Вот он и заплатил маненько.

– Какой барыга? – возмутилась я. – Вы ж на общественных работах должны были трудиться.

– Так барыга милицейский, – виновато посмотрел на меня Гришка. – Большой начальник. Помогли, поработали. А совесть он не совсем пропил, заплатил неплохо, почти как на воле. Так вот он, сюда идет!

Гришка приподнялся. Лицо его приняло испуганный вид. Он засуетился:

– Пошли, Санька, пошли! Вдруг что не так!

Забыв проститься, мужики подхватили пиво и юркнули в толпу.

– Деньги не пропейте! – бросила я им вслед, но они, похоже, меня не услышали.

– С кем воюешь? – раздалось рядом.

Я подняла голову и обомлела. Этого еще недоставало!

Голос принадлежал Борису. Он стоял, заложив руки в карманы куртки, рот кривился в ухмылке.

– Не рада, что ли? – Он плюхнулся на стул, где только что сидел Гришка, и попытался обнять меня за плечи.

Я оттолкнула его руки и прошипела:

– Что ты себе позволяешь? Уймись!

– Ой, какие мы гордые! – глумливо засмеялся Борис и пересел напротив. – Небось хахаля своего провожала?

– Тебе-то что с того? – не очень любезно ответила я, отметив, что выглядит Садовников неважно. Помятая рубашка, не первой свежести джинсовая куртка. Да и взгляд какой-то не такой, менее наглый, что ли? Глаза будто неживые, остекленевшие, и язык с трудом ворочается. Только учуяв запах перегара, я поняла, что он пьян. И крепко!

«Вот угораздило тебя, Маша! – подумала я с досадой. – Ни раньше, ни позже в кафе завалилась!»

– А я вот не успел! – Лицо Бориса сморщилось. – Сбежала Верка! Тю-тю! Не догнал я ее!

– Как сбежала? – оторопела я. – Куда?

– К любовнику своему! – Борис обхватил голову ладонями. – Нашла мешок с деньгами! В Израиле! И укатила в теплые края!

– Не может быть! – Я не верила своим ушам. – У вас вроде…

– В том-то и дело, что вроде, – Борис махнул рукой официантке. – Катя, еще водки!

– Борис, – сказала я мягко, – хватит уже.

– Что ты заладила: «Хватит!» – неожиданно разъярился Борис и стукнул кулаком по столу. Задребезжала посуда. Сидевшие за соседними столиками люди стали коситься в нашу сторону и оживленно перешептываться. Я не ошиблась, здешние посетители знали начальника уголовного розыска в лицо.

– Замолчи! – приказала я. – Мало тебе неприятностей на работе?

– У тебя их тоже хватает. Что, попросили из милиции?

– Я сама рапорт подала, – сказала я, сжав под столом кулаки. Это сдерживало мое желание заорать ему прямо в лицо. – Пройдет служебная проверка, и уйду!

– Это ты Шихана проворонила! – свистящим шепотом произнес он. – Просмотрела! – Он повертел пальцами у меня перед лицом. – А может, ты с ним заодно?

– Дурак ты, Садовников! – сказала я устало. – Искать надо было лучше! Это твоя служба просмотрела! В мою компетенцию такие дела не входят! Прокуратура свои выводы сделала! ОСБ[10] шкуру с меня снял и наизнанку вывернул, а состава преступления не нашел. Так что умойся, дорогой друг! Ты это лучше моего знаешь! А увольняюсь я из органов по той причине, что уезжаю! Глаза бы мои на ваши рожи не смотрели, и на твою в том числе!

– А чем я рожей не вышел? Тем, что московской регистрации нет? – Борис склонился ко мне, лицо его побледнело, губы тряслись от ярости.

– При чем тут это? – отрезала я, понимая, что сама нарываюсь. Разве можно что-то доказать или в чем-нибудь убедить пьяного в стельку человека? А вот вывести из себя – раз плюнуть!

– Я ведь знаю, тебя хахаль твой московский отмазал! – В уголках губ у Садовникова от бешенства пузырилась слюна. – А меня некому отмазать! Плакала моя академия, и второй звезды не видать!

– Значит, судьба такая! – Я разозлилась не меньше. – Слюнтяй ты, а не мужик! И Верка не зря тебя бросила! Поняла, что ты уцененный товар!

– По больному бьешь? – Борис вскочил на ноги и принялся лапать карман куртки, затем задрал майку. За поясом брюк торчал пистолет. Он выхватил оружие, навел на меня….

– Не подходи! – заорал он, заметив двух дюжих охранников, которые пробирались к нам между столов.

Шум в кафе смолк. Все посетители без исключения повернули голову в нашу сторону, а самые осмотрительные уже спешили к выходу.

– Брось пистолет! – сказала я тихо. – Брось, если не хочешь больших неприятностей!

– Товарищ майор, – подал голос один из охранников, – спрячьте оружие! Не дай бог, выстрелит! Эвон сколько людей в кафе!

– Пошел вон! – заорал Борис и повел пистолетом над головами посетителей.

Завизжали женщины, вскочили со своих мест мужики, роняя пивные бутылки и пепельницы. Несколько секунд, и вся толпа, вопя и ругаясь, кинулась к выходу. Борис захохотал и выстрелил по барной стойке. Зазвенели разбитые пулей бутылки. Заголосив от страха, буфетчица и официантка нырнули в подсобное помещение.

Один из охранников схватился за телефон, видно, вызывал милицию, второй бросился на Бориса. Тот отшвырнул его. Парень ударился спиной о стол и с грохотом полетел на пол, увлекая за собой стулья. Борис повернул ко мне перекошенное лицо, белки его глаз покраснели. Рот перекосила судорога.

– Сука! – прохрипел он. – Я ведь любил тебя! А ты… На кого ты меня променяла?

– Ты забыл. – Меня трясло от волнения, но я нашла в себе силы ответить ему спокойно: – Это ты меня променял.

– Он уехал! Нет его! Верка тоже смылась!

– И что? Предлагаешь занять ее место? – уже не сдерживаясь, закричала я.

На полу закопошился сбитый с ног охранник, а второй, убрав телефон, ринулся ему на помощь.

– Не подходи! – завопил Борис и снова навел на них пистолет.

– Не стреляй! – истошно закричала я, но он уже нажал на спусковой крючок.

Пуля попала в столешницу. Зато я не промахнулась: хотя правая рука еще плохо слушалась, я с размаху огрела Садовникова стулом по голове. Он даже не вскрикнул и мешком свалился под ноги охраннику.

Меня затошнило. Я схватилась за горло и бросилась к выходу. Скорее, скорее на свежий воздух, под холодный дождь, чтобы охладил пылавшее огнем лицо, остудил расходившиеся нервы. Меня покачивало из стороны в сторону. Я едва не упала, запнувшись за порог, но кто-то обнял меня и не позволил упасть. Я открыла глаза и задохнулась от неожиданности.

– Ты?

И зарыдала, уткнувшись в плечо самого родного и любимого человека. А он гладил меня по спине и шептал:

– Успокойся! Прошу тебя, успокойся!

Какие-то люди в форме сновали вокруг нас, кричали, приказывали, пытались задавать вопросы, но он что-то сердито говорил им, и наконец от нас отстали.

Наконец я спросила сквозь всхлипы:

– Откуда ты взялся? Я же видела, ты уехал.

Олег улыбнулся.

– Решил вдруг, что могу улететь в Москву на самолете. Сошел на первой же станции, поймал машину – и вот я здесь! Как оказалось, вовремя!

Я уткнулась в его грудь лицом и прошептала:

– Ты всегда вовремя!

Видно, автобусу было суждено уехать в Марьясово без меня. В кафе набежала пропасть милицейских и прокурорских начальников. Как же, ЧП, да еще какое! Можно на всю Россию ославиться! Бориса увели в наручниках. Он что-то мычал, крутил головой. Лицо его было залито кровью. Фельдшер «Скорой помощи», перевязавший его, сказал, что майор легко отделался, удар пришелся вскользь. Содрало кожу, но видимых повреждений черепа не было. Это меня успокоило. Правда, еще добрых полчаса меня мурыжили следователи, но в глазах начальства я, как ни странно, выглядела героиней: не позволила пьяному майору натворить еще больших бед. Но объяснения с меня взяли. Так что в уголовном деле я буду фигурировать обязательно, к счастью, как свидетель.

Все это время Олег был со мной, подбадривал, поддерживал, пресекал попытки облобызать меня за достойное выполнение служебных обязанностей. Начальник РОВД даже намекнул, что не прочь дать обратный ход моему рапорту. Дескать, обидно расставаться с хорошими сотрудниками.

Объяснения, комплименты, внимание начальства чрезвычайно меня утомили, и тогда Олег, бросив на ходу пару фраз, вывел меня из кафе. Через пятнадцать минут мы сидели в номере крохотной районной гостиницы, пили горячий чай и молчали. Что-то должно произойти. Мы оба это чувствовали, но не решались начать разговор. А я думала, насколько все просто было в тайге, в горах: и как трудно сейчас заговорить о том, что слишком важно для нас обоих.