Невеста-наследница - Коултер Кэтрин

— По-моему, она полоумная, — сказала Алике.

— Возможно, — раздумчиво согласилась Софи. — Но знаешь, Синджен, у меня такое ощущение, что все ее странности могут быть всего лишь притворством. Мне кажется, она пытается внушить тебе, что она как бы не от мира сего, но на самом деле это совсем не так.

— Она уверяла меня, что Колин меня не любит, что он влюблен в некую другую. Еще она обожает целовать его в губы, когда он этого совсем не ждет. Но с другой стороны, она, похоже, ничего не имеет против меня, не то что тетя Арлет. В общем, она, конечно, странная личность. — Синджен потянулась и зевнула. — Что касается стоимости ее платьев, то это отличный вопрос. Пожалуй, я задам ей его завтра.

— При условии, что твой муж позволит тебе встать с постели, — с усмешкой сказала Софи.

— И то сказать, Синджен, вид у тебя и впрямь утомленный.

— Все, что мне нужно, — это еще одна ночь хорошего, крепкого сна, — твердо сказала Синджен. — Завтра я непременно должна начать исполнение своего плана. А послезавтра — и ни днем позже — мы должны закончить дело. И не забудьте про своих мужей. Они наверняка нагрянут сюда, в этом можно не сомневаться.

— Ну что ж, — сказала Софи. — Мы будем молиться, чтобы ты оказалась права и они не появились здесь до пятницы. Завтра утром мы будем завтракать здесь, вместе с тобой, и ты расскажешь нам про свой план. Согласна?

— Про какой такой план? — спросил Колин, стоявший в дверях.

— Он ходит так же бесшумно, как Дуглас, — пожаловалась Алике. — Это действует мне на нервы.

— Речь шла о наших планах на завтрашний день, о чем же еще? — спокойно объяснила Софи и, встав с колен, начала отряхивать юбку от частиц золы, вылетевших из камина. — О том, как мы разделим между собой домашние дела и все такое прочее. Мы разговаривали о таких вещах, которые не интересуют мужчин: обсуждали беременность Алике, ее самочувствие, говорили о том, как будем вязать детскую одежду и пинетки и так далее в том же духе.

Колин по достоинству оценил этот отвлекающий маневр, и в его синих глазах появился хищный блеск.

— Вы думаете, эти предметы интересуют только женщин? Ну нет, мне они тоже очень интересны. Уверяю вас, я буду очень стараться, чтобы у Джоан поскорее вырос большой живот, в котором будет мой ребенок.

— Колин, как можно!

— Да-да, может быть, я даже выучусь вязать, и тогда мы сможем вдвоем сидеть у камина, щелкая спицами и выбирая имя для нашего отпрыска.

Софи, делая вид, что не слышит его, невозмутимо сказала:

— Ну вот, теперь огонь в камине будет гореть несколько часов. Пойдем, Алике. Спокойной ночи, Синджен.

Когда за ними закрылась дверь, Колин подошел к кровати, сел и задумчиво посмотрел на жену.

— Твои невестки так же опасны, как и их мужья. Только их уловки иного свойства. Лично я не доверяю им ни на йоту. А теперь, Джоан, расскажи мне, что вы замышляете.

Она нарочно зевнула пошире.

— Уверяю тебя: ничего. О Господи, по-моему, я могла бы проспать целую неделю.

— Джоан, не встревай в мои дела, — сказал он спокойно, пожалуй, слишком спокойно.

— Ну разумеется, — ответила она и раскрыла было рот, чтобы изобразить еще один зевок, однако передумала.

Это не укрылось от его взгляда, и, пристально глядя на нее, он вопросительно поднял бровь.

— Ты мне много чего сказала, когда я приехал из Эдинбурга. Ты была так больна, что бредила, и на языке у тебя было то же, что и на уме. Ты все время повторяла, что должна меня защитить; не могу сказать, что это было мне в новинку, но ты постоянно лопотала о Робби Макферсоне и о том, что он здесь. Ну так вот, дорогая моя женушка, я приказываю тебе никуда не отлучаться из замка. Предоставь мне справляться с этим ублюдком.

— Он очень миловидный, — сказала Синджен и тут же поняла, что сболтнула лишнее. У нее пресеклось дыхание, и на лице мелькнуло выражение испуга.

— Ах вот оно что, — промолвил Колин, наклонившись над ней и положив руки на переднюю спинку кровати по обе стороны от ее лица. — Стало быть, ты встречалась с Робби, не так ли? Когда? Где?

Она попыталась небрежно пожать плечами, но это было нелегко, поскольку теперь его пальцы легонько поглаживали ее горло. А не придет ли ему в голову придушить ее?

— Я каталась верхом и повстречалась с ним у озера Лох-Ливен. Он повел себя немного невежливо, и я уехала. Вот и все.

— Ты врешь, — сказал Колин и вздохнул, вставая со своего места.

— Ну, еще я забрала у него его лошадь. Но больше я ничего ему не сделала, честное слово. — Тут она вспомнила об ударе хлыстом и открыла было рот, чтобы сказать об этом, но Колин опередил ее:

— Ты забрала у него лошадь! Черт побери, я и не подозревал, что женщинам так нравится совать свой нос в то, что их не касается! Нет, не пытайся нагромождать еще больше вранья, просто пообещай мне, что не выйдешь за пределы замка.

— Нет, — решительно сказала она. — Я не могу тебе этого обещать.

— Тогда мне придется запереть тебя в твоей спальне. Я не потерплю ослушания, Джоан. Роберт Макферсон — человек опасный. Ты сама в этом убедилась, когда осколок камня поранил тебе щеку.

Его слова не слишком обеспокоили Синджен; в конце концов, теперь с ней были Алике и Софи. Втроем они смогут оградить Колина от любой опасности.

— Я согласна с тобой, — сказала она. — Он действительно опасен. Это странно, ведь у него такое хорошенькое лицо.

— Может быть, именно из-за этого он и стал таким подлецом. Впрочем, это не более чем мое предположение. Когда он повзрослел и достиг возраста мужчины, черты его лица не сделались тверже, как тому надлежало быть, а, напротив, смягчились. Вот он и ожесточился, стал злобным и упрямым. Ну что, жена, будешь ты меня слушаться или нет?

— Ах, Колин, ты же знаешь: в большинстве вопросов я охотно подчиняюсь твоей воле. Но в некоторых делах ты должен позволить мне поступать так, как я считаю нужным.

— Ну да, разумеется, и одно из этих твоих «некоторых дел» — наше супружеское совокупление.

— Вот именно.

— Ты говоришь об этом с такой уверенностью, потому что знаешь — я не такой мерзавец, чтобы овладеть тобой теперь, когда ты еще не оправилась после болезни. Я прав?

Он был прав, и Синджен пришлось утвердительно кивнуть.

Он вздохнул, запустив пальцы в свои густые черные волосы.

— Джоан, я дурно вел себя с тобой, когда приехал домой из Эдинбурга в первый раз.

— О да, ты вел себя как невыносимо мелочный, гадкий невежа.

— По-моему, ты сгущаешь краски, — возразил он, несколько смутившись. — Во всяком случае, теперь я убедился: мои дети очень к тебе привязались. Мой маленький шестилетний сын рисковал жизнью, чтобы приехать за мной в Эдинбург.

— Я знаю. Когда я вспоминаю об этом, у меня кровь стынет в жилах. Он очень храбрый мальчик.

— Он — мой сын. Она улыбнулась.

— А Далинг, когда ее удается уговорить вынуть палец изо рта, поет тебе дифирамбы. Впрочем, ее хвала больше относится не к тебе, а к твоей лошади.

Колин был явно озадачен и, к удивлению Синджен, казался немного расстроенным.

— Теперь ты согласен, что руководить ведением домашнего хозяйства — это мое законное право и прямая обязанность?

— Наверное, ты права. Кстати, Макдуф сказал, что ты попросила его передать мне кое-что на словах. Ты будто бы сказала, что не собираешься красть мою шкатулку. Что ты хотела этим сказать?

— Я хотела сказать, что вовсе не желаю что-либо у тебя отбирать, что я бы ни за что не стала покушаться на то, что принадлежит тебе, — как эта шкатулка, которую ты прятал в дупле дуба, чтобы ее не увидел твой жадный брат. Я просто хочу разделить с тобой то, что принадлежит нам обоим. Я не Малколм и не твой отец.

Он отвернулся.

— Я вижу, что Макдуф чересчур разговорился.

— Он просто хотел, чтобы я лучше поняла тебя. А когда у тебя день рождения?

— В последний день августа. Но зачем ты спрашиваешь?

Она только молча покачала головой и улыбнулась. Интересно, стихи каких поэтов ему нравятся больше всего? Подумав об этом, Синджен зевнула, на сей раз уже непритворно, и Колин сказал: