В погоне за мощью. Технология, вооруженная сила и общество в XI-XX веках - Уильям Мак Нил

В 1850-х удалось (по крайней мере, в Западной Европе) взять под удовлетворительный контроль фактор, столь разрушительный для учреждений и правительств Старого Режима столетием ранее. Бури войн Французской революции и первая волна промышленной революции стали уходить в прошлое. Последующие два десятилетия либеральные идеи мира, процветания, свободной торговли и частной собственности упрочились как никогда прежде.

По прошествии более чем ста лет легко разглядеть ошибочность узких привязанностей и этноцентрических взглядов либералов Великобритании, Франции, Германии или Соединенных Штатов XIX в. Хотя с 1870-х волна общественных изменений и пошла в сторону коллективных действий, подтвердив первичность командного принципа в человеческих отношениях, было бы уместным подчеркнуть поистине необычный характер краткого периода превосходства Великобритании и Франции 1840-х-1880-х на мировой арене. Произведенные машинным способом дешевые товары и основанное на машинном производстве малозатратное превосходство вооруженных сил могли быть — и были — экспортированы. В результате мир оказался спаян в единое взаимодействующее целое. Всемирный рынок перешагнул через все политические границы, хотя пошлины на ввоз в Соединенных Штатах и России, а также естественные препятствия на пути ввоза товаров в глубинные области Африки и Азии замедляли глобализацию экономических отношений.

Достигнутая в 1870-х межконтинентальная интеграция человеческого труда означала новую веху в истории развития человечества, сравнимую с коммерческой интеграцией Китая эпохи Сун девятью веками ранее. Как указывалось во второй главе, достижения китайцев XI в., возможно, сыграли определяющую роль в запуске всемирного процесса распространения рыночных отношений, достигших наивысшей отметки в модели глобальной торговли XIX в. Коммерциализация различных ландшафтов в Китае эпохи Сун позволила выжить значительно большему числу людей и подняла на новый уровень производительность труда. Подобным же образом всемирная интеграция определяемого рынком человеческого труда в XIX в. дала возможность прокормить быстрорастущее население за счет резкого повышения производительности. Вот уже более века мы являемся наследниками этого достижения, несмотря на все препятствия свободному перемещению товаров и услуг. Последнее было введено во всемирную рыночную систему благодаря двойственным соображениям требований благосостояния и ведения войн.

Глава 8. Интенсивное военно-промышленное взаимодействие. 1884–1914

Индустриализация войны может быть датирована 1840-ми годами, когда железные дороги и полуавтоматизированное массовое производство вкупе с прусскими казеннозарядными пушками и французскими экспериментами в задействовании силы пара для противостояния британскому морскому превосходству стали преобразовывать военные учреждения предшествовавшего времени. Подобным образом интенсификация взаимодействия между промышленной и военной составными европейского общества в условиях флотской гонки стала достоянием общества Великобритании в 1884 г. Опытный журналист В. Т. Стид и амбициозный флотский офицер капитан Джон А. Фишер стали глашатаями этого предприятия — хотя другие также приложили руку к закулисному дирижированию общественным мнением.

Размывание британской стратегической позиции

Их успех зижделся на том основополагающем факте, что британская стратегическая безопасность с 1870-х подвергалась систематической эрозии — в основном, в силу распространения промышленных технологий с Британских островов в другие страны. Этот процесс набрал обороты в 1850-х, когда Германия и Соединенные Штаты стали оспаривать (а в ряде областей даже превосходить) британские опыт и возможности. В более узкой области флотского вооружения ввиду экспорта высоких технологий за рубеж британское превосходство также оказалось под угрозой. Частные верфи и оружейные производства Великобритании играли активную роль в этом процессе. Фактически, после правительственного решения 1864 г. о передаче заказа на артиллерийские орудия для вооруженных сил вулвичскому арсеналу, Армстронг и другие британские фирмы смогли сохранить производство лишь благодаря заграничным заказам. Однако когда в 1882 г. Армстронг построил для Чили крейсер (достаточно быстроходный, чтобы уходить от более мощных кораблей, и в то же время обладавший артиллерийским вооружением, превосходившим однотипные суда), готовность предоставить свой технический опыт любому платежеспособному покупателю стала угрожать британской военно-морской безопасности[348]. Быстроходные крейсера были особенно опасны для Британии в период, когда страна стала зависеть от поставок продуктов питания из-за Атлантики. С середины 1870-х снижение стоимости транспортировки позволило снабжать Лондон и Ливерпуль пшеницей и другим продовольствием с отдаленных равнин Северной Америки (а вскоре и из Аргентины и Австралии) по ценам значительно более низким, нежели у британских фермеров. Отсутствие пошлин, защищавших другие страны Европы от заморской сельскохозяйственной продукции привело к резкому сокращению зернового фермерства в Великобритании[349]. Насколько бы благоприятной ни была дешевизна хлеба для городских рабочих классов, она в то же время означала резко возросшую уязвимость. В 1880-х, когда 65 % зерна Британии поступали из-за рубежа, флот неприятельских крейсеров, способный перехватывать трансатлантические поставки, мог за несколько месяцев поставить Великобританию на грань голода.

Эта возможность побудила французских политиков и флотских офицеров возобновить старое соперничество с Британией на море. Группа флотских теоретиков (так называемая jeune ecole) выступила с утверждением о том, что приспособленные для обстрела побережья канонерки, быстроходные крейсера и еще более скоростные торпедные катера являли собой набор, достаточный для сведения на нет британского морского превосходства. Дешевизна подобных кораблей была необычайно привлекательной: постройка одного броненосца обходилась во столько же, сколько 60 торпедных катеров, тогда как попадания единственной торпеды ниже уровня ватерлинии было достаточно для того, чтобы потопить любой военный корабль. После катастрофы, постигшей Францию в 1870–1871 гг., перевооружение сухопутных войск вновь вышло на передний план, и потому план, обещавший снизить расходы на флот и в то же время заставить британские корабли покинуть Средиземное море и отойти от французского побережья Атлантики, казался неотразимым. Соответственно, в 1881 г. Палата представителей проголосовала за выделение средств на постройку 70 торпедных катеров и прекращение постройки броненосцев. Через пять лет назначенный военно-морским министром сторонник jeune ecole Х.Л.Т. Об (1886–1887 гг.) смог убедить Палату утвердить программу постройки 14 крейсеров для перехвата торговых судов и дополнительно 100 торпедных катеров. Хотя адмиралы броненосного флота все еще находились на службе, а после 1887 г. восстановили свое главенство во французском флоте, в середине 1880-х казалось, что традиционный соперник Британии связывает свои надежды с радикально новыми видами вооружения для ближнего боя, одновременно возвращаясь к стратегии вековой давности— перехвату торгового судоходства на дальних расстояниях[350].

Подобная стратегия казалась крайне угрожающей маленькой группе технически продвинутых британских офицеров, следивших за развитием самодвижущихся торпед с момента их создания в Фиуме (Австро-Венгрия) в 1866 г. британским эмигрантом Робертом Уайтхедом[351]. Маленькие, быстроходные торпедные катера, подобные предлагаемым к постройке во Франции, имели мало оснований опасаться существовавших в 1881 г. больших судов. Британские корабли были вооружены заряжавшимися с дульной части тяжелыми орудиями, весившими до 80 тонн. Воздействие огня подобных монстров на крупные цели с малого расстояния было сокрушительным. Именно для подобных задач они и были созданы, так как полагалось, что битвы на море будущего будут повторять ближний бой нельсоновских времен. Однако малый темп огня подобных пушек и их неприцельность на большой дальности означала, что малые быстроходные корабли могли подойти, выпустить торпеды и удалиться, прежде чем Королевский флот успел бы навести орудия. Вкратце— Голиаф вновь столкнулся с Давидом, и на сей раз на море.

Смертоносные для бронированных кораблей торпеды с дальностью хода 500–600 ярдов были еще недостаточно совершенны, однако растерянность в британском флоте еще более усугублялась тем обстоятельством, что проходившая одновременно революция в артиллерии сделала дульнозарядные орудия безнадежно неэффективными. Самые важные нововведения были сделаны в области метательных порохов. Придание зернам пороха формы полого цилиндра позволяло обеспечить одновременное горение как наружной, так и внутренней поверхности, что сделало скорость химической реакции в стволе орудия постоянной с момента начала и до окончания горения. Заслуга этого изобретения в основном принадлежит офицеру американской армии Томасу Дж. Родману (ум. в 1871 г.); в сочетании с открытием в 1880-х нитроцеллюлозных взрывчатых веществ (в этой области первенство принадлежало французам) стало возможным производить более мощные и бездымные метательные пороха.