Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции - Алексей Толпыго

Через несколько дней (23.06) происходит пресловутое «королевское заседание» (о котором уже упоминалось не раз), где Мирабо рявкнул: «Мы здесь по воле народа, и уступим только силе штыков!» Смущенный представитель короля удалился. Но что же делать дальше? Вновь встал Сийес. «Мы сегодня то же, что вчера, – сказал он, – приступим к заседанию».

Конечно, он заблуждался (или, вернее, сознательно исказил истину): отказавшись подчиниться приказу короля, представители народа стали уже совсем не тем, чем были, стали много большим – к добру или к худу. Так или иначе, Собрание вновь действует по воле Сийеса – он один из очень немногих, кто знал, как надо действовать.

Его слушают внимательно («раз уж Сийес заговорил, значит…»). Именно Сийес провел административную реформу Франции: по его докладу Национальное собрание приняло проект, уничтоживший старинные провинции Франции – графство Прованс, герцогство Бургундия, королевство Наварра. Их место заняли 83 безликих департамента. Спорная реформа, но логичная, для Сийеса это было важнее всего.

В июне 1790-го его избирают очередным председателем Собрания. Но Сийес по-прежнему выступает редко: он не Мирабо, не Робеспьер. Его, разумеется, ввели в Конституционную комиссию. Но его проект конституции был отвергнут (в первый, но далеко не в последний раз), обиженный Сийес отмалчивается, отходит от работы.

По принципиальному вопросу о гражданском устройстве духовенства он голосовал «за». Но когда ему после этого предложили должность конституционного епископа Парижа, он отказался: духовная карьера его определенно не привлекала.

Постепенно его взгляды становятся все более умеренными. После бегства короля он горячо защищал монархию. Мало-помалу начинает даже склоняться к двухпалатности, против которой он раньше так решительно возражал.

3

В 1791 году работа Национального собрания окончена. Войти в следующий парламент (Законодательное собрание) он не может, поскольку закон запрещал всем депутатам Учредительного собрания быть избранными вторично.

А между тем атмосфера в стране накаляется. Происходит революция 10 августа 1792 года, и начинаются выборы в Конвент. Избираться Сийесу было, конечно, нетрудно (на этот раз запрет на переизбрание не действовал), однако желательно ли ему быть избранным?

Он чувствовал, что опасно и быть, и не быть депутатом. Левые были ему врагами. «Не упускайте из виду аббата Сийеса», – шипел Марат. Дантон резко критиковал его в клубе якобинцев. Поразмыслив, Сийес решил все же, что отказаться от избрания опаснее, чем быть избранным. Однако в Конвенте он два года упорно отмалчивается, стараясь прежде всего казаться незаметным. Впоследствии, когда его спросили, что же он делал во время Террора, он ответил: «Я жил».

Но было несколько моментов, когда «притворяться мертвым» было невозможно – надо было делать выбор. Самым известным из таких эпизодов было голосование о том, какой каре должен быть подвергнут низложенный король.

Монтаньяры требовали смерти, жирондисты пытались спасти короля. Голосование длилось 24 часа, каждый из 721 депутата должен был выйти на трибуну и высказать свое мнение. Сказаться больным? Наверное, это было еще опаснее.

Большинство депутатов, голосуя за казнь, или за тюрьму, или за изгнание, добавляли к этому несколько красноречивых фраз, так или иначе мотивируя свое голосование. Наиболее известна в этом смысле фраза Барера, этого Анакреона гильотины, который сказал: «Смерть. Только мертвые не возвращаются».

Сийес, согласно стенограмме заседания, сказал только одно слово: «La morte (sans phrase)». Что в переводе означает: «смерть».

Он старался сказать как можно меньше, но дела это не меняло – на все последующие годы он остался «вотировавшим», как говорили тогда.

Между тем в том же страшном 1793 году начинает восходить звезда Наполеона: его производят в генералы за взятие Тулона.

4

15 августа 1769 года на Корсике в семье Бонапартов родился мальчик, которому при крещении дали имя Наполеон. Семья была многодетной, что впоследствии сыграло весьма существенную, а может быть, роковую роль в судьбе Франции.

Годом раньше Корсика была присоединена к Франции, так что мальчик родился французом, впрочем, вплоть до 20 лет он подписывался на итальянский манер «Буонапарте». Отец его умер рано, так что главой семьи стал его старший брат Жозеф.

Когда юный Наполеон немного подрос, его отдали в военную школу, затем он стал офицером. Как и все молодые офицеры, он придерживается прогрессивных взглядов. Немного балуется литературой: Сен-Жюст (который был почти ровесником Бонапарта) писал поэмы в духе Вольтера, Бонапарт пишет сказки, «Диалог о любви», «Рассуждение о счастье» (трактат для конкурса лионской академии), «Письмо Буттафьочо»; хотя все эти произведения откровенно слабые, о последнем придется еще сказать два слова.

Пока что отношение к Франции у молодого офицера скорее негативное, как корсиканец, он примыкает к сторонникам корсиканского лидера Паоли, и похоже, что он станет одним из лидеров борьбы корсиканцев за независимость, может быть – преемником Паоли. Но «судьба играет человеком»: между кланом Бонапартов и Паоли происходит полный разрыв, партия Паоли побеждает, и молодому офицеру волей-неволей приходится окончательно покинуть Корсику и попытаться все-таки сделать карьеру во французской армии. Тем более, что революция уже началась, и для честолюбия открывается широкое поприще.

Последовавшая в 1792 году война открывает дополнительные перспективы для талантливого офицера. А летом того же года он, находясь в Париже, видит, как 20 июня толпа врывается во дворец и король принимает их, пьет за их здоровье.

«Какое ничтожество! – говорит он о короле. – Так унизиться перед этими канальями! Будь у меня две батареи, я бы перебил несколько сот, а прочие разбежались бы!»

Впрочем, в июне король оказался, как будто, прав: его флегматичное спокойствие усмирило мятеж… на два месяца. Но 10 августа народ вновь идет на Тюильри и берет его штурмом – король низвергнут, защищавшая его швейцарская гвардия перерезана. Бонапарт и на этот раз наблюдал за событиями с площади Карусели.

«Ни одно поле битвы, – напишет он много лет спустя, – не являло мне впоследствии такой горы трупов, какой предстали передо мной тела швейцарцев: потому ли, что на фоне ограниченного пространства они казались особенно многочисленными, потому ли, что это зрелище было первым моим впечатлением подобного рода…»

Эти слова чем-то напоминают слова Сен-Жюста о взятии Бастилии. Бонапарт, как и Сен-Жюст, позже успешно преодолел свое отвращение к крови. Но Сен-Жюст стал фанатиком Революции, Бонапарт начал на 3–4 года позже, когда идеалы Революции успели изрядно потускнеть, и стал холодным прагматиком.

5

В 1793 году на Корсике партия, к которой с недавних времен принадлежат Бонапарты, терпит поражение, вроде бы окончательное. Во всяком случае для Бонапартов окончательное, семейный дом в Аяччо разорен, Бонапарты вынуждены эмигрировать во Францию. Семья устраивается в Марселе, а Наполеон Бонапарт отброшен обстоятельствами к самому крайнему политическому флангу, в лагерь якобинцев.

Тогда-то, летом 1793 года, Наполеоном был написан памфлет «Ужин в Бокере». Посвященный событиям федералистского мятежа жирондистов, он и сегодня читается, как злободневный.

Автор утверждает, что он сам несколько дней назад ужинал в трактире и прислушивался к спору между сторонниками Парижа и федералистов, которые в тот момент держали в своих руках Марсель. Послушаем спорщиков:

«Марселец

Наша армия в Эксе; на смену прежним прибыли три хороших генерала; в Марселе набирают новые батальоны, у нас новый корпус артиллерии, несколько орудий 24-го калибра: вскоре мы будем в состоянии взять Авиньон…

Военный

Всё это говорят, чтобы увлечь вас в пропасть, которая с каждым мгновением углубляется и которая поглотит, быть может, самый прекрасный город Франции, город, более других отличившийся своими заслугами, но вам говорили также, что вы пройдете через всю Францию, что вы будете задавать тон Республике, а первые же ваши шаги обернулись поражением; вам говорили, что Авиньон может долгое время сопротивляться 20-тысячной армии, а им в двадцать четыре часа овладела одна колонна войска без осадной артиллерии; вам говорили, что весь Юг поднялся, а оказалось, что вы одни… У вас было 3600 человек; добрая половина из них рассеялась; Марсель и еще кое-какие беженцы из департамента могут дать вам 4000 человек; это еще много! Значит у вас будет 5000–6000 человек, действующих несогласованно, разъединенных, необстрелянных… У вас есть орудия 24-го и 18-го калибра, и вы считаете себя неодолимыми? Вы держитесь расхожего мнения, однако сведущие люди скажут вам, а печальный опыт вскоре покажет наглядно, что хорошие орудия 4-го и 8-го калибра не менее эффективны для ведения войны на открытой местности, а во многих отношениях предпочтительнее…