Путешествия Лемюэля Гулливера - Джонатан Свифт

Я собирался было пуститься в дальнейшие подробности, но хозяин приказал мне замолчать.

«Всякий, кто знает еху, – сказал он, – без труда поверит, что это гнусное животное способно совершить все, о чем вы рассказывали, если это окажется ему по силам». Но мой рассказ поселил в его уме тревогу, какой он никогда раньше не испытывал. Он всегда гнушался еху, населяющих эту страну, но все же он не больше осуждал их за все их недостатки, чем гннэйх (хищную птицу) за ее жестокость или острый камень за то, что он повредил ему копыто. Но ведь в моих рассказах самые ужасные злодеяния совершают существа, обладающие, по-видимому, большими умственными способностями. Это наводит его на мысль, что развращенный разум, пожалуй, хуже звериной тупости. По его мнению, это уже не разум, а какая-то особая способность, содействующая развитию наших природных пороков.

Под конец он сказал мне, что уже достаточно наслушался о войне. Теперь его интересует другое. В своем рассказе я упомянул, что кое-кто из матросов на моем корабле покинули родину, потому что были разорены законом. Это выражение очень удивило моего хозяина. Он не мог понять, каким образом закон может привести кого-нибудь – судя по моим рассказам – к разорению. Ведь весь смысл закона заключается в охране интересов каждого гражданина. Поэтому он просит объяснить ему, что такое этот закон и кто такие его слуги. По его мнению, руководства природы и разума достаточно для разумных существ, какими мы себя считаем.

Я ответил его милости, что всячески постараюсь удовлетворить его желание, хотя закон и право – такие предметы, в которых я очень мало сведущ.

Я объяснил ему, что в нашей стране имеется многочисленное сословие людей, которые с молодых лет обучаются доказывать, что белое – черно, а черное – бело, смотря по тому, за что им больше заплатят. Это сословие держит в рабстве весь народ.

Так, например, если соседу понравилась моя корова, то он нанимает адвоката с целью доказать, что по закону он имеет право отнять у меня корову. Тогда для защиты моих прав на корову мне приходится нанимать второго адвоката, так как закон никому не позволяет лично защищаться на суде. Мало того: в качестве законного и настоящего собственника я попадаю в особо невыгодное положение на суде. Дело в том, что каждый адвокат чуть ли не с колыбели привык отстаивать неправду. Поэтому, защищая правое деяние, он непременно будет чувствовать себя весьма неловко и не сумеет проявить достаточно энергии и искусства. К тому же ему придется все время соблюдать крайнюю осторожность: выказав чрезмерную горячность в защите правого дела, он рискует получить замечание со стороны судей и унизить достоинство своего сословия.

Строго говоря, у меня есть только два способа сохранить свою корову: первый – подкупить адвоката противной стороны, чтобы он дал понять суду, будто защищает правое дело; второй – убедить моего защитника изобразить мои притязания на корову как явно несправедливые, намекнув, что на деле корова принадлежит моему противнику. И в том и в другом случае – безразлично, признает ли суд, что правда на стороне противника, или что требования мои незаконны, – у меня есть надежда выиграть дело.

Ваша милость, продолжал я, должна знать, что судьями у нас называются лица, на которых возложена обязанность разрешать всякие споры о собственности и судить преступников. Их выбирают из числа самых искусных адвокатов, когда они состарятся и обленятся. Выступая до назначения судьями в качестве адвокатов, эти люди приучаются потворствовать обману, клятвопреступлению и насилию. Я знал немало почтенных судей, которые решительно отказывались от крупных взяток, предлагаемых им правой стороной, не желая способствовать торжеству правды и тем самым оскорбить достоинство своего сословия.

При разборе различных тяжб они тщательно избегают входить в существо дела; зато кричат, горячатся и болтают до изнеможения по поводу таких вещей, которые, строго говоря, не имеют никакого отношения к делу. Так, в приведенном мной примере они и не спросят, какое право имеет мой противник на мою корову, но будут без конца толковать о том: рыжая ли корова или черная; длинные у нее рога или короткие; дома ли ее доят или на пастбище; каким болезням она подвержена, и прочее, и прочее.

Следует также принять во внимание, что эти люди применяют в разговоре столько специальных слов и выражений, что их речь почти непонятна для обыкновенных смертных. Точно так же составлены и все законы. Законов этих так много и они так непонятны, так противоречивы, что ими совершенно невозможно определить, какой поступок законен, а какой нет, какой справедлив, а какой несправедлив, где правда, а где ложь. Немудрено, если при таких законах и с такими судьями требуется тридцать-сорок лет, чтобы выяснить, мне ли принадлежит поле, доставшееся от моих предков, владевших им в шести поколениях, или какому-либо чужеземцу, живущему за триста миль от меня.

Суд над лицами, обвиняемыми в государственных преступлениях, происходит гораздо быстрей. Судьи просто справляются у властей, желают ли они, чтобы обвиняемый был осужден или оправдан.

А затем, согласно полученным указаниям, либо приговаривают его к повешению, либо оправдывают. Но, разумеется, и в том и в другом случаях они строго руководствуются законами{66}.

Теперь, ваша милость, так закончил я свой рассказ, вы, конечно, уяснили себе, что значит «быть разоренным законом».

Глава шестая

Продолжение описания Англии. Роль первого, или главного, министра при европейских дворах.

Но тут возникло новое затруднение: мой хозяин не мог понять, что побуждает всех этих судей затрачивать столько усилий только для того, чтобы причинять вред и обиды своим ближним. А главное – для него было совершенно непонятно выражение «за плату».

В ответ на его недоуменные вопросы мне пришлось объяснить, что такое деньги, из чего они изготовляются и какова ценность благородных металлов. Если еху, сказал я, обладает большим запасом этого драгоценного вещества, он может приобрести все, что ему вздумается: красивые платья, великолепные дома, обширные поместья, роскошную мебель, самые дорогие яства и напитки. И так как только одни деньги способны доставить все это, то наши еху ценят деньги превыше всего на свете и желают иметь их как можно больше. Благодаря огромному значению денег богатые подчиняют себе бедных и пользуются плодами их трудов. На каждого богача приходится более тысячи бедных. Можно прямо сказать, что огромное большинство нашего народа принуждено влачить жалкое существование и надрываться над тяжелой работой, получая самую ничтожную плату, только для того, чтобы меньшинство могло жить в изобилии. Все это было непонятно моему хозяину, который считал, что все животные имеют право на свою долю земных плодов, особенно те, которые господствуют над остальными.