Ожог - Артем Тихомиров

— Значит, вы верите, что это проклятие? — спросил Максим.

Ему крупно повезло, что отец Ксении оказался словоохотливым. Впрочем, ничего удивительного. Судя по всему, он живет в одиночестве и давно ни с кем не разговаривал с глазу на глаз. А про свое семейное черное пятно, наверное, вообще никогда…

— Мне кое-что ее мать рассказала.

— Я знаю о том, что она собиралась отвести Галину к волхву, но передумала.

— Это написано в дневнике Ксюши?

— Не очень подробно… — сказал Максим.

— Да, это я ей рассказывал, после того, как Галя умерла. Марина Федоровна перед смертью мне много чего раскрыла. А не пошла она к колдуну потому, что Галя явилась ей ночью накануне и приказала молчать, иначе убьет ее.

— Галина?

— Нет. Именно то, что вечно таскалось за ее спиной. Эта тварь, как ее не назови проклятую… Теща помнила, что Галина стояла возле ее кровати и грозила пальцем, а в глазах горели угли. Как в потухающем костре, мерцали. И вонь была якобы. Гарь.

У Максима мурашки побежали по спине… Призрак у кровати. Глубокие глаза-колодцы, на дне которых тлеют горячие угли.

— Вы ей поверили?

— Как я бы не поверил, сами посудите! — Воспоминания все сильнее выводили отца Ксении из равновесия. Голос стал неровным. — Я много лет наблюдал эту мерзость! А теща решилась мне открыть все, что знает, перед смертью, чувствовала, что долго после мужа не проживет…

— Извините, продолжайте, я слушаю.

Авеличев отвернулся к стене.

— Она и не повела дочь к волхву, потому что испугалась. Всеволод Алексеевич, муж, ничего не знал про этот случай. Он вообще считал, что Галина просто больная и ее нужно отправить не просто в спецшколу, а в дурдом. Я думаю, он прав. Тогда бы ничего не было. Может быть, Галина не вышла бы замуж вообще и не передала проклятие дальше. Было бы проще всем…

— Так что же это такое?

— Теща моя думала, что это от ее матери идет. Она тоже была не от мира сего. До четырех лет вообще не говорила, молчала. К семи годам стала сорванцом, с мальчишками все бегала, дралась. Теща говорит, что походила ее бабка, по словам родственников, на лохматого звереныша. Плохая наследственность, я думаю. Может, там что-то когда испортилось, породнились с чужаком, а другая кровь притянула зло… Хотя и другая есть версия, совсем… безумная…

— Какая?

— Я расскажу, не торопите.

Новая сигарета зардела в коротких пальцах Авеличева.

— Однажды эту девчонку увидели, что она роется в горячих углях от костра… Они тогда всей семьей ходили за грибами. Мать, отец, сестра отца и их дядя. Роется, значит, девчонка в углях, запросто берет их в руки и плюет на каждый. Тут дядя возьми и брякни: «Тянет ее свое. Родную кровь не перебьешь ничем… Оскверняет огонь, а потом с нас спросится». Девчонка посмотрела на него и что-то зашипела, никто ничего и не понял. Мать расплакалась. Дед рассказывал потом теще моей. Может, врал — пьяный был, как правило, поэтому его тянуло откровенничать. Мать Марины Федоровны, настоящая, умерла сразу, как родилась, а на самом деле это подкидыш… Его нашли в тот же день возле дома, лежащего на сорванном листе лопуха. Ни пеленок, никакой одежды не было. Роженица была без сознания, так ей и подсунули этого ребенка. Никто не знал, чей он. В деревне в тот день никто больше не рожал — и накануне тоже. Родственники решили все скрыть, но тогда, возле костра, дядя проговорился. Пришлось все матери рассказать. Она ответила: «Она чужая, я знаю, всегда чувствовала…» Оттуда это проклятие идет, я думаю. С огнем девчонка снюхалась. Не наша кровь тянула ее к золе и вызывала духа, и ничего с этим поделать было нельзя…

Максим молчал, пытаясь уложить всю новую информацию более-менее логичным образом. Значит, бабка Ксении вообще не из их рода, не из Авеличевых. Интересно получается.

— А как вы думаете, кто она была? Цыганка? Татарка? Мысли есть какие-нибудь?

— Нет, это ни одна народность, которая здесь на Урале живет. Нет — нечто иное. Нечеловеческое вообще.

— Почему вы так считаете?

Авеличев пожал плечами.

— Теща говорила. Она-то свою мать видела как-никак. Та будто пряталась за маской, за нормальным лицом, что ли. Очень редко что-то непонятное проявлялось. Мать Марины Федоровны была молчальницей, как повзрослела, вроде остепенилась и будто ушла в себя. И тоже…

— Что?

— Иногда говорила задом наперед. Или — тут, наверное, выдумала старуха перед смертью — на каком-то другом языке.

— Так кто она была? — настаивал Максим.

— Вы писатель, придумайте что-нибудь… Я бы больше определил, что она — не-человек. Подкидыш из лесу. А кто там обитает… поди разбери. -

Хозяин рассмеялся. — Вот так не повезло.

Максим задыхался — то ли от того, что было сильно накурено, то ли от страха. Снова возникло чувство, что за они в комнате не вдвоем.

Итак, Галина прожила здесь много лет, здесь же росла Ксения. Почему старик еще жив?..

Возникали тысячи предположений насчет матери Галины, самых фантастических. Подкидыш из леса. А кто там обитает…

Эльфы, что ли? Эльфы, согласно легендам, часто подбрасывают людям своих детей…

— Кровь подкидыша передалась моей теще, но в ней она спала. Марина Федоровна была нормальной женщиной, безо всяких там сдвигов, а вот дочь ее — другое дело. В ней, выходит, чужое проявилось сильней всего. То, что за ней ходило, уже пришло в наш мир на правах хозяина. — Авеличев стал шептать, потянулся вперед. — Смотрите… Что если оно хочет окончательно перейти черту? Оно стало сильным. Оно перескочило к моей жене и сделало ее такой. От этих стен и ото всех нас нечто отделяло несколько шажочков. Оно шарило тут своей ручищей, а сейчас… Если вы говорите, что умирают люди, то… Сила растет, понимаете. Галя передала это наследство Ксюхе, а все для чего?..

Максим с трудом выговорил. Глотка была сухая.

— Чтобы сделать последний шаг?

— Вот именно, товарищ писатель. Думайте.

Снегов сделал резкое движение.

— Постойте. Так… давайте не будем нагнетать…

Авеличев рассмеялся. Его голос стал на октаву выше. Писатель начал думать, что у старика едет крыша. Но что же здесь удивительного?

— Значит, вы думаете, что ваша жена передала это вашей дочери?

— Я уверен.

— Ладно. Пойдем дальше… Вы были в хороших отношениях с Ксенией?

— В хороших. Мы вместе… спасались от Галины, когда она становилась совсем чужая. Я…

Авеличев шумно вздохнул. Максим решил, что он старается не заплакать.

— А потом между вами все изменилось? Правда? Это написано в дневнике.

— Однажды я понял, что Ксения меняется. В одно утро, я увидел в ее лице отпечаток лица Галины. Словно моя жена в нее вселилась… Я перепугался.