Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ) - Виктор Ротов

Можно верить, можно не верить Симановичу, явно не страдавшему скромностью в описании своего значения при царском дворе. Но исторический факт состоит в том, что Трепов был скоропалительно смещен, а на его место назначен престарелый, больной и безвольный князь Голицын. Трепов продержался на должности Председателя Совета Министров чуть более полутора месяцев. 10 ноября 1916 г. назначен, 27 декабря отправлен в отставку.

А назначение нового, точнее, обновленного кабинета министров происходило анекдотически просто.

Анна Вырубова, убежденная Протопоповым и Симановичем, что фотография с надписью Распутина «старик» есть не что иное, как предсмертное волеизъявление старца, удивленная немало таким составом кабинета, однако, сочла своим долгом доложить императрице. Та вдруг обрадовалась «весточке» с того света любимого старца. Сверхсрочным курьером отослала список супругу в Ставку с припиской: «Ники, сам Бог благоволит».

Царь вызвал к себе Протопопова, вяло поинтересовался:

— Вы знаете этих людей? — и показал ему список, приложенный к фотографии, на которой было начертано «старик».

Протопопов, плут и циркач, изобразил на лице удивление при виде каракулей Распутина. Но обозначенных в списке людей характеризовал положительно.

Измученный военными неудачами, придворными инт ригами и бесконечными истериками благоверной, царь наложил размашистую резолюцию: «Быть посему».

На другой день появился высочайший Указ, и изумленный больше всех князь Голицын со своими министрами побежали на благодарный поклон к Анне Вырубовой. Они-то хорошо знали, что такие дела проходят только через ее руки.

Симанович и К° были в ударе. Они ликовали по поводу очередной царской глупости. Чем хуже — тем лучше! Сработала в очередной раз их знаменитая формула. Но вдруг и на их удачливом небосклоне разразилась гроза: министр Добровольский на первом же заседании нового кабинета министров поставил вопрос о высылке Симановича в Сибирь. Он хорошо знал о его проделках и терпению его, видно, пришел конец.

И Симановича выслали. Но он не успел как следует расстроиться по этому поводу, как был возвращен из ссылки. Не доехав до нее. И этому он ничуть не удивился. Его положение при дворе и в правительственных кругах было достаточно прочным, чтобы не беспокоиться за свою судьбу.

ОТ ФАЛЬШЬ — РЕВОЛЮЦИИ ДО РЕВОЛЮЦИИ

Николай II начинал уже понимать, что войну с Германией ему не выиграть. Заметно поубавилось патриотизма у народа. В военных кругах — неуверенность и нервозность. Приуныли придворные, затаились в правительстве. В Думе только не унимались — продолжали терзать этот вопрос ежедневно.

Алекс проела плешь с этим миром с Германией. И на сон грядущий, и с утра пораньше, когда он бывал дома, — одно и то же: Ники, ну отступись ты! Григорий Ефимович обеспокоен… (он был еще жив.)

Социал — революционеры ведут пропаганду против войны прямо в армейских частях в окопах.

Признаться, ему самому осточертело таскаться по фронтам в железнодорожном вагоне. Хотя он и оборудован по высшему классу под жилье и канцелярию Ставки. Жить на колесах и таскать за собой болезненного Наследника.

Ко всему прочему создалась грозная обстановка в столице: на заседаниях Думы все громче раздаются голоса о свержении царя. Домитинговались господа либералы! В такой обстановке задумаешься. В такой разноголосице не до войны. Не до жиру — быть бы живу.

Хотя поступали и другие данные — Германия сама на исходе сил. И сама ищет пути к миру. Внутри страны не менее горячо. Но не так, как в России. Пожалуй, другого выхода нет, надо принимать условия. Но при этом как‑то сохранить лицо перед союзниками — Англией и Францией. Нужна какая‑нибудь веская причина, якобы понудившая Россию к миру.

Конечно, условия, которые выдвинул Вильгельм, — более чем наглые. Но… Если учесть сложившуюся обстановку и приглушить самолюбие, то…

Николай уже в который раз бросил взгляд на письмо с мирными предложениями Вильгельма, вторую неделю лежавшее на столе, мозолившее глаза. И снова не удержался, крутнул головой. Польшу придется отдать. Прибалтийские губернии — тоже. Правда, Россия получает часть восточной Галиции и свободный выход через Дарданеллы. Можно, конечно, согласиться. Успокоится Алекс, поулягутся страсти в стране. Дума и социалисты попритихнут. Матушка — та взбеленится — позор! А с нею и великие князья. Но те всегда недовольны….

И снова стал прикидывать и так и этак. И опять получалось, что если он продолжит войну из‑за Польши и Прибалтики, то может потерять всю Россию: постоянное отсутствие в столице все более и более развязывает руки революционерам. А неудачи на фронте буквально сжигают его авторитет в народе. Вот и получилось, что вместо ожидаемого всплеска патриотизма и отвлечения народа от революционных брожений он получил как раз обратный результат — активизацию революции и озлобленность народа.

Мир с Германией! Другого не дано.

Но как при этом обосновать такой шаг перед союзниками? Ускорить как‑то революционные выступления в Петрограде? Стимулировать процесс? Но сделать так, чтобы и в самом деле не спровоцировать революцию. И под этим предлогом, мотивируя беспорядками в стране, пойти на мир с Германией. В этом случае, его не в чем будет упрекнуть — продолжать войну перед лицом революции ни одно государство не решится, если его правительство и Государь не выжили из ума.

Но они что‑то там медлят — подумалось грешным делом однажды. Он горько усмехнулся этим своим мыслям.

Но тут же подумал, что он и в самом деле в глубине души желает ускорения революционных событий. А что если?.. Если посодействовать им, а потом… И тут же пришла вполне реальная мысль — подключить к решению этой головоломки тех, кто все время ратует за мир. С самого начала войны. Алекс с ее гвардией во главе с отцом Григорием. Пусть голову поломают.

Появившись один раз, эта мысль постепенно укоренилась в его сознании. В очередном послании жене Николай и обмолвился намеком на то, что пора бы хорошенко присмотреться к мирным предложениям Вильгельма. Но для этого, мол, нужен приличный предлог, чтоб не ударить лицом в грязь перед уважаемыми союзниками. Мол, подумай, что можно предпринять в этом смысле.

Послание ушло в Петербург со специальным курьером. Послание ушло, а мысли жгли уставшее сознание. И так и этак прикидывал Николай и получалось, что только беспорядки в Петербурге могут его вывести из этого заколдованного круга. Хоть бери и организовывай эти самые революционные беспорядки!

А что?!

Эта нелепая мысль все более и более казалась реальной и спасительной. Он их организует, беспорядки. Он их и подавит.

И полетела в Петербург Протопопову шифровка по телеграфу: срочно прибыть в Ставку.

С министром внутренних дел к тому времени у царя сложились доверительные отношения. А иначе и быть не может! Министру внутренних дел иной раз приходится давать весьма и весьма деликатные поручения. Протопопов как‑то с самого начала вписался в этот круг забот царя и пользовался абсолютным его доверием.

Первый вопрос царя не застал Протопопова врасплох:

— Ну что там думские?

— Кричат.

— А как новый премьер?

— Милейший человек!..

Царь усмехнулся. Подумал как‑то некстати, что он ни разу еще не принял у себя Голицына. Нового премьера. Да и утверждать не стал новый кабинет. Обошлось на уровне фрейлины Вырубовой. Снова усмехнулся, подумав об этом. И с некоторым облегчением признался себе мысленно, что с таким вот старым и больным премьером сейчас как нельзя сподручнее ему — не докучает реформами. Сопит себе в две дырочки и помалкивает.

Поднял глаза на Протопопова.

— Извольте прочесть это, — Николай взял со стола письмо Вильгельма и протянул Протопопову.

Протопопов пробежал первые строчки и просиял глазами. Это же мечта! Добиться мира с Германией — это неограниченное доверие и поддержка императрицы! Эти мысли привели его в восторг. Он еле сдерживал себя, чтобы не вскочить и не обнять царя.

•— Ну так?.. — покручивая правый ус и пристально всматриваясь в лицо своего министра, тихо молвил Государь. — Вижу — рады. И государыня, знаю, радуется там, и отец Григорий. Вам бы подумать всем вместе…

Протопопов, возвращая бумагу на стол Государя, погас лицом, силясь понять смысл последних слОв его.

— С союзниками что будем делать?.. — как бы подсказал ему царь.

Протопопов опустил глаза в еще большем смятении — на что намекает царь? К чему клонит разговор? И вдруг его осенило: нужен приличный предлог перед союзниками, чтобы отказаться от дальнейшего ведения войны. Царь подождал и задал еще наводящий вопрос:

— Как там социалисты — революционеры? До меня доходят слухи, что готовится большое выступление.