Ленин: политический портрет. Кн. 2. - Дмитрий Волкогонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зорге продолжает направлять исключительно ценную информацию в Москву. Однако там уже решили, что талантливый советский разведчик — двойной шпион, и в январе 1939 года на него заводится дело-формуляр для "разработки" как предателя. Не случайно его донесения, особенно в 1941 году, остались без внимания. Зорге в январе, марте, мае предупреждает Москву о готовящемся нападении на СССР со стороны Германии. А 15 июня он точно указывает дату нападения — 22 июня… Если бы Сталиным были приняты необходимые меры, война была бы совсем другой, и для Советского Союза не было бы катастрофического начала.
Тем временем жена Зорге Максимова Екатерина Александровна попадает в застенки НКВД как шпион, ссылается в Сибирь и здесь 28 мая 1943 года загадочно умирает "от кровоизлияния в мозг". А женщине было всего 38 лет.
НКВД просто расправилось с женой "немецкого шпиона".
Лишь после войны и смерти Сталина в Кремле вспомнили о Зорге и его сверхважной информации.
На примере Рихарда Зорге мы лишь хотели показать, что Коминтерн был придатком спецслужб НКВД, где никогда в прежние времена не ценили эти кадры. "Бдительность" и подозрение — прежде всего.
В сталинские времена расходы на нужды Коминтерна были поставлены под более жесткий контроль. "Великий вождь" практиковал выделять финансовые средства не только "массовидным" порядком, но и весьма целенаправленно. Допустим, приехал Анри Барбюс и заявил, что хочет написать книгу "Сталин", естественно, нужно поощрить писателя. Специальным решением Политбюро французскому биографу отпускается "аванс" в 40 тыс. франков. Немного. Более крупно поощрить писателя следует по выходе книги в 1936 году…
А о бюджете теперь нужно было Г.Димитрову лично просить Сталина. Диктатор, разочаровавшийся в организации, давал лишь на содержание аппарата, а компартиям выделял почти исключительно через НКВД, минуя Коминтерн. Так, например, в 1937 году Сталину доложили смету ИККИ в сумме 12 048 028 в инвалюте и 18 658 762 рубля советскими денежными знаками. Расходы НКВД на Коминтерн шли особыми статьями, ибо речь здесь шла о деятельности далеко не партийной, а шпионской и террористической.
Димитров был вынужден по каждому случаю дополнительных расходов лично обращаться к Сталину. Это раздражало вождя. Теперь Коминтерн был больше нужен для НКВД как "человеческая база" подрывной работы в капиталистических странах, чем коммунистическому движению. Правда, иногда Коминтерн как-то "подыгрывал" Москве в ее внешнеполитических делах. Ф.И.Дан писал по этому поводу, что международный коммунизм — один из рычагов советской внешней политики. Но рычаг был слабый, ибо никто уже не сомневался относительно того, что кроется за вывеской Третьего Коммунистического Интернационала. Сталин все больше охладевал к этой организации, оказавшейся в конце концов сектой на содержании Москвы. В 1943 году Сталин без особого сожаления, без чьего-либо давления пошел на ликвидацию этого ленинского детища, хотя союзники не раз намекали ему о "неуместности" Коминтерна в условиях войны с Германией.
Очень скоро после смерти Ленина его надежда — Коминтерн, предназначенный для реализации самой гигантской фантастической идеи — создания Мировой Федеративной Коммунистической Республики, — будет низведен до роли придатка спецслужб. Очень послушного и исполнительного. Например, когда потребовалось убрать Зиновьева, Сталин дал команду: "Организовать поддержку" — и посыпались постановления "независимых компартий" с "одобрением" пленума ЦК ВКП(б) об отзыве Зиновьева как председателя Коминтерна и ликвидации этого поста.
Первой, естественно, верноподданнически отреагировала компартия Германии, которая решением своего Центрального Комитета "безоговорочно поддержала постановление пленума ЦК ВКП(б) и призвала членскую массу партии к яростной борьбе с новой оппозицией… Считать уклон т. Зиновьева от ленинизма несовместимым с его дальнейшим оставлением во главе Интернационала…". Запев был поддержан дружным хором подобных постановлений вассальных компартий из Болгарии, Франции, Великобритании, Польши, других стран.
В ноябре 1926 года первый председатель Коминтерна был освобожден от поста, который когда-то он тайно видел как пост главы будущей Мировой Социалистической Федерации. Сталин тут же быстро нашел ему новую, совершенно малозаметную работу: "членом президиума Госплана РСФСР для наблюдения за деятельностью культурно-административных наркоматов".
Накануне войны Коминтерн уже прозябал. Сталин разочаровался в его возможностях. Только для НКВД (вербовка для разведки) он еще приносил какую-то пользу. Димитров лично слезно выпрашивал деньги у Сталина на содержание аппарата Коминтерна. Если в 1937 году он утвердил смету этой "международной организации в размере 21 млн. рублей и 3,5 млн. золотых рублей в валюте", то в 1938 году сократил почти на одну треть.
У Сталина менялся взгляд на мировую революцию. Цель — сделать планету "красной" — оставалась прежней, но методы следовало пересмотреть.
А ведь еще в январе 1924 года (когда Ленин был жив) Коминтерн получал от РКП в сто с лишним раз больше. Когда наступила пора административного умирания международной организации, Коминтерн был уже почти незаметен. Г Димитров 31 октября 1941 года, чувствуя его никчемность, писал своему патрону: Дорогой товарищ Сталин!
С переводом ИККИ в Уфу возник ряд вопросов юридического положения нашего учреждения… Целесообразно ли при нынешней ситуации, чтобы все проделывал ось под флагом Коминтерна, или лучше будет, если бы мы дальше существовали в Уфе как какая-то другая организация.
Я лично считаю, что незачем нам сейчас выпячивать Коммунистический Интернационал. Лучше проводить всю работу под флагом другой фирмы, например, "Института изучения международных вопросов…"
Мог ли думать об этом Ленин? Конечно, он обещал именно к этому времени полный коммунизм… Ну а Димитров, руководитель былой всемирной коммунистической организации — "международной партии пролетарского восстания и пролетарской диктатуры", стал слабой тенью ленинского грандиозного замысла и мелкой пешкой Сталина. Чтобы слетать на, два-три дня, 6–8 июня 1942 года, в Уфу и Куйбышев к своему аппарату", Димитров униженно просит на поездку сталинского разрешения…
Сталин, правда, еще раз попробует, борясь с коммунистическим ослушником Тито, реанимировать Коминтерн в виде Коминформа. Но затея окажется бесплодной. Сталин даже намеревался было ввести пост генерального секретаря Информбюро и предложил его в конце 1950 года Пальмиро Тольятти. Однако неожиданно получил вежливый, но твердый отказ: "Сов. секретно" Дорогой товарищ Сталин!
Я долго думал над предложением о назначении на пост генерального секретаря Информбюро. Мне очень тяжело выражать мнение, не совпадающее с Вашим. Но мне кажется, что Итальянская компартия не может согласиться с этим предложением…"
Далее следовали семь пунктов, которые должны были благопристойно аргументировать этот отказ. Но главного пункта в письме Тольятти, конечно, не было: он уже давно не верил в ленинскую утопию "мировой революции", никто вслух о ней уже давно не говорил. Это стало просто неприлично.
Я убежден: и Сталин не верил больше в успех "мировой революции". Только убитый им второй вождь Октябрьской революции Троцкий за полгода до своей смерти по— прежнему писал: "Моя вера в коммунистическое будущее человечества сейчас не менее горяча, но более крепка, чем в дни моей юности".
Советский диктатор придерживался другой стратегии. Сталин хотел, шаг за шагом, отрывая от старого мира одну за другой страны, используя заговоры и силу, тонкий расчет и коварство, в максимальной степени использовать для утверждения тоталитарной диктатуры результаты второй мировой войны. Сталин по инерции клялся Лениным (ведь он так ему пригодился в течение трех десятилетий!), но отчетливо видел утопичность ставки вождя на прямой штурм капиталистической цитадели. "Первый ленинец" предпочитает долгую, но верную осаду. Он будет более осторожен в пророчествах, чем Ленин. Особенно в сроках явления народу коммунизма.
Ленинские пророчества грядущей победы мировой коммунистической революции стали сумерками его интеллекта.
Инесса Арманд
Перед Лениным лежала телеграмма, смысл которой не сразу дошел до сознания. Он снова и снова читал и не хотел верить страшному сообщению. "Вне всякой очереди. Москва, ЦЕКА РКП, Совнарком, Ленину. Заболевшую холерой товарища Инессу Арманд спасти не удалось точка кончилась 24 сентября точка тело перепроводим Москву Назаров".
За окном уже было сумрачно, конец сентября заметно укоротил дни. Ленин долго и неподвижно сидит за столом, отсутствующим взглядом смотрит на лист страшной бумаги с наклеенными телеграфными лентами потрясающе неожиданного текста. Еще днем он разговаривал с Г.К. Орджоникидзе, который докладывал о положении в Баку… Тот сказал, что у Инессы, как ему позавчера доложили, все в порядке… Ведь именно Сергo он поручил опекать пребывание Инессы с сыном на Кавказе.