Дело, которому служишь - Евгений Дырин

Пашкин присел на плоский холодный камень. По шоссе шли машины - и в сторону фронта и в обратную, но ни одна не поворачивала на проселок к аэродрому.

"Не может быть, чтоб сбили, - размышлял техник. - На Халхин-Голе сто восемнадцать пробоин, шесть дырок только в кабине было, а у него ни царапины. Тут считать некогда... И не в пробоинах дело, - что я глупистикой занимаюсь, воевать умеет Семеныч, а смелого пуля боится."

Он тоскливо поглядывал на дорогу. Прошла грузовая машина, в кузове сидело несколько человек с белыми пятнами бинтов. Везли легко раненных. Нет, и эта не завернула...

"А может, подбитый, сел на той стороне? Может, пробирается сейчас лесом к фронту? Так все равно прийти должны. Хоть через неделю, а придут."

- Егорыч! - кричал Гоглидзе, возвращаясь бегом после разговора с Ворониным, - Егорыч, нехорошо!..

Пашкин вскочил с камня, швырнул самокрутку.

- Что такое?

Гоглидзе подбежал к самому обрыву и, тяжело дыша от бега и волнения, рассказал: капитан Бердяев связался с пехотной частью, и ему сообщили, что на одном участке видели, как с той стороны летел горящий самолет и упал в лесу.

- А другой?

- Другого не было.

- Не может этого быть, - сказал Пашкин и вдруг, кубарем окатившись с обрыва, дико закричал: - Командиир!

На обочине шоссе остановилась полуторка. Из кузова выпрыгнули на землю Факин и Васюк с парашютами в руках. Полбин вышел из кабины. Он что-то сказал шоферу, пожал ему руку, и машина отошла, не заезжая на аэродром.

- Командир вернулся! - тем же высоким голосом крикнул еще раз Пашкин. Он побежал со всех ног навстречу, в карманах его замасленного комбинезона громко звякали плоскогубцы, отвертки, гайки.

Полбин увидел его издали и тоже ускорил шаг.

- Заждался, Егорыч? - сказал он, открывая в улыбке зубы, казавшиеся очень белыми на закопченном, грязном лице.

- Еще повоюем! - он крепко пожал руку Пашкину, обнял его за плечи. - Что тут у нас?

Забыв на радостях правила субординации, техник называл Полбина то майором, то Иваном Семенычем и на ходу стал рассказывать, что вот аэродром эвакуируется, - фашисты нажимают...

- А где же Саша Пасхин? - спохватился он. Полбин уже увидел печально стоявшего над обрывом Гоглидзе и нахмурился, сжал челюсти.

- Сейчас все расскажу, - ответил он, ускоряя шаг. - Соберем личный состав.

Через десять минут он сидел в землянке и вместе с Ларичевым и Бердяевым разглядывал карту боевой обстановки на переднем крае. Магистраль Москва-Ленинград была перерезана.

- Да, если бы не эта дрезина, - сказал Полбин, - мы еще неделю не встретились бы. Начальник штаба!

- Слушаю вас! - вскочил Бердяев.

- Связь с дивизией еще есть?

- Есть.

- Какая?

- Есть и проволочная.

- Скажите, чтоб соединили.

Связавшись по телефону с дивизией, Полбин договорился о некоторых изменениях в плане эвакуации самолетов. Было условлено, что полк сделает один боевой вылет, вернется для пополнения бомбового запаса сюда же, на старый аэродром, и после второго удара по танкам противника самолеты полетят на новую "точку".

- Ты понимаешь, - загораясь, сказал Полбин Ларичеву, - двойной выигрыш: и фашистам не поздоровится и отсюда меньше бомб увозить надо будет. Алехину легче, он все жалуется, что транспорта нехватает...

Но этот план чуть было не сорвался. Оказалось, что под самолетами оставлен только один боекомплект, все бомбы со склада уже погружены на машины, которые вот-вот уйдут.

- Разгрузить! - отрезал Полбин. - Воронин, вы мне за это отвечаете.

Воронин опять побежал ссориться с Алехиным. Но на этот раз обошлось без ссоры. Командир БАО охотно согласился оставить часть бомб: освободившиеся машины он мог загрузить дровами, которые неизвестно еще будут ли на новом месте.

Полбин и Ларичев подошли к выстроившимся вдоль желтых берез летчикам. Все были в шлемах, меховых комбинезонах, с парашютами, обвисшими на лямках.

Во второй шеренге, выглядывая из-за плеч своих командиров, стояли техники.

- Полк, смирно! - высоким, неожиданно крепким голосом скомандовал Бердяев. - Равнение на середину!

Он подбежал к Полбину, пристукнул каблуками и доложил, что полк скоростных бомбардировщиков в таком-то количестве экипажей выстроен по его приказанию. Отсутствует экипаж старшего лейтенанта Пасхина, не вернувшийся с боевого задания.

- Здравствуйте, товарищи! - сказал Полбин, вытягивая руки по швам.

Дружное ответное приветствие эхом прокатилось по аэродрому, но эхо так и не стихло: его продолжением стала артиллерийская канонада, вдруг вспыхнувшая с новой силой.

Полбин окинул взглядом ряды. Лица были строгие, торжественные, все глаза смотрели на него бодро и радостно, и во взглядах можно было безошибочно прочесть причину этого: вернулся командир, вожак, теперь все будет хорошо... Пашкин часто-часто моргал короткими ресницами, что было у него всегда признаком волнения, душевного подъема. На левом фланге стоял самый молодой летчик полка Миша Тетенькин (представляясь командирам, он делал ударение на втором "е" своей фамилии, а при знакомстве с девушками делал специальную оговорку), губы его расползались в непроизвольной улыбке восторга, и он никак не мог их удержать. У Кривоноса тоже дергались уголки плотно сомкнутых губ, точно он порывался сказать: "Вернулся, Семеныч? Ну, хорошо". Стоявший крайним на правом фланге Ушаков зажал в кулаке свой мундштучок и, конечно же, думал, что теперь дела пойдут нормально.

Теплое чувство любви к этим людям, которые спокойно и радостно ждут самого сурового приказа, наполнило душу Полбина. Волнение распирало грудь, стянутую тяжелым комбинезоном, и, прежде чем начать говорить, он шумно выдохнул воздух.

- Товарищи! Сегодня ночью, выполняя задание командования, пали смертью храбрых старший лейтенант Пасхин, лейтенант Николаев, сержант Завгородный.

Почтим память героев...

С запада опять ясно донеслись звуки канонады. Многие скосили глаза в ту сторону. Губы Тетенькина крепко сжались, лицо потемнело.

- Лучшим салютом в память погибших товарищей будет новый сокрушительный удар по врагу! Сейчас мы вылетаем на бомбардировку вражеских танков. Ведущий я!..

Он резкими, короткими фразами объяснил общую задачу и, предоставив слово Ларичеву, который произнес краткую призывную речь, скомандовал:

- По самолетам!

Его собственный СБ лежал сейчас обгорелой грудой металла где-то около железнодорожной будки номер 234. Даже попрощаться с ним, как прощается казак с павшим в бою конем, теперь было нельзя: железную дорогу уже оседлали немцы. Дрезину, которая помогла летчикам опередить наступающих фашистов, Полбин оставил пехотинцам, встреченным ночью в лесу и посадившим его экипаж на попутную полуторку.