Перуновы дети - Валентин Гнатюк

Широкая ладонь похлопала возницу по плечу. Телега остановилась.

– Я тут сойду. – Крепкий широкоплечий муж с копной густых русых волос, тронутых сединою, соскочил на серую пыльную дорогу.

Сутулый возница обернулся, натянув вожжи, спросил удивлённо:

– Чего ты? Я ж в самый Нов-град еду, прямо на Торг…

– Да нет, – возразил русоволосый, беря с тюков свою котомку и старый почерневший посох, – устал я трястись, пешком пойду. Ноги голове подмога, думается лучше. Дякую, тебе, друг подорожний, лёгкого пути!

– Как знаешь, – ответил возница, взмахивая кнутом.

И тут лицо его скривилось от боли, он ухватился за поясницу:

– Ох, как прострелило! Простыл, видать, вчерась, когда под телегой на сырой земле отдыхали…

Русоволосый подошёл к нему.

– Ну-ка, сойди… – Он помог кряхтящему мужику спуститься, потом снял свою свиту, отошёл от дороги и простелил её на траве.

– Ложись…

Возница, растерянно поглядывая, лёг, подчиняясь уверенному голосу спутника.

Оголив мужику спину, русоволосый помял поясницу и хребет ставшими будто железными пальцами. Возница застонал. А когда «лекарь» правой ладонью коротко и резко нажал на позвонки, испуганно заверещал и вскочил, готовый крыть подорожного всяческими ругательными словами. Однако, к великому изумлению, почувствовал, что боль ушла.

– Вроде отпустило… – Он блаженно улыбнулся.

– Погоди, полежи ещё, – велел спаситель.

Он потёр ладони друг о друга, а потом простёр их над спиной болящего. Тот вначале лежал спокойно, а затем сказал изумлённо:

– Горячо стало… будто жарких угольев насыпал…

– Теперь всё! – спустя некоторое время сказал русоволосый. – Поднимайся, только дня три спину шибко не надрывай.

Возница встал, медленно повернулся в одну, другую сторону, потом быстрее – боли как не бывало!

– Да ты никак кудесник? – Он пристальней взглянул на русоволосого, обратив внимание, что на груди его попутчика висит не крест, а какая-то замысловатая круглая штуковина, наполовину скрытая под рубахой. – Э-э-э, да ты некрещёный, – отчего-то снизил голос возница, – часом, не волхв будешь? – спросил он с опаской и интересом.

– Светозар я, – ответил русоволосый, – по батюшке Мечиславович. А тебя как звать-величать?

– Василием крестили…

– А славянское имя что, забыл?

– Матушка Нечаем назвала, потому как не чаяла уже, что я у неё появлюсь… Хворала дюже…

– Ну, вот и ладно, Нечай, ты имя своё помни. Будь здрав! Может статься, встретимся ещё в Нов-граде.

И он, повернувшись, пошёл по тропинке, бегущей у края дороги, постепенно уводящей под сень деревьев дальше в лес.

Возница проводил его взглядом и тронулся догонять обоз.

Тропинка легко стелилась под неутомимые ноги странника, в такт шагам постукивал о землю древний посох с резной рукоятью. Свежий ветерок из леса приятно студил лицо. Какой погожий день! Что-то шевельнулось в глубине души Светозара, рождая ещё смутно-неопределённые и вместе с тем исполненные радостного ожидания чувства.

Повинуясь им, Светозар свернул с протоптанной дорожки и углубился в лес.

Он шёл напрямик через чащу, перебирался через ручьи и овраги, преодолевал косогоры и совсем дремучие места, не опасаясь диких зверей и не боясь заблудиться, потому что лес был для него родным и понятным, как дом. Неясное чувство, похожее на далёкое воспоминание о чём-то важном, приятно щемило внутри и делало путь лёгким. Иногда Светозар останавливался, как бы раздумывая, а потом вновь устремлялся вперёд уверенным, бодрым шагом. Спустя некоторое время наткнулся на едва различимую тропку и пошёл по ней. Тропка в очередной раз вильнула меж высоких сосен и неожиданно вывела на обширную поляну. Светозар остановился, осматриваясь, и вдруг замер…

Жаркий день, щебет птиц, ласковый ветер и поляна, окружённая лесом, поваленное дерево на краю, а вместо кумиров… У Светозара перехватило дыхание оттого, что он враз понял, куда привело его внутреннее незримое чутьё: на поляне лежал глубоко вросший в землю огромный камень.

Светозар знал об этом древнейшем славянском Мольбище со слов своей бабушки Ивицы и мечтал когда-нибудь попасть сюда… Сердце, затаившееся было на несколько мгновений, гулко забилось в его крепкой груди воина и странника, чувство блаженной радости волной прокатилось по всему телу. Перед ним лежал заветный Бел-Горюч камень, один из тех небесных посланцев, чью силу почитали русичи, когда ещё не ваяли идолов, а молились только у Дубов, Живых Источников и таких вот Заветных камней.

Светозар приблизился к замшелому камню, который был не похож на обычные тем, что, несмотря на свою древность, не имел трещин и расколов, мох и трава росли на земле, нанесённой ветром в углубления. Сам же камень походил на огромный кусок чёрного железа, опалённого небесным огнём Перуновой кузницы. Прежде каждый волхв знал о местах нахождения таких камней на Руси. Сих посланцев неба именовали «Камень Бел-Горюч», «Синий камень», «Сварожий» или просто «Небесный камень». У их подножия справлялись требы и возносились молитвы. Девушки в Ярилину ночь, пробираясь тайком, клали на Заветный камень срезанную косичку, чтобы Яро-бог послал хорошего жениха. У этих камней многие тысячелетия волхвы испрашивали совета у Богов-Пращуров в тяжкие часы испытаний, коих на долю вольных русов всегда выпадало немало.

Тёплым чувством отозвалось в сердце то, что подле Священного камня лежали ещё довольно свежие цветы и колосья. Значит, приходят сюда люди, помнят ещё, чьи они дети и внуки.

Из-под камня бил холодный и прозрачный источник, стекая в небольшую, сооружённую кем-то запруду, из которой затем маленьким ручейком убегал в лес. Светозар разделся, тщательно обмылся в запруде, несмотря на ледяную холодность воды. Одевшись, подошёл к Камню и возложил руки на его тёмное, отливающее металлическим блеском тело. Войдя с Камнем во взаимодействие и поговорив с ним, сотворил общую молитву богам, присоединившись к незримой цепочке всех тех, кто молился здесь сотни и тысячи лет назад.

Закончив обращение, достал из сумы нехитрую трапезу и положил в жертву богам кусок ячменной лепёшки и творога. Сухую рыбу класть не стал: она солона и жестка, птицам лесным и муравьям не по нраву. Отойдя чуть подальше и сев на траву, неторопливо начал есть, макая поочерёдно лепёшку в маленькие горшочки с мёдом и топлёным маслом и запивая родниковой водой.

Покончив с трапезой, Светозар задумался под пересвисты птиц, радующихся животворному Хорсу, что изливал тёплые лучи Солнца на Священную поляну.

Воспоминания того, что было много лет назад, пришли к нему ярко и образно. Будто наяву увидел он себя отроком, постигающим волховскую науку, и услышал строгий, с глубоко упрятанной лаской, голос бабушки Ивицы. Он знал, что отец и дед были волхвами и погибли, когда ему было всего три лета. И бабушка взяла всю тяжкую ношу его обучения на себя. Строга и трудна была её наука, но сколько раз выручала она его потом, когда, уже став волхвом, приходил он на помощь людям.

Как горячий быстрый огонь жадно охватывает сухой куст, взмывая вверх яркими языками пламени, так и воспоминания жарко полонили всё существо Светозара и снова несли по тем тропам, по которым довелось пройти, и пробуждали мысли, на которые он искал ответы.

Светозар вспомнил своё не столь давнее посещение Арконы на острове Руян, где ему посчастливилось лицезреть храм Свентовида, ничем не уступающий в пышности и искусности византийским. Говорят, князь Рюрик, собираясь править Русью, приходил туда, чтобы почтить бога щедрой жертвой и спросить о своём царствовании. И Световид предрёк, что царство его над Русью будет длиться тысячу лет. И столько же будет длиться Ночь Сварога…

Уже уничтожены главные славянские святыни: на Перуновой горе в Киеве князь Владимир поставил храм Святого Василия, его сын Ярослав по примеру греков возвёл храм Святой Софии, и в Новгороде князь Владимир Ярославич той же Софии храм поставил. Правда, чуть далее от места Перунова, ибо возведённая прямо на сём холме деревянная церковь сгорела от молнии. И много других храмов построено на Руси на тех местах, где прежде стояли славянские кумиры и куда люди привыкли ходить на празднества. А холмоградский храм Световида разрушен. Он был построен по древнейшим канонам и представлял собой круговой календарь: имел двенадцать дверей и триста шестьдесят окон, каждое из которых отворялось жрецами-служителями по движению Солнца. Теперь обломки стен и колонн валяются у подножия холма, попираемые ногами прохожих. Руянский храм Световида – один из последних славянских храмов, сохранившихся в сердце Великой Моравии. Однако германские князья стали и там теснить славян и насаждать среди них христианство, где хитростью, а где силой присоединяют «единоверных» к своим графствам и герцогствам. Многие западные славянские племена попросту уничтожены. Иные князья венедские заключают союзы с нурманами, женятся на их дочерях и привносят на свою землю чужую веру. Тот же ободритский князь Готшлак женился на датчанке, ходил вместе с данами и саксами против черезпинян и хижан, насаждал христианство. Да не приняли того люди, восстали на Лабе и убили его, а жену-датчанку изгнали нагой из Велиграда-Рарога. Ныне ободриты избрали себе иного князя Крута из руян, с помощью коего изгнали всех данов и саксов, защитив своих богов, волю и отечество.