Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности - Дмитрий Леонтьев

Начнем с развернутого анализа соотношения этих понятий между собой. Осмыслить это соотношение помогает двухуровневая модель мотивации, предложенная Е.Ю.Патяевой (1983 а). Рассмотрев целый ряд современных подходов к пониманию структуры мотивации, она констатирует наметившееся в них различение двух уровней мотивационных образований. К одному уровню относятся конкретно-ситуативные мотивационные образования, релевантные единичной деятельности (см. раздел 3.3.). Мотивационные образования другого уровня являются внеситуативными, устойчивыми и обобщенными. Они побуждают деятельность не непосредственно, а участвуя в порождении конкретно-ситуативных мотивов. Е.Ю.Патяева выделяет два вида влияний устойчивых мотивационных структур на возникновение и функционирование конкретно-ситуативных мотивов. Первый из них – это ситуативная конкретизация первых во вторых, например, познавательной потребности в мотиве поступить в определенный вуз, или эстетической потребности в мотиве сходить в театр, или, наконец, карьерных устремлений в мотиве подставить ножку своему коллеге, написав на него анонимку. Второй из них – это «смещение» конкретной деятельности в соответствии с некоторыми устойчивыми внеситуативными принципами поведения, например, проявление в различных ситуациях и, соответственно, в различных конкретных мотивах устойчивой склонности к риску или высокого уровня притязаний или конформности или, напротив, нетерпимости к недостаткам. Критерием, позволяющим отнести эти личностные тенденции к классу устойчивых мотивационных структур, выступает то, что они проявляются не только в процессе осуществления той или иной деятельности, но уже на этапе порождения конкретно-ситуативных мотивов, то есть «мотивообразования» конкретной деятельности, и отражаются в структуре конкретных мотивов, в их смысловой характеристике. То же по сути разделение представлено в трехуровневой схеме структуры мотивации А.Г.Асмолова (Мотивация, 1985), различающего источники мотивации, детерминанты направленности деятельности в конкретной ситуации, и регуляторы протекания деятельности. Первые два уровня практически совпадают с выделенными Е.Ю.Патяевой.

По своему функциональному месту и роли в структуре мотивации личностные ценности достаточно очевидным образом относятся к классу описанных Е.Ю.Патяевой устойчивых мотивационных образований или источников мотивации по А.Г.Асмолову. Их мотивирующее действие не ограничивается конкретной деятельностью, конкретной ситуацией, они соотносятся с жизнедеятельностью человека в целом и обладают высокой степенью стабильности; изменение в системе ценностей представляет собой чрезвычайное, кризисное событие в жизни личности. Дополнительным аргументом, подкрепляющим это положение, служит то обстоятельство, что целый ряд авторов независимо друг от друга предложили различать два класса ценностей – ценности-цели жизнедеятельности или терминальные ценности, с одной стороны, и ценности-принципы жизнедеятельности или инструментальные ценности, с другой стороны ( Kluckhohn , 1951; Rokeach, 1969; 1973; Жуков, 1976; Самарчян, 1979), функции которых совпадают с двумя описанными Е.Ю.Патяевой (1983 а) формами влияния устойчивых мотивационных образований на конкретно-ситуативные.

Вместе с тем более традиционным является рассмотрение потребностей в качестве устойчивых мотивационных образований. Потребности также характеризуются трансситуативностью и устойчивостью и оказывают на конкретную деятельность «мотивообразующее» и «смещающее» воздействия. Под функциональным углом зрения личностные ценности и потребности оказываются, таким образом, неразличимы. Вероятно, в этом состоит одна из объективных причин того, что понятию ценности в психологии до сих пор не удалось утвердиться в самостоятельном статусе. Можно ли, действительно, свести личностные ценности к разновидности или форме проявления потребностей, или между ними имеются различия настолько существенные, что понятию потребности придется потесниться, поделив с личностными ценностями функцию устойчивых внеситуативных источников мотивации?

Обратимся к феноменологии потребностей и личностных ценностей и попробуем выделить и описать основные различия между ними.

Потребности представляют собой форму непосредственных жизненных отношений индивида с миром (см. Леонтьев Д.А., 1992 а). Они действуют «здесь-и-теперь», отражая текущее состояние этих динамичных и постоянно меняющихся отношений. Побудительные и смыслообразующие процессы, берущие начало от потребностей субъекта, отражают динамику самой жизни, актуальные требования текущего момента, которые предъявляет субъекту его жизненный мир. Личностные ценности представляют собой «консервированные» отношения с миром, обобщенные и переработанные совокупным опытом социальной группы. Они ассимилируются в структуру личности, как это было описано выше, и в дальнейшем своем функционировании практически не зависят от ситуативных факторов. Через потребности человек переживает свои отношения с миром «один на один», через ценности он переживает свою принадлежность к социальному целому; в своих потребностях человек всегда одинок, в ценностях, напротив, он всегда не один. Если потребности представляют в структуре мотивации живое, динамичное, ситуативно изменчивое, то ценности – стабильное, «вечное», не зависящее от внешних обстоятельств, абсолютное. К.Клакхон характеризует ценности как «аспект мотивации, соотносящийся с личными или культурными стандартами, не связанными исключительно с актуальным напряжением или сиюминутной ситуацией» (Kluckhohn, 1951, р. 425). Соответственно, побудительная сила потребностей постоянно меняется, их система характеризуется «динамической иерархией». Иерархия личностных ценностей неизменна. Изменение иерархии личностных ценностей, как уже отмечалось выше – это кризис в развитии личности.

Другая группа различий между потребностями и личностными ценностями связана с характером их мотивообразующих воздействий. В.Франкл ( Frankl, 1969) выразил это следующим образом: если потребности толкают нас, то ценности притягивают. Потребности мы субъективно воспринимаем как нечто, находящееся «внутри» нас и толкающее к чему-то «снаружи»; при этом то, к чему побуждает нас любая потребность – это конкретный предмет или, точнее, конкретная деятельность, релевантная некоторому классу предметов (см. Леонтьев Д.А., 1990 а). Реализация потребности и осуществление релевантной ей деятельности приводит к временному насыщению и дезактуализации потребности. Ценности мы воспринимаем как что-то внешнее, относящееся к миру. Хотя существуют релевантные любой ценности деяния и произведения, ни одно из них, или их совокупность, не может насытить и дезактуализировать ценность даже на короткое время. Если регулирующее действие потребностей выражается в задании некоторого целевого состояния, в принципе достижимого, то регулирующее действие ценностей выражается в задании вектора деятельности, который направлен в бесконечность. Деятельность может соответствовать или не соответствовать этому вектору, но он не завершается конкретной достижимой целью, а ведет за горизонт.

Наконец рассмотрим форму переживания и субъективной репрезентации потребностей и личностных ценностей. Потребности (не производные от них ситуативные мотивы и т. д., а сами потребности) непосредственно переживаются как связи с миром, какие-то зависимости или взаимозависимости, нужды или желания, напряжения или соблазны, требующие каких-то усилий, направленных в мир, чтобы адаптироваться к этим напряжениям или, напротив, приспособить мир к своим желаниям. Ценности переживаются как идеалы – конечные ориентиры желательного состояния дел. При этом необходимо учитывать два обстоятельства. Во-первых, если потребности переживаются как воплощение моего индивидуального желания, то ценности – как «объективно» желательного положения вещей, не только для меня одного. К.Клакхон в этой связи различает просто желаемое или предпочитаемое, с одной стороны, и желательное, предпочтение которого обосновано с точки зрения личных или общественных стандартов, с другой стороны. Критерии желательности желаемого определяются при этом его совместимостью со стратегическими целями и направленностью развития как личности, так и социальных групп и социокультурных систем (см. Kluckhohn, 1951). Во-вторых, ценностные идеалы не обязательно осознаются; осознанность не является необходимым признаком личностной ценности. «Сам человек может вообще не осознавать, осуществляет ли он ценностное отношение к действительности, и если да, то какое. Действенная же сила ценностного отношения от этого не потеряется» ( Донцов , 1974; см. также Брожик, 1982; Kluckhohn, 1951). Поэтому точнее было бы вместо слова «идеал», описывающего личностную ценность со стороны ее субъективной феноменальной репрезентации, воспользоваться понятием «модель должного» по аналогии с понятием «модель потребного будущего». Последнее было введено Н.А.Бернштейном (1966) для обозначения того факта, что человеческий мозг отражает не только события настоящего и прошлого, но и ситуацию предстоящего, причем последнюю в двух различных формах – вероятностного прогноза и программирования потребного будущего. Н.А.Бернштейном была показана физиологическая реальность «моделей потребного будущего», что позволяет нам опереться на это понятие и говорить о «модели желательного» или «модели должного» применительно к форме существования личностных ценностей в структуре личности.