Полная история христианской церкви - Александра Бахметьева

На востоке, как и на западе, Константин заботился о построении и обновлении церквей, избирал преимущественно христиан в начальники областей, запретил приносить от имени императора жертвы идолам.[138]

Христианские чувства Константина выражаются еще полнее в его рескрипте к областным начальникам, посланном в эту же пору, где он старается доказать им истину и силу христианской веры и суетность язычества. Обращаясь мыслью к Господу, он восклицает: «Теперь молю Тебя, великий Боже! будь милостив и благосклонен к восточным Твоим народам; и чрез меня, Твоего служителя, даруй исцеление всем областным правителям… Под Твоим руководством начал я и окончил дело спасения; преднося везде Твое знамя, я вел победоносное войско; и куда призывала меня какая-нибудь общественная необходимость, следовал за тем же знамением Твоей силы и шел на врагов. Потому-то и предал я Тебе свою хорошо испытанную в любви и страхе душу, ибо искренно люблю Твое имя и благоговею перед силой, которую являл Ты многими опытами и которой укрепил мою веру… Хочу, чтобы народ Твой наслаждался спокойствием и безмятежностью; хочу, чтобы, подобно верующим, приятности мира и тишины вкушали и заблуждающиеся, ибо такое восстановление общения может вывести на путь истины. Пусть никто не беспокоит другого… Люди здравомыслящие должны знать, что только те будут жить свято и чисто, кого Ты Сам призовешь почтить под святыми Твоими законами; а отвращающиеся пусть, если угодно, владеют жребием своего лжеучения… Никто да не вредит другому; что один узнал и понял, то пусть употребит, если возможно, в пользу ближнего; а когда это невозможно, надо оставить его, ибо иное дело — добровольно принять борьбу за бессмертие, а иное — быть вынужденным к ней посредством казни… Удаляя совесть от всего противного, воспользуемся всем благом мира».

Но, к великому огорчению своему, Константин не находил и между христианами того мира и согласия, которые должны были бы господствовать между чадами Единого Отца. Еще до войны с Ликинием он с удивлением и скорбью узнал, что целая область его империи (Африка) взволнована междоусобной бранью христиан. После смерти Карфагенского епископа Менсурия в преемники ему избрали Цецилиана. Семьдесят епископов Нумидийской области возражали против этого избрания, говорили, что оно происходило неправильно, потому что посвятивший Цецилиана оказался предателем во время гонения. Ложь этого обвинения была доказана, но недовольные не уступили, отлучили от Церкви избранного епископа и поставили другого, Мариорина. После смерти Мариорина они избрали Доната, который вместе с другим человеком того же имени был главным зачинщиком всего этого волнения. Церковь не могла признать этого избрания и признавала только законно избранного Цецилиана. Но партия Доната, распространяя клевету на всех приверженцев Цецилиана, волновала всю африканскую область. Два Собора, в Риме и Арлах, осудили донатистов и доказали правильность избрания Цецилиана, но донатисты не покорились решению Соборов, упорно стояли на своем. Они приняли некоторые из правил новациан и совершенно отделились от Церкви. Утверждая, что только они имеют право называться Церковью Христовой, что вся остальная Церковь заражена расколом и ересью, донатисты ревностно стремились приобретать последователей и перекрещивали всех, переходящих к ним. Они ставили себе епископов, силой отнимали церкви и, отняв, мыли и скоблили их, сжигали алтарь, считая его опозоренным нечестивым обрядом. Ничто не могло вразумить донатистов; исступление их только увеличивалось. Они после разделились на секты, и каждая утверждала, что она и есть единая истинная Церковь, ненавидела и проклинала все другие. Раскол донатистов существовал очень долго. В продолжение трех столетий их распри волновали всю африканскую область, исступленный фанатизм доводил их до тяжких преступлений. Кровь лилась между враждующими партиями.

Раскол донатистов был явлением, конечно, очень прискорбным для христиан, но для всей Церкви он не имел такого значения, как спор, возникший около того же времени в Александрии, где один лжеучитель дерзнул отрицать Божественность и вечность Христа. Его звали Арием. В то время, когда еще Мелетий производил беспорядки в Церкви, Арий, будучи диаконом, присоединился к нему и стал противиться всем распоряжениям Александрийского епископа Петра, считая, что тот слишком снисходителен к падшим.

Предание гласит, что святой Петр тогда еще предвидел, кем станет Арий для Церкви Христовой. Он увидел во сне отрока Иисуса в хитоне, разодранном сверху донизу. «Господи, — спросил Петр, — кто дерзнул коснуться одежды Твоей?» — «Арий разодрал ее», — отвечал Господь. Это было задолго до того времени, когда Арий начал разглашать свою ересь. Петр скончался мученической смертью, а преемник его, Ахилл, возвел Ария в сан пресвитера и поручил ему одну из значительнейших церквей Александрии. Арий, человек строгой жизни, умный, ученый, приобрел такое влияние, что надеялся стать епископом после смерти Ахилла. Однако избрали не его, а Александра. Арий скрыл свое неудовольствие, хотя и виделся часто с епископом.

Однажды в беседе они заговорили о Пресвятой Троице, и Арий начал оспаривать мнения Александра, обвинив его в склонности к ереси. Сам же при этом высказал мысль, что Иисус Христос не есть вечный и безначальный, что было время, когда Его не было; что Он не есть Бог по сущности, а только по имени и что Он — творение Бога Отца. Это богохульство привело в ужас Александра; он старался доказать Арию ложность его понятий, часто призывал его к себе, вместе с другими духовными лицами обсуждал и успешно опровергал его мнения. Все это он делал с кротостью, ибо был человек добрый и миролюбивый. Арий же везде называл Александра еретиком и усердно распространял свое учение. Он был красноречив, увлекателен в беседе, и вскоре очень многие разделяли его мнение. Когда Александр увидел, что зло распространяется, созвал Собор, который единодушно осудил это лжеучение и низложил Ария. Но Арий не смирился с решением Собора, а, громко жалуясь на беззаконное будто бы осуждение, произвел сильное волнение в Александрии. Он писал ко многим епископам письма, в которых представлял себя невинно осужденным, и приобрел себе влиятельных покровителей. Александр, со своей стороны, тоже писал к епископам, опровергал лжеучение словами Священного Писания и в посланиях просил всех епископов Востока содействовать ему в низложении опасной ереси. Более ста епископов съехались в Александрию, и лжеучение было вторично осуждено Собором. Арий же, оставив Александрию, распространял свою ересь в Палестине, Египте, Ливии. Одних он обманывал неясным изложением своего учения; других увлекал силой красноречия, слагал для народа песни, в которых выражал свои мнения, жаловался везде на несправедливое гонение и в течение шести лет достиг того, что взволновал весь восточный край. Не одни духовные лица приняли участие в споре: народ разделился на партии. Много женщин приняло сторону Ария. В пустынях Фиваидских, в тихих обителях отшельников и на площадях многолюдных городов раздавались горячие споры о Божественности и вечности Христа, возникали непримиримые распри. Язычники торжествовали, видя несогласие христиан, и открыто высмеивали их. Один из самых влиятельных епископов Востока, Евсевий Никомидийский, оказал Арию покровительство и, созвав небольшой Собор в Вифинии, вновь принял его в общение Церкви, несмотря на решение Александрийского Собора. Зло усиливалось, ересь распространялась все больше и больше.

Вскоре после победы над Ликинием Константин прибыл в Никомидию с намерением объехать восточные области. Со скорбью и удивлением услышал он о споре, о котором на западе почти ничего не знали. Вначале он не хотел вмешиваться в это дело, но, наконец, решил написать одновременно Александру и Арию письма, обвиняя их обоих за то, что подняли вопрос, которого не следовало касаться. Он умолял их закончить спор дружелюбно, «возвратить ему отрадные дни и безмятежные ночи». Но Константин, хотя и полный усердия к христианской вере, не был еще достаточно знаком с ней, чтобы понять всю важность спора, который он в своем письме называл маловажной распрей и суетным словопрением. Церковь не могла так смотреть на спор, касающийся сущности веры и надежды христианина. Вечность и Божественность Христа Спасителя не могли остаться для христиан вопросом спорным, и если уже раз кто дерзнул этого коснуться и возбудить спор, то Церковь не могла оставаться равнодушной. Ей необходимо было изложить свое учение. Письмо царя привез в Александрию Осия, Кордовский епископ, один из самых уважаемых пастырей всего Запада. Но оно не произвело ожидаемого действия. Осия, выслушав Ария на новом Соборе в Александрии, вместе с другими епископами осудил его лжеучение, но, как и прежде, Арий не уступал. Лишь одно могло возвратить мир взволнованной Церкви: вся Церковь через своих предстоятелей должна была изложить веру, переданную ей Христом и Его апостолами, и решить, согласно ли с ней или нет новое учение, которое стало поводом таких жарких споров. Решили применить это средство, и царь разослал всем епископам грамоты, которыми призывал их на Вселенский Собор, в город Никею, столицу Вифинской области.