Восемь - Кэтрин Нэвилл

Он схватил Мирей за плечи и принялся трясти ее. Она медленно сосредоточила на нем взгляд. То, что он прочел в ее бездонных глазах, потрясло Мориса до глубины души. Он с силой сжал плечи девушки и повысил голос.

— Пожалуйста! — взмолился он. — Пожалуйста, скажи, что с ней ничего не случилось! Ты должна мне сказать, что с ней все хорошо.

Глаза Мирей были сухими. Талейран продолжал трясти ее. Казалось, он не понимает, что делает. Куртье медленно подошел к хозяину и положил руку ему на плечо.

— Сир, — сказал он. — Сир…

Талейран смотрел на девушку так, словно готов был лишиться чувств.

— Это неправда, — прошептал он, отчетливо произнося каждое слово.

Мирей лишь глядела на него. Постепенно он пришел в себя и ослабил хватку. Руки его опустились, на лице отразилась растерянность. Он оцепенел от горя, не в силах поверить в то, что произошло.

Отстранившись от Мирей, Талейран встал и подошел к камину. Он взял с каминной полки причудливые бронзовые часы, достал золотой ключик и начал медленно и осторожно заводить их. Мирей услышала в темноте громкое тиканье.

Солнце еще не взошло, но первый бледный свет пробился сквозь шелковые занавески спальни Талейрана.

Морис провел без сна почти всю ночь. Ужасную ночь. Он не мог представить себе, что Валентина мертва. У него словно вырвали сердце из груди, он не находил слов, чтобы описать свои чувства. У Талейрана никогда не было настоящей семьи, и он никогда прежде не ощущал потребности в том, чтобы рядом был близкий ему человек. Может, лучше бы все так и оставалось, возникла у него жестокая мысль. Тот, кто никого не любит, никогда не узнает горечь потери.

Перед мысленным взором вновь и вновь возникали белокурые волосы Валентины, сверкающие в свете камина. Вот она наклонилась, чтобы поцеловать его ногу, вот гладит его лицо своими тонкими пальчиками. Он вспоминал все наивные выходки, которыми она так любила удивлять его. Как могла она умереть? Как могла?

Мирей была не в состоянии рассказать об обстоятельствах гибели кузины. Куртье приготовил для нее горячую ванну, напиток из горячего бренди со специями, добавив немного настойки опия, чтобы девушка смогла заснуть. Талейран предоставил ей свою огромную кровать с пологом из бледно-голубого шелка. Бледно-голубого, как глаза Валентины.

Сам он полночи не спал, пристроившись рядом в кресле, обитом синим шелком. Мирей несколько раз совсем уже засыпала, но просыпалась с рыданиями. Глаза ее были пусты, она громко звала Валентину. Тогда Морис утешал ее, и через некоторое время девушка снова проваливалась в тяжелый сон, а он возвращался на свое неудобное ложе и укрывался шалью, которую дал ему Куртье.

Ничто не могло успокоить его, и, когда небо за окнами порозовело, Талейран все еще не спал. Его голубые глаза стали мутными от бессонницы, золотые кудри растрепались. Один раз, проснувшись, Мирей выкрикнула:

— Я пойду в Аббатскую обитель с тобой, кузина. Я никогда не отпущу тебя одну к францисканцам.

Будто ледяная игла пронзила мозг Талейрана при этих словах. Боже, возможно ли, что Валентина умерла? Он не мог даже думать о том, что произошло в Аббатской обители. Когда Мирей отдохнет, он узнает от нее правду, пусть это и причинит страшную боль им обоим.

Внезапно он услышал звук легких шагов.

— Мирей? — прошептал он, но ответа не последовало. Вскочив, Талейран отбросил полог постели. Девушки в спальне не было.

Накинув на себя шелковый халат, он захромал к гардеробной, но, проходя мимо французских окон, разглядел сквозь тонкие занавески девичий силуэт, очерченный розовым светом зари. Талейран откинул занавески и оцепенел.

Мирей стояла к нему спиной, оглядывая фруктовые деревья в его маленьком саду. Она была обнажена, и ее белая кожа светилась подобно дорогому шелку. Морису тут же пришла на память их первая встреча, когда он увидел девушек на помосте в студии Давида. Валентину и Мирей. Боль от этих воспоминаний была столь сильна, словно его пронзили копьем. Однако кроме этой боли в глубинах его существа поднималось и другое чувство. Когда оно всплыло на поверхность, Талейран содрогнулся — чувство оказалось куда ужаснее, чем он мог себе представить. Вожделение, похоть, страсть. Ему хотелось схватить девушку прямо здесь, на террасе, в лучах восходящего солнца, погрузиться в нее своей измученной плотью, повалить ее на землю, кусать ее губы, оставлять синяки на теле, утопить свою боль в ее темных глубинах. И едва это желание окрепло в нем, Мирей почувствовала его присутствие и обернулась. Увидев Талейрана, она зарделась. Он ужасно смутился, однако попытался скрыть замешательство.

— Моя дорогая, ты простудишься, — сказал он, торопливо снимая халат и набрасывая его на плечи девушки. — В это время года роса выпадает обильно.

Самому себе Талейран представлялся дураком. Хуже того, когда его пальцы коснулись ее плеч, в него словно ударила молния. Прежде ему не приходилось ощущать ничего подобного. Он хотел найти в себе силы, чтобы уйти, но Мирей глядела на него своими бездонными зелеными глазами. Он поспешно отвел взгляд. Девушка не должна была догадаться, о чем он думал. Это было недостойно. Талейран лихорадочно пытался придумать, что смогло бы помочь ему подавить в себе это чувство, возникшее столь внезапно. И бывшее таким жестоким.

— Морис, — проговорила Мирей, поправляя тонкими пальчиками локон его непокорных кудрей. — Я хочу поговорить о Валентине сейчас. Могу я поговорить с вами о Валентине?

Ее рыжие волосы шевелились на обнаженной груди от легкого дуновения ветерка. Талейран тоже ощущал его через тонкую ткань ночной рубахи. Он стоял так близко к ней, что мог уловить тонкий аромат ее кожи. Морис закрыл глаза, сдерживая свои чувства, он боялся смотреть ей в глаза, чтобы она не заметила его состояния. Боль, которая снедала его изнутри, была невыносима. Какое же он чудовище!

Талейран заставил себя открыть глаза и посмотреть на девушку. Он попытался улыбнуться, но вместо улыбки вышел мученический оскал.

— Ты назвала меня Морисом, — сказал он, все еще силясь улыбаться. — Не дядей Морисом.

Мирей была невыразимо прекрасна в тот миг, ее чуть приоткрытые губы напоминали лепестки роз… Он прогнал эти мысли прочь. Валентина. Мирей хотела поговорить о Валентине. Нежно, но решительно он положил ей руки на плечи. Морис почувствовал тепло ее кожи сквозь тонкую шелковую ткань, разглядел тонкую голубую жилку, пульсирующую на длинной белой шее, и ниже — тень между юными грудями…

— Валентина очень сильно любила вас, — произнесла Мирей сдавленным голосом. — Я знала все ее мысли и чувства. Она мечтала, чтобы между вами произошло то, что обычно происходит между мужчиной и женщиной. Вы понимаете, что я имею в виду?