Слово и дело. Книга 2. Мои любезные конфиденты - Валентин Пикуль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А рабы в кузницах отбросили молоты и стали с надеждою гром загадочный слушать. Один из них подхватил с земли ядро, упавшее на базар с неба, и осмотрел его со всех сторон:
– Да это ж наше – русское… откуда оно?
* * *60 000 татарских сабель зря сверкали у Перекопа, напрасно сидели татары и возле Арабата, возле боевых костров впустую стучали барабаны-дасулы, бились бубны-дарие и ревели зурны. В ожидании подхода русских по косе татары курили тысяча первую трубку и слушали сказки, что рассказывали им бродячие дервиши…
Еще когда началась буря на море, Ласси сказал:
– Ну и пусть они там сидят. А мы их снова обманем…
Армия вошла в Гнилое море. Сильная буря согнала прочь воду, Сиваш обмелел, и русская армия ворвалась в Крым – прямо в устье Салгира; вдоль этой речонки (которая была для татар – как Волга для русских) Ласси повел солдат прямо на Карасу-Базар…
Менгли-Гирей, оскорбленный, заявил:
– Разве это барсы? Это хитрые шакалы, которые не ходят по дорогам, а лазают под заборами. Но мы поклялись на Коране, что в этом году русским в ханстве не бывать…
Он нагнал армию Ласси в 30 верстах от Карасу-Базара. Страшен был удар несметных полчищ татарских, когда они от Арабата – на полном разбеге коней! – насели на солдат русских, чтобы растоптать их всмятку, изрубить в куски и куски эти разбросать потом вокруг себя на поживу коршунам…
Сначала туча стрел упала на русских воинов, и стрелы эти, трепеща, вонзались в деревья, тупо бились о камни их железные наконечники. Солдаты с бранью вырывали стрелы из тел своих…
– Разбить татарву! – повелел Ласси…
Русские встали непрошибаемой стеной. На них обрушилась кричащая волна татар. Она разбилась об эту стенку и потекла обратно, вскипая кровавой пеной бессилия.
Ласси руку вытянул:
– Пушкам – залф! Коннице – марш!
Погнали татар.
– Успех запечатлеть укреплением его, – проговорил Ласси.
И вот первое ядро уже летит в майдан Карасу-Базара, сокрушая фонтан и сшибая лоток со скумбрией. Карасу-базарцы бежали вслед за ордой Менгли-Гирея, ища спасения на пепелище Бахчисарая. В захваченном городе остались только греки и армяне. Еще топились бани столицы, еще не остыл кофе в узорных кофейниках, еще за ширмою стояла нагая рабыня (так и не проданная).
– Предать огню гнездо поганое! – распорядился Ласси.
Выжгли и эту столицу Крыма, чтобы неповадно было татарам на Руси хищничать. Ласси досмотрел гибель города до конца. Когда стали потухать от него последние головешки, он сказал:
– Теперь нам следует отойти назад. Здесь скалы нас сжимают, и дороги худы больно… – Вокруг него собрались офицеры, виктории радуясь. – А вы не радуйтесь, – молвил Ласси. – Сейчас мы ханство гнусное за пупок держим. Но за глотку нам его уже не дано схватить. Враг увертлив и опасен… Ежели Менгли-Гирей умен будет, то все мы погибнем в Крыму, как цыплята в котле с маслом кипящим…
Ласси поступил правильно, что не стал держаться за Карасу-Базар, – он вдруг резким маневром оттянул свою армию назад, плотно сомкнул ее с вагенбургами обозов. Вышли на долину, где звенели ключи с желтоватой водой, попив которой люди одуревали, будто от белены. Ласси дал солдатам отоспаться на траве. Посреди широкой равнины Менгли-Гирей, отчаясь, вновь напал на них. На этот раз вели татар в атаку муллы и шейхи с дервишами. Несли они в руках Кораны из мечетей крымских, вещали всем эдем сладостный с толстыми гуриями… Подумать только! Сколько раз ходили татары на Русь, кормясь от грабежа, все вырезая, все выжигая, все расхищая. Казалось им, что аллах всемогущ и всегда постоит за правоверных. Но русские пришли сюда с отмщеньем – и небывало-яростно кинулись в битву татары…
Казаки взмолились перед фельдмаршалом:
– Христом-богом просим – дозвольте спешиться…
Оставив лошадей в бережении от пуль, казаки дружно вломились в костоломье рукопашного боя. Лезли на татар кучей – словно в драку, когда дерется станица со станицей. Татары трижды отбрасывали казаков от себя. Но, кровь вытерев и раны перевязав, казачье снова устремлялось в побоище:
– Пошли усе! Святый Микола, не выдавай…
В порядке стройном, под грохот барабанов, в низину боя, неся квадраты своих штандартов, скатывались полки регулярные. В железной дисциплине – ряды солдат, а мужество их – непревзойденно.
Мерный шаг. Поступь четкая. Рук взмахи. Блеск оружия.
Крымское солнце ярчайше осветило эту картину, и войско регулярное золотым слитком вспыхнуло на малахите гор таврических.
Ласси не удержался при виде такого великолепия.
– Ай, молодцы! – он закричал. – Нет силы, чтобы сокрушила вас, ребята!..
Голдан-Норма в нетерпении крутился перед Ласси в седле, а под калмыцким воином конь кружил волчком. В деревянных колодках стремян прочно застряли чувяки тысячника, расшитые бисером.
– Любезный друг, – сказал ему Ласси. – Сейчас, чувствую, татары прочь побегут. Вам их преследовать жестоко…
Голдан-Норма спросил – как далеко ему врага гнать?
– Насколько хватит сил у лошадей… Хоть до моря!
Перед массивом регулярной армии России татары присели, будто их по башке треснули. Растерялась орда – побежала. Тогда понеслись вослед им калмыки, траву топча, смятение сея. Зрелище было восхитительное! Они выхватывали стрелы из колчанов. На тетиву прилаживали быстро. Разили врага, преследуя его потом на саблях. Калмыки молнией домчали до синих гор и…
Горы скрыли калмыков от русской армии.
– Не пропадут небось, – говорили повсюду.
Армия заспешила на север, снова к морю Гнилому, спеша, пока татары не очухались от поражения. Была еще одна опасность: ведь от ворот Ор-Капу мог выйти, отрезая пути домой, турецкий гарнизон из янычар. Армия шагала торопко. День, два, три…
– Калмыки вернулись? – часто спрашивал Ласси.
– Нет. Как ускакали от нас в погоню за татарами, так и пропали за горами. Уж не переметнулись ли к басурманам?
Ласси на всем пути следования армии рассылал вокруг отряды летучие – партизанские. Они палили улусы татарские, чтобы не воскресла сила нечистая, сила опасная. Большие стада захватывали, и Ласси весь скот повелел гнать перед армией – в Россию.
Солдаты шли на родину веселые.
– Эдак-то ладно! – говорили. – Гляди, мяса сколь бегает. Уж коли маршал и мясо на Русь потащил, знать, и нас вытащит…
Из арьергарда примчался гонец – в смятении:
– Татары прутся на нас… туча пыли несется!
Пушки развернули назад. Скакала яростная конница, гоня перед собой толпу каких-то людей, и, блея жалобно, бежало много-много баранов… Пылища столбом! Канониры выглядывали из-под пушек, фитили едко чадили в их руках.
– Да это же не татары… Калмыки возвернулись!
Голдан-Норма сразу рухнул в ноги Ласси:
– Прости, батька, я глупый…
Извинялся он, что не прошел Крым от моря и до моря. Оказывается, калмыцкая конница – неутомимая! – добежала до самого Бахчисарая. А там они сгоряча дожгли и доломали все, что не успел разрушить Миних в прошлом году. Тысячу знатных мурз татарских пригнали в полон калмыки, а баранов – даже не сосчитать…
Ласси утешал Голдан-Норму:
– Не порицания, а похвалы достойны воины твои…
Победоносная армия вышла к узости Сиваша, стали здесь наводить мост, чтобы уйти из Крыма. Янычары прибежали из Перекопа, из дальней Кафы тоже подходили враги, – казалось, на этом мосту враги и задушат русских… Ласси поднял сухонькую длань.
– Вот теперь, – сказал, – когда мы одною ногой уже в России, можно и не беречь пороха… Пушками их избейте. Жарь!
Под ядерным градом противник отхлынул в степь. Переправа прошла спокойно. Ласси встретился с вице-адмиралом Бредалем:
– Надо бы морем имущество воинское отправить, дабы здесь не сжигать его напрасно. Подыщи офицера дельного, чтобы он и больных забрал до Азова.
– А раненых?
– Раненых армия на себе понесет…
* * *Этот удивительный рейд армии по глубоким тылам противника по сути дела был рейдом партизанским.
Глава девятая
Возглавить экспедицию Бредаль назначил Дефремери:
– Мортирный бот мичмана Рыкунова сохранился от бурь лучше иных кораблей, вот его и возьмешь под команду свою…
Инструкция, перебеленная писарями, была скроена из семи пунктов. Бредаль задержал палец на чтении пункта четвертого:
«Неприятелю, каков бы он силен ни был, отнюдь не отдаваться и в корысть ему ничего не оставлять. Впрочем, имеете поступать по регламентам и по прилежной своей должности, как честному и неусыпному капитану надлежит».
Дефремери расписался внизу приказа и обиделся:
– Не возьму в толк я, отчего служителю военному, присягу давшему, прописные истины письменно указывают?
Бредаль травничек у окошка на свет поглядел. Там, на донышке фляги, еще осталось немного рома, и он наполнил чарки.
– Оттого, – отвечал выпивая, – что на совести твоей грех капитуляции уже имеется. Кто фрегат «Митау» на Балтике сдал? Кто к смерти позорной за это присужден был?
