Ищу комиссара - Владимир Двоеглазов

— Не холодно?

— Не твое дело! — впервые услышал он ее голос.

Сержант пожал плечами и, щурясь от света фар, повернулся к тормозившему «Икарусу».

Первым из автобуса вышел следователь Андреев с черной папкой под мышкой, за ним дежурный Огнев и старший инспектор ОУР Шабалин. Последний, не веря своим глазам, шагнул к девушке:

— А! Вот так встреча! Вот уж не думал, не гадал!

— Да осторожней вы, ради бога! — предупредил кого-то следователь. — Ничего не трогайте и никуда не лезьте!

— А если там внутри еще преступники? — возразил Огнев.

— Никуда ваши преступники не денутся! За хозорганом уехали?

— Уехали, товарищ лейтенант, — доложил Глотов.

Шабалин продолжал:

— Ну что ж, давай потолкуем, Лепесточек. Где была ночью? Нет, уж тут придется говорить! Молчать больше нельзя! Тюрьмой дело пахнет, я тебя предупреждал!..

22

«Хозорган» в лице Липатия Львовича Ветцеля прибыл на машине ОВО через четверть часа.

— Господи… — пробормотал он, поправляя шарфик на горле. — Что случилось, Александр Николаевич?..

— Вот — смотри! — ответил Шабалин, пожимая Ветцелю руку и кивая на здание. — Смотри сам, Липатий Львович!

— Господи… — пробормотал Ветцель, оглядывая в свете фар автомобилей — «Икаруса» и УАЗа — разор мастерской: разбитые стекла, раскиданные юбки и платья. — Вот ведь казус-то…

— Ну, открывай, — поторопил Ветцеля Шабалин, указывая на замки наружной двери. — Смотрите со следователем… чего в этом супе не хватает…

…Когда Ветцель, следователь и приглашенные из соседнего дома понятые спустя полчаса вышли обратно, Шабалин спросил:

— Ну что?

— Все снято с одной вертушки, — ответил следователь, показывая на раскиданную одежду. — Остальное как будто на месте. Но инвентаризацию все равно придется проводить…

— Но как же все это случилось?.. — пробормотал Ветцель.

— Случилось обыкновенно! — сказал Шабалин. — Подкинул тебе Костик подарочек на старости лет— вот и случилось!.. Огнев! — крикнул он, обернувшись к «Икарусу». — Давай ее сюда!

Приоткрытая дверь «Икаруса» распахнулась, и вышел вначале старший лейтенант Огнев, а за ним… Ветцель обомлел:

— Лидия Степановна?!

— Она, она! — подтвердил Шабалин. — Не сомневайся! Подойди ближе, Лепесток, тут все свои, не стесняйся! Еще ближе! Вот так!

— Лидия Степановна?! — вскричал Ветцель. — Не может быть! Тут был кто-то другой!..

— Так о чем и разговор! — подхватил Шабалин. — Кто был тут еще? — обратился он к девушке. — Кого ты прикрывала? От машины даже не побежала! Вот — скажи старику! Он тебе как отец родной, носился с тобой как с писаной торбой! А ты бандита покрываешь! Кто лазал по чердаку? Ну? Говори!

— Да я, я! Я все сделала! Чего вам еще нужно? Я!

Следователь покачал головой:

— Нет. По крыше лазали не вы. Вы в валенках, а там следы ботинок…

— Вот видите! — обрадованно вмешался Ветцель. — Лидия Степановна тут ни при чем! Я же говорил: этот казус не имеет к ней ни малейшего отношения…

Шабалин шагнул к девушке и, наклонившись, произнес:

— По крыше лазал Лидер.

Она отшатнулась.

— Где он? — спросил Шабалин.

— Не знаю!

— А где ты была ночью? Пока сюда не забралась? Ну?

Она не ответила.

— Простите, Александр Николаевич! — снова вмешался Ветцель. Шабалин с готовностью повернулся к нему. — Тут какое-то сплошное недоразумение! Потому что вечером ее искал Игорь Николаевич, я дал ему адрес Лидии Степановны, и он…

И тут девушку словно прорвало:

— Да замолчи ты, старик! — закричала она на весь переулок. — Заткнись, старый хрыч! Никто тебя не спрашивает! Чтоб ты подавился своим языком!..

— Что?.. — сказал Шабалин. — Какой Игорь Николаевич?.. — И тут его осенило: — Черт! Да как же я… Так вот откуда «Волга»!

Наступило молчание. Фары обеих машин продолжали освещать покосившееся здание мастерской, разбитое окно, разбросанную одежду, людей в милицейской форме и в штатском.

Липатий Львович, обращаясь то к одному, то к другому, начал:

— Я полагаю, что инцидент исчерпан… казус устранен… все на месте… И-и… мы с Лидией Степановной можем идти… У меня там как раз молодежь… гуляют… песни поют… Магнитофон принесли… из девятой комнаты… Хороший магнитофон… и такие, знаете, песни все современные… бит-буги… или как… Я, конечно, не понимаю, но молодым людям нравятся… А стекла мы вставим, у меня есть знакомый… замечательный стекольщик… золотые руки, он мне зеркала вставлял… знаете, пришли не по размеру… бывает… так он сделал… Так что пойдемте, Лидия Степановна… Да и холодно… Какая новогодняя ночь холодная, не правда ли?.. Да пойдемте, Лидия Степановна… Мы ведь можем идти, не так ли? — обратился он к сержанту вневедомственной охраны. — Правда же? — спросил Ветцель у старшего лейтенанта Огнева. — Сами посудите, — вернулся к следователю, — ведь все цело… А изделия… с ними ничего не случилось… мы их отгладим… Значит, нам можно идти?

Однако и сержант, и старший лейтенант, и следователь молчали, и Ветцель понял, что означает их молчание.

— Александр Николаевич, да скажите хоть вы!..

Но Шабалин уже садился в «Икарус», никого с собой не пригласив…

— Разворачивайся! — приказал он водителю. — Живо!

23

Игорь сидел на краешке тахты, надев брюки и рубашку, босой, растрепанный и словно оцепеневший. Он ни о чем не думал сейчас: ни о том, что здесь произошло, ни о том, что нужно хотя бы немного прибрать постель, унести на кухню посуду, выбросить разлитую бутылку из-под шампанского; вот-вот могли вернуться родители. Ему было все равно, настолько все равно, что он даже не пошевелился, когда внизу хлопнула наружная дверь и кто-то вошел. Вряд ли это были уже родители — рановато, да и шуму было бы побольше; не думал и о том, кто мог войти в квартиру без ключа; впрочем, возможно, девушка, когда уходила, неплотно притворила дверь — и замок не защелкнулся.

Между тем шаги слышались уже на лестнице, ведшей на второй этаж. Дверь в комнату приоткрылась. Игорь поднял глаза: на пороге стояла Геля.

Она была в своей беличьей шубке, которую, видимо, и не застегивала, а так и бежала по улице нараспашку, и теперь из-под нее виднелось ярко-малиновое платье, сшитое, наверное, к новогоднему вечеру; в хантыйских кисах из белого камуса, надетых на капрон; белый пуховый платок сбился с высокой прически и лежал на воротнике. Геля тяжело дышала. Игорь отвернулся.

Геля обвела взглядом комнату: разобранная постель со смятыми простынями, журнальный столик с коробкой конфет, апельсинами и двумя бокалами, в которых было что-то налито — по-видимому, выдохшееся шампанское, бутылка из-под которого валялась на ковре. Но главное, на чем задержался ее взгляд, — были стоявшие посреди комнаты парчовые шлепанцы сестры Игоря; они-то уж не оставляли никакого сомнения: здесь была женщина!.. Геле казалось, что она задыхается… Она понимала, что нужно уйти, повернуться и уйти, ничего не говорить, а просто уйти, но не было сил — ни оставаться, ни уходить…

На крыльце вдруг затопали тяжелые шаги, вновь хлопнула наружная дверь, и раздался голос десятиклассника из железнодорожной школы:

— Эй, Ромео и Джульетта! Кончай любовь — предки едут!..

«Негодяй!» — подумала Геля, но не про Игоря, а про десятиклассника из железнодорожной школы, который весь вечер и всю ночь не спускал с нее глаз, несмотря на то, что пришел с Гелиной подругой, и вот все-таки выследил. Однако к предупреждению следовало отнестись серьезно. Геля бросилась к окну и осторожно отвела плотную штору.

На освещенной площадке у крыльца стоял новенький УАЗ-469 — недавний подарок министра бригадиру лесосечной бригады. Из УАЗа с шумом и хохотом выгружались Ольга Николаевна и отец Игоря. Десятиклассник уже здоровался за руку с приоткрывшим дверцу автомобиля Пановым, затем обнялся с отцом Игоря и поцеловал в щеку Ольгу Николаевну… Вдруг все четверо перестали смеяться: к дому подруливал огромный трансгазовский «Икарус». Автобус притормозил рядом с УАЗом, и из него выпрыгнул высокий мужчина в полушубке. Подойдя к четверым, он, должно быть, что-то сказал, потому что все четверо посмотрели в сторону восьмисекционного кирпичного гаража. Потом тот, что приехал на «Икарусе», и отец Игоря прошли по направлению к гаражу… Вернувшись от гаража, мужчина в полушубке обратился, по-видимому, к десятикласснику из железнодорожной школы, и тот вдруг поднял голову и указал прямо на Гелю. Она отпрянула от окна. «Негодяй!» В отчаянии взглянула на Игоря, но тот все так же сидел на краешке тахты, словно оцепенев.

Внизу послышались громкие голоса; должно быть, все, кто был на площадке у крыльца, вошли в прихожую.

— Да говорю же я: не знаю! — громко заявлял десятиклассник. — Я только что сам-то подошел, вот раньше вас буквально на минуту! Постучаться не успел, смотрю: вы едете! Дома, наверное, где ему еще быть!..