Фавориты и фаворитки царского двора - Александр Николаевич Боханов

Такую перспективу прекрасно осознавал и Николай II. Ясно было, что в России незаконное венчание не состоится. Здесь ситуация была под полным контролем властей. Однако влюбленные постоянно ездили за границу, где находились подолгу. Надлежало избежать всяких нежелательных событий и там. Осенью 1911 года появилась информация, что Михаил Александрович высказал такое намерение.

За границу был командирован жандармский генерал А. В. Герасимов (1861–1944), получивший полномочия предупредить русские православные духовные миссии о том, чтобы священники не совершали обряда венчания великого князя Михаила.

6 сентября 1911 года русское Министерство иностранных дел разослало своим представителям за границей секретный циркуляр, в котором говорилось: «Податель настоящего генерал-майор Корпуса жандармов Александр Васильевич Герасимов направлен Его Императорским Величеством за границу с поручением принять все возможные меры для предотвращения женитьбы великого князя Михаила за границей на госпоже Брасовой». Усилиями мощной имперской государственной машины в тот год бракосочетания удалось избежать. Но минул всего год, и то, чего так опасались в императорской семье, случилось.

Осенью 1912 года Михаил и Брасова в очередной раз отправились за границу. Административная машина была опять начеку. Однако в этот раз влюбленным удалось обыграть «недремлющее око» империи. Они обвенчались 17 октября в столице Австрии Вене в сербской православной церкви Святого Саввы.

Полицейский агент доносил начальству в Петербурге: «Во время предшествовавших пребываний Великого князя Михаила Александровича за границей агенты заграничной агентуры во время поездок Его Императорского Высочества на автомобиле повсюду сопровождали Великого князя на особом моторе. В нынешней же выезд Великого князя за границу командированный для ведения охраны старший агент Бинт получил в Берлине от генерал-майора Герасимова распоряжение при поездках Великого князя на автомобиле не сопровождать Его Императорское Высочество…

Не сопровождая Великого князя в его поездке на автомобиле, охрана ничего узнать не могла, ибо направление и цель поездки оставались законспирированными от самых близких лиц».

Должностные лица получили нагоняй, но дело было сделало: царский брат женился на дважды разведенной женщине. Об этом событии Михаил послал письма матери и брату.

Николай II был вне себя от возмущения и в письме к матери от 7 ноября 1912 года выплеснул накопившиеся чувства: «Я собирался написать тебе по поводу нового горя, случившегося в нашей семье и вот ты уже узнала об этой отвратительной новости… Между Мною и им сейчас все кончено, потому что он нарушил свое слово. Сколько раз Он сам мне говорил, не Я его просил, а он сам давал слово, на ней не женится. И я Ему безгранично верил!..

Ему дела нет ни до твоего горя, ни до нашего горя, ни до скандала, который это событие произведет в России. И в то же время, когда все говорят о войне, за несколько месяцев до юбилея дома Романовых!!! Стыдно становится и тяжело».

Через несколько дней уже более спокойно продолжал: «Бедный Миша очевидно стал на время невменяемым, он думает и мыслит, как она прикажет, и спорить с ним совершенно напрасно… Она не только читает, но и снимает копии с телеграмм, писем и записок, показывает своим и затем хранит все это в Москве вместе с деньгами. Это такая хитрая и злая бестия, что противно о ней говорить».

Марию Федоровну, находившуюся в Дании, «отвратительная новость» повергла в состояние отчаяния. Ей было жалко Мишу, себя, Ники, династию, Россию. Ей было стыдно. Такого стыда она за всю свою долгую жизнь еще не переживала.

В письме сыну Николаю восклицала: «Даже не верится, и не понимаю, что я пишу, так это невыразимо отвратительно во всех отношениях и меня совершенно убивает! Я только об одном прошу, чтобы это осталось в секрете, чтобы не было еще нового скандала… Я думаю, что это единственное, что можно теперь делать, иначе я уже больше не покажусь, такой позор и срам!»

Скрыть же брак брата Царя не было никакой возможности. Пришлось ограничиться известными «мерами воздействия». Михаилу Александровичу воспретили въезд в Россию, уволили со службы, лишили званий, а над его имуществом учредили опеку. Первоначально Михаил с семьей поселился на юге Франции, затем они переехали в Англию, где арендовали большое поместье. Денег у царского сына и брата было достаточно, и он мог обеспечить семье богатое существование.

После почти годичного перерыва летом 1913 года в Лондоне Мария Федоровна встретилась с неразумным сыном. Николаю II сообщала: «Миша приехал в Лондон и оставался несколько дней с нами. Хотя первая встреча была тяжелая, мы оба были смущены, что более чем понятно. Я была счастлива увидеть, что он остался таким, каким он всегда был: милый, добрый и даже более ласковый, чем когда-либо. Мы очень откровенно говорили обо всем и все было так хорошо и мирно; ни одного горького слова не было произнесено, так что мне на душе стало легче первый раз после всех перенесенных мучений, и он видимо чувствовал тоже самое и даже писал об этом и благодарил меня за мою доброту. Бедный Миша! Ужас как грустно думать, что он, такой милый и честный, попал в такие когти, потому что она никогда его не отпустит от себя. Моя единственная надежда, что она ему этим надоест, дай Бог!»

В конце июля 1914 года, вскоре после начала Первой мировой войны, брат Императора был прощен и вернулся в Россию. Сердечные отношения между ним и Монархом восстановились.

Брак его признали, сын в 1915 году получил титул графа. (В различных сочинениях нередко графский титул приписывают и жене Михаила, однако Наталья Сергеевна такого титула не получала.) Миша оставался своим в царской семье, но его супругу так ни разу при Дворе и не приняли.

В России семья Михаила проживала главным образом в Гатчине. Иногда «мадам Брасова» совершала наезды в столицу, где она была завсегдатаем дорогих ювелирных и антикварных салонов. В одном из таких заведений в феврале 1916 года ее увидел французский посол Морис Палеолог, оставившей о том красочное описание в дневнике.

«Она прелестна. Ее туалет свидетельствует о простом, индивидуальном и утонченном вкусе. Из-под расстегнутой шиншилловой шубки видно платье из серебристо-серого шелка, отделанное кружевами. Шапочка светлого меха очень идет к ее пепельным волосам. Выражение лица гордое и чистое; черты прелестны; глаза бархатистые. На шее, при свете зажженной люстры, сверкает ожерелье из чудного жемчуга. С большим вниманием разглядывает она каждую гравюру; иногда она от напряжения мигает и приближает лицо к гравюре. По временам она наклоняется направо, где около нее поставлена табуретка с другой