Приговоренный муж - Александр Евгениевич Владыкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, вся эта тягомотина закончилась, и мы дружною толпою, в смысле четким строем, места в котором зависели от статуса, отправились к месту веселого праздника. А именно на площадь, где уже все было подготовлено к обязательным в таких случаях в этом мире казням. Заняли места на почетной трибуне. Мы с Изабеллой, естественно, разместились рядом с королем и королевой. Изабелла — в качестве ближайшей родственницы (племянница как-никак и великая герцогиня вдобавок), а я… Я в непонятном статусе барона Гувера — лица особо приближенного к Изабелле. Если не знать, что я муж герцогини, то можно было бы подумать, что она таскает за собой своего любовника. Даже немного приревновал самого себя к себе же. К слову эта двусмысленная ситуация и привела позже к проблемам. Но пока нас ждало незабываемое зрелище, к которому я на этот раз хорошо подготовился — запасся берушами, чтобы хоть немного заглушить вопли казнимых самыми разными и изощренными способами и омерзительно-радостные крики толпы.
В общем, сидели мы по левую руку от Гастона Первого. По правую разместилась королева Вержина, периодически бросавшая на мою жену опасливые взгляды. Да, досталось ей сегодня утром от моей любимой. Было дело.
Утром, где-то за час до начала церемонии коронации, мы с Изабеллой прошли в покои Гастона, чтобы поддержать его морально. А то что-то он нервничал излишне. Естественно, там же была и Вержина, тогда еще ДеВержи. Мы о чем-то поговорили вполне непринужденно, и я отвел Гастона в соседнюю комнату, чтобы объяснить ему, что присяга, данная под давлением, с юридической точки зрения ничтожна и всегда может быть отозвана. Именно этот момент беспокоил нашего рыцаря без страха и упрека — переживал, как он потом по моему сигналу перейдет на сторону Юма, предав своего сюзерена императора. Представления не имею о нюансах местной юриспруденции, но говорил я убедительно, и дядя Изабеллы, наконец, расслабился. И тут…
Тут к нам влетела ДеВержи. Ее левая щека пунцово горела, а форма этого только что приобретенного румянца не оставляла ни малейших сомнений в причинах его появления. То есть отпечатков пальцев видно не было, но то, что это дело рукотворное и били правой рукой, было очевидно. Как и то, кто свою нежную ладошку к щечке будущей королевы приложил. За ДеВержи быстрым шагом вошла Изабелла, глаза которой пылали праведным гневом.
— В следующий раз, курица ты непотребная, я тебе все волосы выдеру! — выпалила моя милая женушка и замахнулась левой рукой, видимо, для того, чтобы придать лицу ДеВержи симметрию.
Ударить, правда, у нее не получилось. Я вовремя занесенную руку перехватил, а графиня шустро спряталась за Гастона.
— Дорогая племянница, что у вас произошло? — ошалело спросил будущий король. — За что ты бьешь мою возлюбленную невесту?
— Ничего особенного, дядюшка, — мгновенно отключив режим фурии и придав своему лицу обычное выражение, ответила Изабелла. — Так, по поводу нарядов немного поспорили. Так ведь? — она посмотрела на высовывавшуюся из-за Гастона ДеВержи.
— Да-да, ничего страшного, милый, — тут же подтвердила та. — Не думай о разных наших женских пустяках перед таким важным событием. Мы с великой герцогиней на самом деле очень любим друг друга.
Изабелла, между тем, посмотрела мне в глаза и многообещающим шепотом пообещала:
— А с тобой, любимый, мы вечером поговорим.
Причина экзекуции, которой подверглась графиня, разъяснилась чуть позже. ДеВержи по дороге в храм улучила подходящий момент, когда Изабелла о чем-то разговаривала со своим дядей, и, приблизившись ко мне, сказала:
— Ричард, ваша светлость, мне пришлось сознаться, что мы с вами провели ночь вместе. Как теперь быть?
— Зачем? — прошипел я в ответ.
— Ваша жена что-то заподозрила, — ответила графиня. — Видимо, я позволила себе несколько раз слишком пристально на вас посмотреть. И потом, когда мне эта дроу, служанка вашей супруги, приставила к груди кинжал, я не выдержала и все рассказала.
Точно курица! В жесткую несознанку идти надо было. Но что уж теперь. Дело сделано. Буду с нетерпением ждать обещанного Изабеллой вечера.
А пока наслаждался временной отсрочкой и зрелищем казней. Центральной частью этого представления стал выход на эшафот нашего Роджера, чье появление в красном фартуке, колпаке и полумаске в сопровождении многочисленных помощников, тащивших кучу разного специального оборудования, вызывало восторженный и предвкушающий гул толпы. Следом привели и его будущих жертв — королеву, бывшую, Матильду и ее сына, тоже бывшего наследного принца.
И тут мне стал ясен замысел, который Изабелла холила и лелеяла все эти дни. Это будет не казнь. Это будет дознание по всем правилам средневекового криминального законодательства. С дыбой, прижиганиями, битьем кнутом, выворачиванием суставов и прочим. Да. Такого зрителям еще никогда не предлагали. Обычно они получали уже результат — приговор и изломанное тело, которое волочили на плаху. А тут их пускали за кулисы, предоставляли уникальную возможность стать свидетелями самого интересного — как ведется дознание. Надо сказать, что Роджер оправдал доверие Изабеллы. В течение следующего часа Матильда с сыном, последний, впрочем, явно выступал в роли актера второго плана и во всем проигрывал своей матери, признавались и каялись в таком количестве различных преступлений, что можно было подумать, что это не королева с принцем, а банда отъявленных головорезов, отравителей, фальшивомонетчиков, совратителей детей, иностранных шпионов и не знаю, кого еще.
При каждом новом вскрывшемся факте их преступлений народ ревел от восторга. Вообще, сюрреалистическое какое-то действо было. На эшафоте изощренно мучили родных сестру и племянника короля, а придумала все эти пытки их племянница и сестра, пусть даже и двоюродная и сводная. Но никого это ни разу не смущало.
А вот концовка меня и удивила, и порадовала. Не в том смысле, что мне как-то уж очень было жалко принца и его мать. Нет. Я порадовался за Изабеллу. Честно говоря, ее некоторая излишняя жестокость меня огорчала, и я ждал по итогу состоявшегося прилюдного допроса самого сурового приговора. А вышло совсем не так.
Когда тела преступников, наконец, опустили на помост, со своих мест встали Гастон и Изабелла. Король бросил на





