Пятьдесят на пятьдесят - Стив Кавана
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все столы были обращены к судейской трибуне, а присяжные сидели справа от них. С левой стороны зала, рядом со свидетельской трибуной, был установлен большой проекционный экран. Сейчас он был белым и пустым. Я занял свое место рядом со своей клиенткой. Она протянула мне руку, я взял ее и слегка сжал. Это был самый ободряющий жест, на который я сейчас был способен.
– Вы неважно выглядите, – заметила София.
– Я в полном порядке. Не волнуйтесь. Я просто много работал над вашим делом, вот и всё.
Ответом мне была деланая улыбка, возникшая у нее на губах, которые тут же плотно поджались. София стиснула мне руку, чтобы подбодрить меня. Я не смотрел ни на Кейт, ни на Драйера. Пришло время вступить в игру, и нельзя было ни на что отвлекаться. Казалось, будто голова у меня залита цементом, и если я не буду держать ее прямо, то она упадет на стол и расколется.
– ВСЕМ ВСТАТЬ! – приказал пристав, и в зал вошел судья Стоун – черная мантия развевалась у него за спиной, словно крылья какой-то хищной черной птицы. Лицо у него сморщилось, а нос и губы вытянулись, когда он хмуро нацелил их на нас с Гарри.
Места для публики были до отказа заполнены простыми гражданами, журналюгами и телевизионщиками. Все мужчины и женщины в зале суда дружно поднялись и выпрямились, словно по стойке «смирно», отвечая на призыв пристава при появлении достопочтенного судьи Стоуна.
София тоже встала. Как и вся команда обвинения. Как и Александра Авеллино, Кейт и Блок. Они продолжали стоять, пока судья не поднялся на свое место, где расправил мантию на животе и коротко склонил голову. Стоять, когда судья входит в зал суда и выходит из него, является знаком уважения.
Мы с Гарри даже не оторвали задницы со своих мест.
Ни на один чертов дюйм.
Стоун это заметил и глянул на меня так, словно я был самым отъявленным подонком на земле. Во взгляде его сквозило презрение.
Он сел, сверля меня взглядом. Позади нас послышался шорох одежды и скрип скамеек с мест для публики и скрежет ножек стульев по полу со стороны столов защиты и обвинения, когда обе команды усаживались на свои места.
– У вас что-то с ногами, мистер Флинн? – осведомился Стоун.
Я медленно встал, выпрямившись во весь рост, и ответил:
– Абсолютно ничего, ваша честь.
– А у вас, мистер Форд?
– Обе ноги в прекрасной физической форме, ваша честь, – отозвался Гарри.
– Понятно… Ну что ж, тогда, я думаю, мне придется обсудить этот вопрос с дисциплинарным комитетом коллегии адвокатов.
– Как бывший судья, я являюсь одним из председателей упомянутого дисциплинарного комитета, – просветил его Гарри. – Вы хотите подать мне жалобу прямо сейчас или отправите ее по электронной почте чуть позже? Хотя не то чтобы это имело особое значение…
– Думаю, ему следует написать ее сейчас, если у него есть карандаш под рукой, – произнес я, обращаясь к Гарри.
Медленно и со всей грацией, на которую он был способен, судья Стоун поднялся на ноги. Пока он стоял, лицо у него из серого стало розовым, а затем приобрело оттенок, близкий к пунцовому.
– Я еще никогда не…
Он был слишком зол, чтобы говорить. В уголках его дрожащего рта вскипели белые пузырьки слюны.
Я глянул на Гарри, и он ответил мне таким же взглядом.
Получилось!
– Ваша честь! – воскликнул Драйер. – Может, лучше отложить обсуждение данного вопроса? Есть и более насущные проблемы, чем пренебрежение мистера Флинна к данному суду. Мы не хотели бы давать ему повод для необоснованных обвинений в предвзятости, которые он может вам выдвинуть.
Блин…
Гарри вздохнул.
Почти получилось.
Наш план заключался в том, чтобы побудить Стоуна сорваться. Предохранительный клапан у него совсем слабенький. Как и у всех расистов и фанатиков. Всего одно слово против Гарри или меня, и мы немедленно подали бы ходатайство об отводе Стоуна от судебного разбирательства на основании его предвзятости. Он это ходатайство явно отклонил бы, тем самым дав нам шанс на немедленную апелляцию, которая была бы успешной. Ни один апелляционный судья не стал бы рисковать, отправляя обвиняемого на судебное разбирательство к потенциально предвзятому судье, потому что в случае вынесения обвинительного приговора тот сразу же обратится в вышестоящий апелляционный суд с жалобой не только на судью первой инстанции, но и на апелляционного судью, допустившего продолжение судебного разбирательства. Если б ходатайство о назначении нового судьи было удовлетворено, любой другой судья, кроме Стоуна, разделил бы судебные процессы, предоставив Софии равные шансы с Александрой.
Драйер прочухал нашу игру и вывел квотербека из строя прямо перед тем, как тот успел сделать подачу. Вот же черт, однако же быстро он соображает! Я убедился, что больше не стоит его недооценивать.
Глаза судьи Стоуна понимающе сузились. Он понял, что Драйер предостерег его. Хоть и не сразу, но до Стоуна дошло. Он опустился обратно в кресло и сказал:
– Если будут еще какие-либо выходки или эпизоды неподчинения, я передам это вышестоящему судье, и он сможет разобраться с вами обоими после данного разбирательства. Это понятно?
Мы с Гарри кивнули.
Я шепнул Софии, что наша попытка отстранить судью и разделить процесс не увенчалась успехом. Шаг изначально был рискованный, и она это оценила. Мы просто делали всё, что в наших силах. Она знала о возможных рисках, и мы решили, что дело того стоит, учитывая, что основной риск для Софии заключался в совместном судебном разбирательстве.
По крайней мере, теперь Стоун осознавал опасность обвинения в предвзятости – он должен восприниматься справедливым по отношению к защите, чтобы дистанцироваться от любых подобных обвинений. Легкого пути у нас не будет, но Стоун все-таки постарается отнестись к заявлениям нашей клиентки непредвзято, а не исключено, что и предоставит мне бо́льшую свободу действий при встречных допросах. В этой игре еще ничего не потеряно. Стоун никогда не был нашим союзником. Более того, если в вашем углу ринга – судья Стоун, то вам, скорее всего, стоит хорошенько присмотреться к самому себе.
– Пристав, давайте пригласим присяжных. Пора начинать судебный процесс, – сказал судья.
Дверь справа от нас открылась, и в зал вошли члены жюри. Составом жюри я был вполне
