Секунда между нами - Эмма Стил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дженн чувствует, как слезы катятся по ее лицу.
– Спасибо, – шепчет она и на секунду закрывает глаза.
– Ну ладно, – говорит мама, немного помявшись, – сегодня у тебя первый день после возвращения, так что я не буду тебя задерживать. Но я постараюсь приехать к тебе в ближайшее время.
Дженн кивает, понимая, что вряд ли это когда-нибудь произойдет. Но ей приятно слышать эти слова, – они многое значат.
– Это было бы здорово, – произносит Дженн.
Пауза.
– Я люблю тебя, – говорит мама.
– И я тебя.
Тридцать девять
Пятнадцать минут до…
РОББИ
Я у больницы. Очень холодно и темно, но я вижу Дженн: она идет впереди меня, торопится на парковку, – Робби обещал забрать ее и отвезти домой.
Ну вот и все.
Если я позволю им уехать на этой машине вместе, все будет кончено.
Иду за ней. И на этот раз я точно знаю, что делать. Письмо у нее в рюкзаке, прямо у меня перед глазами. Оно лежит там же, где и было все время, когда она путешествовала.
Я догоняю ее, расстегиваю карман рюкзака, просовываю руку и достаю конверт.
Мое сердце бешено колотится, но Дженн даже не шелохнулась.
Она ничего не почувствовала.
Боже, Дженн, прошу, просто не останавливайся.
Я на ходу раскрываю конверт. И на несколько мгновений мир вокруг меня перестает существовать.
Дорогая Дженни!
Надеюсь, это письмо найдет тебя, где бы ты ни находилась. Сейчас я сижу за столом в своей маленькой комнатке с видом на сад. Я вижу из окна гортензии и жимолость, несколько грядок с лекарственными растениями. Твоя мама сажала такие.
Боюсь, меня уже не будет на этом свете, когда ты получишь это письмо. Не знаю, сколько мне еще осталось. Может, пара месяцев, может, больше. Но я пишу сейчас (вернее, пишу снова), потому что не знаю, сколько еще проживу в здравом рассудке. Письмо будет приложено к моему завещанию.
Я отдаю себе отчет в том, что все это может оказаться бессмысленным, ведь я уже писал тебе в прошлом году. И понимаю, почему не получил ответа после всего, что я сделал.
Но мне хотелось бы знать, получила ты то письмо или нет. Может, оно затерялось на почте? Или вы с мамой переехали? Наверное, с моей стороны это слишком эгоистично – думать, что ты обязательно ответила бы, если бы получила мое письмо. Но если все же я могу надеяться на это, я рад, что пишу тебе заново.
Знаешь, Дженни, я не из тех, кто любит разговоры по душам. Мне гораздо проще иметь дело с камнем и строительным раствором, чем с людьми. Для меня более естественно и привычно что-то строить. Именно строить, делать что-то, а не говорить об этом. Но сейчас я должен рассказать тебе кое-что важное, и ты должна это услышать. Наверное, стоит начать с самого начала.
Мой отец был алкоголиком, сколько я себя помню. В общем он был безобидным человеком. Несмотря на то что пил он много, ему удавалось не терять работу. Но со временем его поведение становилось все более агрессивным. И его стали увольнять со всех работ.
А однажды, мне было тогда двенадцать, он избил мою мать. Помню, как я кричал, просил его прекратить. И когда он наконец стал успокаиваться, было похоже, что он выходит из какого-то транса. Мать грозилась уйти от него, но он убедил ее остаться, просил прощения и клялся, что этого больше не повторится.
И какое-то время так оно и было.
Мама скрывала от меня самое худшее, когда я был ребенком, но я видел синяки у нее на шее, на руках. Думаю, она много лет жила в постоянном страхе. Мы оба так жили. Я никак не мог понять, почему она оставалась с ним так долго. Наверное, любовь заставляет нас делать странные вещи. В общем, подростком я старался не попадаться отцу на глаза, когда он бывал не в настроении. Я научился вести себя тихо, чтобы не злить его.
А потом, когда мне было семнадцать, кое-что случилось. Я гулял с друзьями и вернулся поздно. И он избил меня. Очень сильно. В ту ночь мама наконец-то увезла меня из этого дома, и больше мы туда не возвращались.
Вероятно, ты сейчас задаешься вопросом, зачем я рассказываю тебе о своей жизни, ведь я никогда не хотел обременять тебя всем этим. Но у меня есть причины, Дженни, поэтому продолжай читать.
Я окончил школу, и учителя убедили меня учиться на архитектора. Увлеченный идеей создавать что-то прочное, реальное, я постоянно рисовал здания. Я получил стипендию в Эдинбургском университете и постарался забыть о прошлом. Отца мы больше никогда не видели.
Однажды осенью, в Мидоузе, я познакомился с твоей мамой. Может, она тебе рассказывала? Мне было двадцать пять, а ей двадцать три. Я сидел и читал, когда она прошла мимо. Она выглядела такой растерянной. Никогда в жизни я не встречал такой красоты – эти рыжие волосы, невероятная улыбка. Когда она спросила, как пройти к железнодорожной станции, я не сразу поверил, что она обращается именно ко мне. Я предложил проводить ее, и она согласилась. К тому моменту, когда мы дошли до станции, я уже знал, что хочу на ней жениться.
Мне нравилось, что она была такой мечтательной, постоянно витала в облаках. Это так не похоже на меня. Больше всего на свете мне хотелось заботиться о ней, защищать ее. Через полгода я сделал ей предложение, и шесть недель спустя мы поженились.
К сожалению, вскоре после нашей свадьбы моя мама умерла от сердечного приступа. Но я был рад, что она хотя бы застала нашу свадьбу. И провела последние годы жизни в спокойствии.
Не могу описать, как я был счастлив, узнав, что у нас появишься ты. Мы сразу купили Ларчфилд – дом, где ты выросла. Я ремонтировал его семь месяцев, поменял каждую шаткую половицу, вытащил каждый торчащий гвоздь. Как сейчас помню: твоя мама выходит в сад, ее живот полон жизни, небо заливает солнечный свет, и я не мог поверить, что жизнь бывает такой прекрасной.
Сначала у нас с твоей мамой все было идеально. Я наблюдал, как ты растешь, такая здоровая и счастливая, – и это было для меня самое главное. Все, чего я хотел, – окружить вас любовью и заботой, чтобы в вашей жизни не было той тяжести и страхов, которые испытал я. Мы жили словно в мыльном пузыре, и я изо всех сил старался сберечь то, что имел.
Это началось постепенно, я даже не смог ничего осознать: я стал сильно расстраиваться, если не получалось разгадать простой кроссворд, злился, если забывал что-то купить. А потом вдруг начал ловить себя на том, что кричу на кого-то из вас или на вас обеих. Когда это происходило, я запирался у себя в кабинете, пытался взять себя руки. И я замкнулся в себе.
Но это не помогало, все продолжалось.
Дженни, я очень испугался. Я боялся, что стану таким, как мой отец. Во мне как будто что-то пробуждалось, что-то нехорошее, и это могло тебе навредить.
Однажды вечером случилось самое худшее. Я ударил твою мать.
Я даже не понял, как это произошло, я как будто отключился на пару секунд. И тогда я решил, что должен уйти. Я хотел быть уверен, что никогда больше
