Эта тварь неизвестной природы - Сергей Владимирович Жарковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно. Не понимаешь. Портал. Рассказывай.
— Мисруков его выбросил на «рисках». О, говорит, портал! Первооткрыватели, ни слухов про него, ни на картах ни у кого. Сейчас будем смотреть, куда.
— Подожди. Тип портала определил он? «Тройка», «монокль»? Чем питается?
— «Прокруст» там точно не было, не «монокль». Сам портал арочный, а сколько арок я не знаю. Мы проверили две. Одна очень большая, а одна метра полтора всего. Система, но сколько головок я не скажу. Не знаю.
— На чём живёт?
— Там вихри какие-то у киоска Союзпечати, что сзади него, а сама система непрозрачная. Большой портал…
— Вот карта, рисуй его.
— Вот этот киоск. А вот этой остановки нет, она в нём, внутри, в большой арке. Вот так большая арка стоит, а вот так маленькая, под углом. Больше не знаю. Вокруг не обходил.
— Деревья вокруг мутанты?
— Да, очень сильные мутанты, инопланетные вообще. Листья плавают, хотя «отрицаловки» поблизости нет. Рядом с системой гравитация нормальная.
— Ладно, дальше. Стали смотреть, куда порталы.
— Да.
— Со спичек?
— Да… Мне маленькая арка выпала, а бамперу — большая. Я первый пошёл. На верёвке, естественно.
— Давай, не тяни уже, космонавт!
— Ну вы знаете же уже!
— Да уж как не знать, если фотографию с твоим рылом нам сюда аж три академика, два генерала армии и один министр привезли.
— У меня противогаза нету. Не заработал.
— У тебя противогаз на поясе висел. Так и скажи, что забыл надеть. Трекер.
— Я только сунулся, по пояс, а там космонавт передо мной висит в воздухе с фотоаппаратом. Шум, как в котельной, воняет сортиром каким-то. Я и не понял ничего.
— Ага, зато он понял. Так, что досрочно возвращать экипаж пришлось.
— Ой, вот знаете, только не надо! Не я Зону выдумал. Тем более, что я сразу протабанил. Он заорал, фотоаппарат в меня бросил, и я отскочил.
— Он четыре снимка сделал. Думаю, надо мне тебя с ним познакомить, Толюня. Он тебе хочет морду набить.
— А я думал — автограф взять…
— Не хами, я тебе не Матушка. Дальше.
— Ну, я рассказал Кэну, Мисрукову то есть, где я был, что видел. Он поверил вроде. А у меня тут сразу же головная боль началась, прямо до ломоты. Я тут же присел, колёс Кэн мне дал, говорит, бывает, молодец, отдыхай. Радостный такой!
— Ещё бы, я думаю.
— Ну, он бампера в большую сразу и пустил. На верёвке. Того сразу всего хапнуло, он только подошвами мелькнул, как только сунулся. И Мисрукова вместе с ним затянуло. Верёвку-то к нему крепили, больше ни к чему. Он заорал, упёрся, и его сорвало. Всё.
— А песок откуда?
— С той стороны. У меня такое впечатление, что Мисруков каблуками его как бы выбил, там уже. Он очень сильно упирался, влетел стоя, не щучкой. Не знаю, как сказать.
— Я понял.
— Я просто рядом был, очень близко, и вот этот песочек оттуда как выплеснулся, двумя струйками такими. Я посидел, подождал.
— Сколько?
— До следующего утра. С места не сходил. С автоматом в обнимку. Потом собрал песочек, и пошёл возвращаться. Как, что, ей-богу — не отложилось. Памятью заплатил. Я даже не помнил, что песок собрал. Только уже дома увидел.
— Эхе-хе. Ну, хоть нарисовал, где.
— Ну вы меня вынудили же!
— Ладно, Анатолий, останешься пока у нас, до выяснения.
— Ну и суки же вы. Я же рассказал всё, к порталу больше не пойду ни в жизнь. Никому ничего не скажу.
— Вот мы и подумаем, как обеспечить, чтобы ты никому ничего не сказал, не дай бог.
— Убьёте же, гады.
— Не лишено смысла, между прочим. В общем, отдыхай пока.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
26 августа 1994 года
ФЕНИМОР И ДР.
ГЛАВА 10
Последняя встреча в эту «пятницу»1 у Фенимора была в «американской стекляшке № 8», совсем близко от дома. Встреча закончилась быстро. Уже в половине шестого он вышел на свежий воздух, сунул полученный пакет за пазуху, запахнул и застегнул «аляску», надвинул шапочку на самые брови и, всё-таки ёжась, пошёл домой. Августовское астраханское солнце било низко вдоль по Арканарской, Фенимору в спину. Он физически ощущал его толчки. Народу в это время вторника на улице не бывало никакого, военные и служащие ещё работали, а домохозяйцы и домохозяйки уже вечеряли. Фенимор свернул в безымянный переулок между балками прачечной и факторией номер 11, где ему пришлось разойтись с патрулём. Несмотря на строгий приказ Пини-Блинчука, в городские патрули не всегда назначали старшими опытных скурмачей — то графики не совпадали, то ещё что. Но сегодня и Фенимору и патрулю повезло — капитан был местный и, видимо, злой, явно выстроенные им «командировочные» лейтенанты с детскими калашами2 покосились на по-зимнему одетого преступного типа, в рабочее время шляющегося по городу, как будто так и надо, да ещё без «гаврилки»3 на шее, покосились, дали пройти, и всё. Капитан не глядя козырнул, Фенимор ответил ему чем-то вроде поклона, и продолжил путешествие между пустующими, только что расселёнными общесемейными балками не оборачиваясь, но зная точно, что скурмачи, все трое, смотрят вослед, а капитан объясняет лейтенантам, что к чему уже на конкретном, его, Фенимора, примере. «Идёт себе явный преступник, и пусть себе идёт». Так себе преступник и шёл, и шёл, и скоро переулок вывел его на окраину, пока ещё окраину Беженска. Тут он свернул налево, по направлению на Волгоград и Москву, и к своей новенькой щитовой двухэтажечке, к общежитию своему синенькому, к хому милому свит хому, вышел, так сказать, с огородов. По безопасной дуге миновал угол дома и оказался во дворе, отгороженном от остального мира кустами сирени.
Во дворе сидел за железным столом отец этих кустов, добрый сосед, вечный Мурад Арсенгалиев, голый по пояс, поджарый, золотистый, совершенно сухой и прохладный, сверкая басмаческим оскалом сквозь басмаческую же каракулевую бороду, чистил пулемётные стволы, на столе перед ним было разложено их штук десять. Злой чечен. Он заметил Фенимора сразу, оскал превратился в улыбку, но с небольшим запаздыванием. Что-то было не то.
— Сосед, а? Вай, какой сосед! — сказал Мурад. — Жду тебя, слушай. Рыба свежая нужна, сосед?
— Не ем я рыбу, — сказал Фенимор, сворачивая к нему. Сейчас он опять предложит сесть покурить, но всё равно что-то не так.
— Э-э, просто так посиди, покури, давай, слушай, — сказал Мурад опять. — В доме лишний раз воздух чище будет.
— Не курю я, Мурад, — опять