Золото империи. Золото форта - Вадим Александрович Ревин

Билый улыбнулся: «Что тот прусак!»

Пропустил слова урядника мимо ушей и посмотрел вперед. В центре тюремного двора стоял эшафот. На нем возвышались две виселицы. Легкий холодок пробежал по спине, но лицо осталось спокойным. Молча посмотрел на своего односума. Граф тоже устремил свой взор на добротно сделанное место экзекуции. В его глазах пробежал страх. «Не дрейфь, ваше сиятельство, – произнес мысленно Микола. – Орлом смотри!» А вслух произнес:

– Что, Ваня, день-то какой! Сейчас бы на Марту-реку да уток пострелять, шулюма наварить да под пиндюрку дымки. А, ваше сиятельство?

Тот не ответил, молча глядя на казака.

– Молчишь. Не журись, друже! На миру и смерть красна! – подбодрить попытался графа Билый. – Чай, не в одиночку. Вместе под Плевной сдюжили, а здесь так тем паче!

Суздалев стоял словно окаменевший. Краска отлила от лица. Капитаном снова овладел страх. Страх перед грядущей казнью. Мысли вновь спутались в клубок, смешались в кучу и маменька, и Лизонька, и государь. Граф вдруг явственно увидел себя, болтающегося в петле с трясущимися судорожно ногами.

– Ну, ну, граф, – вновь произнес Билый. – Не давайте страху победить вас. Дело-то плевое. Раз, и мы с вами уже на небесах. А там апостол Петр ключами щелк, и вот вам, рабы Божии Николай да Иоанн, извольте во врата райские пройти. Места в станице небесной покрасивше для вас припасены. Потому как насильственной смертью свой жизненный шлях окончили. Радоваться надо, Ваня, а ты в печаль-тоску снова погрузился!

Суздалев взглянул на подъесаула. Его открытая улыбка и задор в прищуренных глазах по каким-то невидимым нитям передались графу. Он улыбнулся в ответ:

– А ведь ты прав, Микола! Вдвоем легче не только турок бить! Маменьку жалко. Сыновья у нее непутевые. Ну, каких родила. Что поделать?

– Ничего.

Их беседу внезапно прервала барабанная дробь. Односумы притихли. Команда барабанщиков, как непременный атрибут любой казни, громко отстукивала ритм по натянутой коже барабанов, похожих на бочонки.

Суздалев с Билым выпрямились, расправили плечи и устремили свой взор на стоявших у эшафота четверых людей, среди которых был и отец Иосиф, исповедавший и причастивший их накануне. Остальные трое, двое военных и один гражданский, не были известны ни Билому, ни Суздалеву.

Гражданский держал в руках лист бумаги с вензелем императорской канцелярии.

Охранники подвели осужденных на казнь к эшафоту. Барабанная дробь умолкла, и воцарилась та звенящая тишина, что возможна лишь в отдаленных от больших городов местностях.

– Осужденные к месту казни доставлены! – отрапортовал старший урядник, сделав шаг в сторону.

Пичугин с охранником остались за спинами Билого и Суздалева.

– Именем империи Российской, – громко произнес гражданский чин. – Руководствуясь приказом его императорского величества и на основании… признать виновными подъесаула… и иже с ним капитана, графа… приговор привести в исполнение.

– Ваня, друг мой сердешный! – Билый повернулся к Суздалеву и протянул ему руку. – Давай прощаться, что ли?!

С этими словами оба офицера крепко обнялись.

– Прости ты меня в первый раз! – произнес Микола.

– Бог простит. И ты меня прости! – отозвался Суздалев.

– И в другой раз прости, друже! – продолжил Билый.

– Бог простит! – произнес капитан.

– И в третий раз прости, Ваня!

– Бог простит!

– Изволят ли осужденные на казнь высказать последнюю волю? – громко вопрошал стоявший рядом с гражданским чином военный в форме штабс-капитана.

– Не изволят! – громко выкрикнул Суздалев.

– Нет! – вторил Билый.

Штабс-капитан махнул рукой, и Микола с графом стали подыматься по лестнице на эшафот. Дюжего роста палач, держа в руках мешки, шагнул им навстречу.

– Господи, прости! – прошептал Билый, когда палач надевал ему на голову мешок.

Граф же весь напрягся и плюнул под ноги палачу.

– Смотрите, как умирает граф Суздалев! – выкрикнул он в тишину тюремного двора. Палач надел ему на голову мешок и подтолкнул к виселице. Через минуту и Билый, и Суздалев стояли на табуретах. Нервы у обоих натянулись, словно канаты. Оставалось мгновение, когда им на шеи накинут петлю и…

– Учитывая прежние заслуги осужденных перед Отечеством, – разнесся эхом голос гражданского чина. – И на основании амнистии, великодушно провозглашенной его императорским величеством, заменить смертную казнь осужденным Билому Николаю Ивановичу и Суздалеву Ивану Матвеевичу на заточение в форте Александровском. Но дабы в потомках водворилось и наказания для – лишить оных лиц всех прежних заслуг и наград. Разжаловать подъесаула Билого до младшего урядника, капитана, графа Суздалева до унтер-офицера.

Оба, и Билый и Суздалев, внутренне приготовившиеся принять мучительную смерть, стояли ни живы ни мертвы. Через холщовую ткань мешков слова, сказанные гражданским чином, судя по всему чиновником императорской канцелярии, звучали как набат. Осужденные не вникали в их суть, стоя уже одной ногой в могиле. И лишь когда палач сорвал с их голов мешки, Суздалев и Билый осознали суть происходящего. То ли от перенапряжения, то ли от радости граф, опершись спиной о столб виселицы, стал медленно сползать на деревянный настил эшафота. Микола упал на колени и истово стал осенять себя крестным знамением.

– Господи, слава Тебе! – шептали губы.

– Осужденные Суздалев и Билый! – четко, припечатывая каждое слово, произнес военный в чине капитана. – До отправки в указанный форт для отбывания наказания, вы будете помещены в прежние камеры временного содержания. О дате перевода вас в форт Александровский будет сообщено дополнительно.

Штабс-капитан сделал знак охранникам.

– Увести! – Приказ прозвучал, словно удар кнута.

– Чта, унтера, свезло сегодня вам?! – злорадно ухмыльнувшись, прохрипел Пичугин, хватая Суздалева за плечо. – Вперед пшел!

Граф покорно повиновался. Он все еще пребывал в прострации от произошедшего и никак не мог осознать того, что остался жив.

Пичугин было потянулся и к Билому, чтобы таким же образом пихнуть ненавистного ему казака, но Микола взглянул на него так, что у полицейского отпала всякая охота связываться с этим «диким горцем». «Извольте следовать в камеру!» – лишь произнес он. Второй охранник открыл ключом дверь, и вновь душная темнота тюремного коридора приняла в свои объятия узников.

Глава 10

– Выходь, политика! – через открытую дверь, ведущую во внутренний двор тюрьмы, раздался зычный голос конвоира.

Было раннее утро, но рождающаяся зорька неприятно коснулась глаз, отвыкших от света. Билый и Суздалев, щурясь, медленно вышли наружу.

– И шоб мне без хитростей! – вновь гаркнул конвоир. – А то вмиг шкуру спущу. Цацкаться не буду!

Судя по его манерам, он был старший. Еще трое стояли чуть в стороне с ружьями наперевес.

– Эва как нас с тобой, Ваня, встречают, – с сарказмом в голосе отозвался Микола.

– Так мы с тобой, казак, теперь в опале, – произнес Суздалев, протирая глаза рукой. – Разжаловали нас милосердно, али забыл?

– Такое забудешь! – ответил Билый. – Мы с тобой теперь, Ваня, вроде как