Ася - Леля Иголкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У тебя есть какое-нибудь смешное детское прозвище, Мальвина? — рисую пальцами и обвожу ногтем острый угол выступающей небольшой лопатки. — Приятно?
— Да, — подставляется и прикрывает глазки. — Цыпленок, наверное? — от наслаждения сильно сокращается, дергается и в ладонях прячет почему-то покрасневшее лицо. — Господи, что ты делаешь?
— Цыпленок? — я подключаю губы и язык. — Тшш, лежи спокойно, а то, — выставляю зубы, осторожно клыками прихватив тоненькую кожу, оттягиваю и смакую, увлажняя поры, — укушу!
— Так меня называла мама. Ну… То есть, мама Аня. Понимаешь? — вполоборота обращается ко мне, а я, чтоб ее, уже плыву.
— А почему? Ты была желтенькой? Тогда, наверное, канарейка. Лимончик? Нет? Настаиваешь на цыпленке?
— Я была очень маленькой и всегда взъерошенной. До восьми лет ходила Марьей Нерасчёсанной. Волосы, — трясет головой, на которой ее богатство собрано в высокий разлохмаченный пучок, — тяжело было собрать во что-то подходящее. Косы или хвосты, например. Понимаешь? Никто не желал с этим связываться, а постричь их я не разрешала. Пищала и забивалась в самый дальний угол, отбивалась, как могла. Вот так! — она приподнимается, расставляя руки, согнув их предварительно в локтях. — Растопыривалась и застревала там, где находилась.
— Попробуй найди, да?
— Ага. Я была похожа на птенчика, который неудачно вылупился и тут же выпал из гнезда. Очень светлые волосы… Альбинос, наверное, но с голубыми глазами. Ты представляешь, а я ведь потемнела. Костя?
Я не люблю блондинок. Терпеть их не могу. Наверное, потому что в своей жизни натуральных девочек с природным цветом не встречал.
— Угу…
— А у тебя? У тебя было смешное прозвище?
Мать называла дорогим Котёнком, а Юля — Костяникой.
— Нет.
— Не может быть, — отвлекаясь на завозившегося в своем гнезде ребенка, Ася дергается и подбивает плечиком мой подбородок. — Ой, извини…
Уж больно жалкие слова до приторности надоели, я подминаю синеглазку под себя и, прищурив взгляд, рассматриваю ту, которую сегодня предполагаю неоднократно взять.
— Я отъеду на пару часов, Цыпленок. Работа не отпускает, но это ненадолго. Подпишем документы, ударим по рукам, я обязательно отвешу щелбанов Фролову и сразу же назад.
— Цыпленок? — упирается мне в плечи. — Ты настоял на том, что день будет без моих клиентов, а сам…
— Цыпа-Цыпа, если угодно. Так вышло, Ася. К восьми вернусь. Обещаю. Короче, будь готова!
— К чему? Не командуй, пожалуйста.
Не терпит приказного тона, не желает подчиняться, хотела бы играть исключительно на первом плане и только в главной роле? Не хочу разочаровывать и обижать, но до подобного курочке еще расти, попутно развиваясь и оттачивая приобретенные с походом яркие таланты.
— Будь готова к закреплению полученного результата, — опускаюсь ниже, уже касаюсь грудью и прилипаю животом.
— А разве результат получен?
— Остришь?
— Нет. Интересуюсь просто.
— Заодно и проверим.
— Зачем пугаешь?
— И в мыслях не было, — нагло ухмыляюсь, не отводя глаза, вытягиваю губы и подбираюсь к женскому лицу, которое как будто отдаляется. — Ася, ты исчезаешь? Не третируй песок, лежи спокойно, а то…
— Я неумеха, Костя, — она проводит пальцем по моей щеке, обводит скулу, скребет по челюсти, придавливает бугорок на подбородке и несмело оттягивает нижнюю губу. — Я учусь…
— Учишься? — хмыкнув, опускаюсь, располагаясь полностью на ней. — Зачем?
— Чтобы соответствовать, — я слышу, как сбивается ее дыхание, как бьется сердце, тараня острыми ударами мою грудную клетку. — Вот увидишь…
— Не выдумывай, Цыпленок. Нет понятия «полное» или «неполное соответствие» или «образование» в подобном деле. Тем более в том, что ты, если я, конечно же, не ошибаюсь, имеешь в виду…
— Ну, ты же понимаешь, о чем я говорю, — теперь пытается оттолкнуть и сбросить жесткие оковы.
— У-у-у…
Меня интересуют только губы, скулы, выступающая челюстная кость, подрагивающая венка на виске и потайное место за аккуратным ушком, от прикосновения к которому у Мальвины однозначно сносит крышу — она тихонько едет, а соскользнув и потеряв конек, плывет. Жена лукавит, обманывает или притворяется, возможно, набивает цену, когда пищит о том, что ни черта не знает. Ей это и не надо. Достаточно того, что я уже осведомлен о «злачных» эрогенных зонах, на прикосновения к которым Цыпленок моментально реагирует и разрешает ласку. Жена по-прежнему стесняется, краснеет и опускает голову, когда я обвожу ее соски, задевая большие ареолы, но покорно… Терпит все, что я с ней вытворяю?
«Ася, ничего не поделать, но встреча затягивается» — еще раз посылаю сообщение в наш семейный чат. — «Очень жаль. Чем ты занимаешься?».
«Купаю Тимку. У вас там все нормально?» — отвечает мне жена.
«Да. Грубая ошибка в договоре, юристы заново вычитывают текст, а Сашка, кстати, принес чудесные цветы, которыми предлагает мне задобрить маленькую девочку с красивыми глазами. Надеюсь, ты поужинала?» — взъерошиваю волосы, носом шумно забираю воздух, посматриваю злобным взглядом на приунывшего Фролова, который, как это ни странно, совсем не смотрит на меня, зато усиленно печатает что-то важное на очередном машинном бланке.
«Я буду ложиться спать…».
А-а-а-а! Я так и знал. Знал, что этим все закончится.
— Долго? — сверкаю глазами. — Не люблю повторять задуренную фразу о том, что…
— Я же говорил? — начальник финотдела заканчивает предложение за меня.
— Мы запросто могли с этим расправиться в понедельник, Саша. Действительно! Я обещал жене и сыну побыть с ними рядом. Ты заверил, что все как будто на мази и юридическая сторона вопроса навсегда закрыта. А что по факту? Вавилов не доволен пунктом номер три, я тащусь от пункта номер восемь, и всем нам очень весело от того, что третья редакция простого свода правил никак не приобретет законченный, устраивающих абсолютно всех нужный вид…
А моя Ася, по всей видимости, уже ложится баиньки, так и не дождавшись обещанного секса и естественной разрядки!
— Езжай домой, начальник. Мой промах — мое же исправление. Правда-правда!
— Мне не нужно твое разрешение, Фрол.