Страсти по Веласкесу - Валентина Демьянова

— Не нервничайте. Уже ухожу, — огрызнулась я и, осторожно прислонив картину к тумбочке, пошла к выходу.

— Ненормальная! Забирай эту мазню с собой! Оставишь — изрежу на лоскуты! — донеслось с кровати.

Этого я допустить не могла. Веласкес был гением, и, каково бы ни было мое собственное отношение к картине, допустить, чтобы зарвавшийся лгун изрезал его шедевр, я не могла. Не глядя по сторонам, я быстро вернулась и забрала «Христа в терновом венце».

— Ты в своем уме? Потратила столько времени и сил, нашла картину, а теперь несешь невесть что. Ты, часом, не заболела? — сердито гудела Даша, нависая надо мной, подобно могучему утесу.

— Я абсолютно здорова. Говорю тебе, мне нужно как можно скорее избавиться от этой картины. Она приносит несчастье, — огрызнулась я и демонстративно пересела на другой стул, подальше от подруги.

Честно говоря, я была на нее обижена. Поездка в больницу закончилась ссорой с Герой, и настроение от этого у меня было препаршивейшее. Срочно нуждаясь в утешении, я принеслась к Дарье в надежде выплакаться у нее на груди. А она вместо слов утешения вдруг начала наставлять меня на путь истинный.

Мой бунт результатов не принес, Дарья его просто проигнорировала и, как ни в чем не бывало, продолжила полоскать мне мозги.

— С чего это ты так решила? С того, что Голубкин от тебя отвернулся? — с грубоватой прямолинейностью поинтересовалась она.

Напоминание об Алексее больно резануло. Обсуждать наши с ним отношения настроения не было, и я отвернулась к окну. Мой молчаливый протест также не произвел на Дашу впечатления, и она продолжала излагать свою точку зрения на происходящее моей сгорбленной спине:

— Так в этом нет ничего сверхъестественного. В конце концов, так и должно было случиться. Ни один нормальный мужик не потерпит такого хамского отношения к себе. Алексей — не подарок, я тебе это всегда говорила, но он нормальный, сильный, самодостаточный мужчина. Сколько ты ему голову морочишь? Года два?

— Три.

— Вот видишь. Три! Да ему вся эта волынка с тобой просто надоела. Он помучился, помучился да и нашел себе девушку попроще. И картина здесь ни при чем. Если кто и виноват, так это твой характер. И не косись на меня, ты и сама это прекрасно знаешь.

— Пока я не взяла в руки эту картину, все было нормально, — пробурчала я, упрямо уставившись в окно.

— Это тебе так только казалось, — без всякого сострадания отрезала Дарья.

Снести такое я не смогла и, вскочив на ноги и развернувшись к Дарье лицом, закричала:

— Нет, во всем виновата картина! И послушай, что я тебе скажу: Алексей — это только начало! Дальше будет хуже. А я не хочу, понимаешь?

— Что хуже? С чего ты взяла?

— Антонина Юрьевна сказала!

— О боже! И ты ей веришь?

— Верю.

— Ну и дура! — потеряв остатки терпения, воскликнула Даша.

Отшвырнув в сторону стул, не ко времени оказавшийся на пути, она принялась нервно мерить комнату шагами. Мысленно порадовавшись, что Дарьины подчиненные отсутствуют и потому не видят, как буйствует их начальница, я аккуратно вернула стул на привычное место и, чтоб далеко не ходить, тут же опустилась на него. Обойдя несколько раз обширное помещение, Даша немного успокоилась и поняла, что с воспитанием она переборщила и ситуацию нужно исправлять. Поэтому, оказавшись в очередной раз в непосредственной близости от меня. Она остановилась, положила руку мне на плечо и неловко пробормотала:

— Не обижайся. Это я так… не со зла.

— Знаю, — вздохнула я.

— Послушай меня. Поезжай домой… ты ведь туда еще не заглядывала?

Я отрицательно помотала головой:

— Сразу к Гере в больницу поехала.

— Ну вот… Поезжай к себе и проверь сообщения в компьютере. Может, за то время, что ты отсутствовала, объявился твой неизвестный заказчик и даже оставил свои координаты. Свяжешься с ним, отдашь ему картину, получишь деньги… и конец! Все в ажуре, и ты избавлена от картины.

— Мой заказчик — это Гера. Я пыталась отдать ему картину, но он отказался ее принимать, — пожаловалась я.

Дарья насмешливо фыркнула:

— Тоже мне беда! Продай ее кому-нибудь другому. Ты только предложи, оторвут с руками.

Понимая, что мы с Дашей просто толчем воду в ступе и ничего путного придумать не можем, я с тоской простонала:

— Ее нельзя продавать. Это не поможет.

Дарья, помня о своей недавней вспышке, решила быть терпеливой:

— Хорошо, тогда подари. Музею. Они счастливы будут.

— Тоже невозможно. Все это неправильно. Ее у меня должны украсть. Только тогда я избавлюсь от проклятия, оно вместе с картиной перейдет к вору. Понимаешь? — прошептала я.

— Понимаю. Но это уже полный бред. Давай поступим иначе, — предложила Даша.

— Как?

— Ты не можешь избавиться от нее обычным путем, так?

— Так.

— Тогда отдай ее мне! Запрем в моем сейфе и посмотрим, что будет.

С этими словами Дарья подхватила со стола футляр с картиной, быстро сунула в сейф и с силой захлопнула дверцу.

— Все!

— Дарья, не нужно было этого делать. Не поможет, только хуже будет, — всполошилась я.

— Ты со мной не согласна?

— Нет.

— Другими словами, ты против.

— Да.

— Отлично! Ты была против, но я силой отобрала у тебя картину. Знаешь, как такое действие называется? Грабеж! И это значительно хуже вульгарного воровства.

— Неужели ты не боишься?

— Нет, потому что не верю во все эти старушечьи бредни. Вот что, дорогая, мне пора уходить. Я бы с удовольствием с тобой еще поболтала, но не могу. У меня частная консультация, и за нее должны неплохо заплатить. Если можешь, подвези до метро.

— Я тебя до места могу довести.

— Нет нужды. У меня прямая ветка.

Высадив Дашу у входа в метро, я покатила домой с твердым намерением ни о чем неприятном больше не думать и остаток дня посвятить отдыху. В мои планы входило сначала долгое отмокание в ванне с регенерирующей маской на лице, потом неторопливое попивание кофе на кухне и, наконец, в завершение вечера, чтение книги в постели. Ничему этому сбыться было не суждено. Я стояла в очередной пробке, когда вдруг зазвонил мой мобильник.

— Ань, ты где? — И я услышала потерянный голос Дарьи в трубке и испугалась.

— На Ленинском в пробке стою.

— Можешь приехать за мной? Я в Склифе.

Тут мне совсем стало плохо, и, не помня себя, я заорала:

— Что случилось?! Как ты там оказалась?!

— «Скорая» привезла. У меня сломаны ключица и лодыжка правой ноги.

— Ты шутишь?!

— Если бы… Я упала на эскалаторе.

— Бежала вниз и поскользнулась?

— Стояла. Меня кто-то в спину толкнул.

На следующий день я злорадно отчитывала Дашу:

— Вот видишь! Ты мне не поверила, а ведь я говорила правду! Не успела ты взять картину, как случилось несчастье.

Бедная невыспавшаяся Дарья, всю ночь промучившаяся от боли в сломанных костях, достойного отпора дать не могла. Она только беспокойно ерзала на кровати да страдальчески морщилась в ответ. Ободренная ее беспомощным состоянием, я совсем распоясалась. Приблизившись вплотную к болящей, я решительно сказала:

— Если от нее немедленно не избавиться, будет еще хуже, — и добавила уже не так храбро:

— Как бы нам совсем не помереть.

Это уж было чересчур. Развернувшись ко мне всем своим грузным телом, подруга собралась выдать в мой адрес что-то крайне неприятное, но вовремя вспомнила о вчерашнем падении с лестницы и опомнилась.

— Что ты предлагаешь? — проскрежетала она, одаривая меня полным ярости взглядом.

Ободренная, я поделилась с ней своими соображениями.

— У меня есть план. Я всю ночь думала, и вдруг под утро мне в голову пришла совершенно гениальная мысль.

— У тебя они все гениальные, — зловредно хмыкнула Дарья, но я на нее ни капельки не обиделась, понимая, что подруга морально травмирована и не в состоянии адекватно реагировать на окружающий мир.

Миролюбиво похлопав Дашу по могучему плечу, обтянутому ночной рубашкой в трогательных ромашках, я с азартным блеском в глазах начала излагать:

— Родители Антонины Юрьевны отняли картину у матери Софьи Августовны. Та обиделась и прокляла их. Так?

Дарья нехотя кивнула.

— С этого все началось! Значит, чтобы все закончилось, нужно восстановить справедливость, и тогда проклятие потеряет силу. Понимаешь?

Перехватив непонимающий взгляд Дарьи, я с досадой выпалила:

— Нужно вернуть полотно законной владелице, балда!

— Они давно уже в могиле, — мрачно заметила Даша.

— Но жива ее дочь! Софья Августовна! И она законная наследница. Вот ей и вернем. Раньше мне это как-то в голову не приходило, а тут я вдруг пораскинуть мозгами…

— Видишь, как полезно думать, хотя бы изредка, — с нескрываемым ехидством заметила Дарья.