Там, где кружат аспиды - Олеся Верева

— Давай за камни зайдём, чтобы не заметил кто? А то, не ровён час, вернутся наши добытчики не вовремя. Это меж тобой и Похвистом тайн уже не осталось, а я… Не готова я ещё, чтобы Догода меня без одежды видел, — смутилась Лёля.

Обе они скрылись за каменной грядой. Ульяна одним плавным движением стянула через голову зелёное платье и сдержанно зашипела, пока Лёля возилась с тугими завязками на своём боку.

— Ульяна… С тобой точно хорошо всё? — Лёлины пальцы застыли над тесёмками, когда она увидала обнажённую спину русалки.

Дорожки чешуи здесь были более грубыми, чем на руках, а кое-где и красные отметины проступали, словно воспаления на белой коже. Ниже, на ногах и ягодицах красавицы, кожа почти сплошь из одной чешуи состояла, точно хвост у русалки настоящей.

— Побаливает немного, — после нескольких секунд молчания созналась Ульяна. — Я в последнее время даже от Похвиста прячусь, усталостью прикрываюсь. Не хочу, чтобы видел он меня нагую, не прикрытую ничем. Масла-то мне только для рук хватает… Когда уже выйдем мы из Нави этой, Лёлюшка?

— Род Великий, отчего же не сказала ты ничего? Я бы придумала что-нибудь! Поторопилась бы, может быть, воду тебе нашла бы! — Лёля острожно притронусь к твёрдой чешуйке на плече русалки, острой и жёсткой на ощупь. — Хочешь, помощи у Рода попрошу, как тогда, с Аукой?

— Не надо, Лёлюшка, пожалей себя. Я же не больна, не ранена. Это сущность моя истинная явьская с природой навьей ужиться не может. А молчала я потому, что не хотела на себя время переманивать, которое ты с Догодой провести могла, — виновато усмехнулась Ульяна. — Я вижу, как хорошо вам двоим, как вы каждой минутой вместе дорожите. Да и мне с Похвистом побыть хотелось. Вдруг в Яви снова охладеет он ко мне? А раны от чешуи моей… Не страшно это, пока и перетерпеть можно. К тому же, — отметила она, — твоя рубаха нижняя из такого полотна тонкого сшита, что меня почти тревожить не будет. Мне теперь гораздо легче станет, а всё тебе благодаря.

— Ой, знала бы, давно бы тебе её отдала. — Лёля проворно развязывала тесёмки, пытаясь поскорее избавиться от платья. — Мы живо дойдём. Я ничего Догоде не скажу, но отныне мы только к вратам ступать будем, ни на что не отвлекаясь.

— Спасибо тебе, Лёлюшка, что понимаешь меня. Каждой девушке хочется, чтобы возлюбленный её только красивой видел. А я постепенно в чудовище превращаюсь. Мгновения считаю, когда тело влагой напитать смогу, когда пред Похвистом предстану девицей гладкокожей. А пока хоть в новом платье перед ним пощеголяю. Как думаешь, понравится ему?

Лёля помогла Ульяне надеть белую гладкую рубаху, бережно затянула каждую завязку сарафана. Сама она ещё одеться не успела, заботясь о подруге, потому чувствовала, как суховей гуляет по её собственной голой коже. Казалось, что здесь воздух ещё суше, чем в царстве Морены. Неприятный, словно колющий. Как же души навьские его терпят? Может быть, поэтому посёлки жителей местных давненько им уже не попадались?

— Ой как нравится мне! — Ульяна провела ладонью по подолу сарафана, оценивая добротно скроенную ткань. — Отродясь голубого не примеряла. Что скажешь, не портит меня?

Щёки Ульяны разрумянились, и она выжидательно смотрела на Лёлю. Лёля прикрыла платьем русалки обнажённую грудь, украшенную лишь монеткой Мокоши на тонкой цепочке, и внимательно взглянула на подругу. Без привычного зелёного Ульяна более человечной стала, более нежной. Зелень глаз казалась не такой острой, проявилась чернота волос. Сейчас Ульяна больше на царственную Морену походила, чем на нечисть дерзкую. Лёля даже позавидовать успела, пока новый облик русалки изучала. Вот бы ей самой такую кожу белоснежную и очи яркие! А то ходит как замухрышка коричневая с этими рыжими косами, карими глазами и лицом, веснушками помеченным. Самая из сестёр своих невзрачная! И за что только Догода полюбить её смог?

— Очень красивая ты, Ульяна, — вздохнула Лёля, пытаясь не смотреть на обтянутую тугой тканью грудь подружки, потому что у неё самой в этом платье формы такими выдающимися не были. Не ту девицу обрядила Морена, ой не ту. Вот сразу Ульяну такой сделала бы, Похвисту, глядишь, вино заговорённое и не понадобилось, чтобы сердце своё открыть.

* * *

После первого поцелуя целовались Лёля с Догодой часто, целовались долго и сладко. Из-за этого и путь их к Калинову мосту удлинился. До того, как узнала Лёля про недуг Ульяны, при каждом удобном случае сбегала она с возлюбленным своим и подолгу гуляла, останавливалась в местах живописных, удивлялась тому, как в Нави, оказывается, привольно и любо жить.

Вдвоём, держась за руки как приклеенные, они обходили навьские посёлки, дивясь тому, что и у мёртвых «жизнь» кипела. Так же строили они себе дома, так же сажали сады, огороды, не приносящие богатых плодов, но напоминающие о Яви. Лёля сказала бы даже, что жители Нави счастливее тех были, кто в Яви остался. После смерти находили они любимых, родных, собирались семьями большими, чтобы никогда уже больше не расстаться, а существовать в покое однообразных дней без страха смерти и потерь.

Поначалу робкие и несмелые ласки Догоды становились все более отчаянными, а Лёля не хотела ему противиться. Как огонь пылал он, зажигая и её сердце. Она, отбросив ненужную меж двух любящих душ скромность, полюбила плести в его волосах тонкие косички, гулять пальцами по его лицу и мечтать о том, как сложатся их судьбы в будущем.

— Рядом со Стрибогом я жить не буду, даже не мечтай! — заявила она, путаясь пальцами в светлых лёгких волосах.

Как на подушке лежал Догода на её коленях, а сама Лёля под деревом сидела, удобно спиной к стволу прислонившись. Неподалёку Ульяна готовила ужин, Похвист ей помогал, не сводя с русалки счастливого влюблённого взгляда. Лёля тоже помочь вызвалась, но Ульяна её и Догоду прочь прогнала с хитрой улыбкой, якобы травы ароматные для заварки поискать. Осознавала Лёля, какой ценой расплачивается за своё с Догодой уединение, но противиться не могла. Только не отходила далече, чтобы и с Догодой понежиться, и всегда наготове быть по зову старших друзей путь продолжить.

— Тогда построим дом, где скажешь. Мне всё равно в месте каком, лишь бы с тобой и с Похвистом. Эх, не нравится мне платье твоё, то лучше было. — Догода чуть сдвинулся в сторону от мешающей ему складки зелёного русалочьего платья.

— Это потому что Ульянино оно? Неужели до сих пор ты её не принял? — Лёля обиженно