Первый элемент - Алина Розова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Написав ответ, отправила его «летяшкой» и легла спать, чувствуя, как внутри что-то неприятно сжимается, словно предчувствие какое-то нехорошее. Надеюсь, мне кажется.
* * *
Этой ночью я спала не спокойно. Часто просыпалась от кошмаров, потом долго засыпала. В четвёртый раз нервов у меня не хватило, я встала, чтобы немного размяться, походить. Открыла окна, чтобы подышать свежим воздухом. Меня обдуло холодным, осенним ветром. Звезд было не видно — их закрыли тучи.
За моей спиной что-то загорается. Я резко оборачиваюсь, чтобы посмотреть на источник синего света, и улыбаюсь — это действующий портал. Видимо, Оникс закончил со своими делами и решил прийти сюда. Странно только, что свечение такое яркое.
Однако радовалась я не долго. Стоило только подойти чуть ближе к двери, как из неё буквально вылетает чёрное тельце и падает у моих ног. Из портала доносятся странные урчащие звуки, истошные крики, кажется, лязг железа, и он моментально закрывается, отделяя нас от кошмара, таящегося за ним.
— Оникс, солнце, что это было? — Спрашиваю я, склоняясь над котом. Переворачиваю его и содрогаюсь от ужаса. Горло сжимает спазмом.
Все тело кота было в глубоких ранах, из них сочилась кровь, на шерсти, вперемешку с багровыми пятнами, комья грязи. Дыхание тяжёлое, хриплое, он почти задыхался. Меня словно окатили холодной водой…
— К-камелия… — Хрипит он.
— Тише-тише, — шепчу я, не в силах смотреть, как тяжёло ему дается каждая буква, как трясет его тело, — тебе нельзя говорить… я сейчас что-нибудь придумаю, сейчас. Всё будет хорошо.
— П… прости… меня. Я… так мало… был… с тобой… спасибо…
Он говорит это тихо, хрипло, совершенно не связано, на последнем издыхании. Глаза его всё также блестят ярким жёлтым цветом, взгляд всё такой же прямой, очень спокойный.
— Нет-нет-нет! Не нужно так говорить! — Мои глаза практически прожигают слёзы, настолько горячими они кажутся.
Больше нельзя тратить время на пустую болтовню. Я очень аккуратно, насколько могу, поднимаю Оникса, стараясь как можно меньше задевать раны. Получается плохо — он издает пару хриплых вздохов, но молчит. Видимо, слова ему даются ещё больнее, чем мои попытки помочь. Именно, что попытки, потому что я не смогу его спасти, по крайней мере, сама. Середина ночи, никого в академии нет, и я знаю, где живет только один маг. Выбора у меня нет.
Как мы добежали до дверей из тёмного дерева, я помню плохо. Единственное, что меня волновало — как бы уменьшить боль Оникса. Стучаться пришлось ногами. Несколько раз. Кажется, что бесконечное множество. Ещё немного, и выбила бы эту дверь к чёртовой матери.
Дверь, наконец, открывается. На пороге серьёзный, хмурый магистр Эшфорд. Вижу только его уставшие глаза. Ком застревает в горле, поэтому я молча показываю магу раненого кота на своих руках. Проректор всё понимает и без слов впускает нас внутрь.
— Я в силах помочь ему, как целитель? — Спрашиваю сухо, аккуратно укладывая Оникса на пол на подстилку, которую дал магистр Эшфорд. Сейчас его способность телепортироваться очень пригодилась.
— Да. Можно попробовать. — Отвечает тихо. — То же самое, что ты пробовала на маленькой ране на моём пальце, только сил придётся отдать больше. Надеюсь, времени тебе хватит.
— Не говорите так… — Шепчу я, глотая комок слёз и, чувствуя, как дрожат руки. Я кончиком указательного пальцы погладила кота по лбу и носику… он на секунду приоткрыл глаза, но потом снова их устало закрыл.
Я села ровнее перед Ониксом. Руки всё также мелко подрагивали, в душе нарастал противный комок. Теперь я понимаю, почему врачи не работают с родными людьми, это очень сложно. Мне пришлось собрать всю свою волю в кулак, сжать зубы до боли в висках, сосредоточиться на магическом резерве. Зачитывать заклинание было глупо, кроме того короткого на лечение маленьких ранок, я больше ничего не знала, поэтому сосредотачиваюсь на своих магических протоках, пустила по ним магию. Приложила ладони к небольшой ране на боку, открытой, практически доходящей до кости. Оникс от этого прикосновения снова приоткрыл глаза, слегка вздрогнув. Его дыхание всё не восстанавливалось…
Я пускаю магию, сосредоточившись только на ранах. По моим рукам ползут странные зелёные лианы, волосы взметаются, словно от ветра. Очень странное ощущение, но я стараюсь не обращать на это внимание.
— Молодец. Только не бойся и не останавливайся. — Короткое и тихое от проректора.
Даже и не думала останавливаться.
Под Ониксом вырисовывается круг с рунами ярко-зелёного цвета, он увеличивается в размерах. Понятия не имею, что происходит, но я не останавливаюсь, потому что остановиться ещё страшнее. Кажется, какие-то раны затягиваются, но я не уверена. Весь мир сужается до магии в моих пальцах и кота, всё также дышащего хрипло и тяжёло.
Вдруг Оникс приоткрывает ярко-жёлтые, словно солнце, глаза, смотрит на меня внимательно и спокойно, а потом снова медленно их закрывает… дыхание его становится тише, или?..
Магический круг под ним почем-то уменьшается, пока совсем не исчезает, мои пальцы начинает покалывать, ярко-зелёные лианы отступают от локтей, опускаются к запястьям, ладоням, кончикам пальцев. Я совсем ничего не понимаю, сердце начинает грохотать где-то в горле, руки снова трясутся.
— Камелия. — Тихо зовет магистр Эшфорд. — Хватит. — И словно гром такое громкое в абсолютной, звенящей тишине: — Поздно. Он умер.
Всё резко обрывается.
И магия в руках рассыпается, волосы падают на плечи. И внутри что-то рвётся с треском, разбивается в дребезги, становится больно дышать.
Трясущимися руками я глажу уже родную мордочку, пальцами провожу по мягкой шерсти на лбу, груди, не слыша дыхания, не чувствуя под шерсткой биения сердца.
— Солнышко… — Шепчу я, склоняясь над окровавленным телом. Слёзы застревают где-то очень глубоко, лишь руки очень сильно трясутся.
Проректор берёт меня за плечи, чуть тянет на себя, отодвигая от Оникса. Внутри и снаружи абсолютная пустота. Я не могу оторвать глаз от измученного тела. Магистр Эшфорд гладит Оникса по лбу, как это делала я, а потом накрывает его мордочку белым платком.
— Нет… — вырывается у меня слабый шепот.
— Камелия… — Кажется, проректора тоже ломает изнутри.
Я молча откидываю голову на основание дивана, смотрю на свои дрожащие руки. Они, оказывается, всё это время были в крови… смотрю на них долго, пустым, невидящим взглядом. Сердце больше не грохочет, его просто нет. Что-то только противно звенит в ушах. Наверное, тишина.
Проректор садится рядом, откидывает голову на диван.
Мы долго молчим. Я начинаю дрожать всем телом, не контролируя это.
