Гвидово поле. Хроники Паэтты. Книга V - Александр Николаевич Федоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Король Колиона собрал почти полторы тысячи человек — практически всех, кого смог. Это должно было, с одной стороны, минимизировать возможные риски, ведь всё ополчение Локора Салити вряд ли превосходило это число. С другой же стороны Увилл хотел лишний раз «явить миру свою мощь», ведь если он на какую-то рядовую потасовку может выслать такое войско, то сколько же воинов он способен собрать в случае серьёзной войны?
Впрочем, Увилл особо и не рассчитывал, что другие лорды купятся на этот явный блеф, однако же, как настоящий актёр, он собирался отыгрывать свою роль до конца.
Увилл начал подготовку к походу ещё до того, как вернулся Гардон, поскольку ни на йоту не верил в успех его миссии. И сразу же после возвращения незадачливого посла велел армии двигаться на север и занять Осины. Возможно, отряды Боажа уже будут там, а возможно и нет. В последнем случае войско должно было оставаться там и столоваться за счёт господина Салити, не обижая при этом местное население — на сей счёт Увилл дал особенно строгие указания. Ему во что бы то ни стало нужно было внушить населению Паэтты мысль о том, сколь безопасней и справедливей станет жизнь, если он станет императором.
Подобные приграничные стычки — дело скучное, и описывать их подробно нет никакой надобности. Отряд Колиона под командованием барона Корли без приключений добрался до места, где уже, как выяснилось, стоял отряд примерно в три — три с половиной сотни мечей, состоящий из людей местного помещика Торби и усиленный сотней, присланной Салити.
Исход сражения оказался предрешён. Как бы не были хороши люди Боажа, численный перевес был слишком уж значительным. Потеряв около двадцати пяти убитыми и сотни ранеными, Корли одержал победу.
Увилл велел своему полководцу быть максимально гуманным к противнику. Впрочем, жестокость в подобных войнах никогда не бывала чрезмерной — все понимали, что вслед за этим вновь последует мир со всеми вытекающими из него последствиями вроде торговли и встреч лордов за Столом. Поэтому поверженному противнику не чинили никаких экзекуций, обычно отпуская побеждённое войско восвояси.
Увилл же пошёл дальше. После того, как барон Торби признал поражение, сложив свой меч к ногам молодого командира, последний велел своим воинам оказать помощь раненым врагам. Вместе с давешними недругами воины Колиона таскали раненых, хоть в этом и не было особой необходимости, поскольку с этим вполне справились бы и сами боажцы. Также они помогли и захоронить убитых.
Очевидно, что здесь Увилл вновь пытался подражать богу-королю Вейредину, якобы исцелявшему на поле брани вражеских воинов. Сам Увилл исцелять, конечно, не мог, но проявить подобное милосердие было вполне в его власти. И, надо сказать, что противник, не привыкший к подобному, был явно тронут. Барон Торби поклялся, что до конца своих дней будет восхвалять благородство и мощь воинов Колиона.
Это был триумф, весть о котором Увилл попытался разнести как можно дальше. Как и в прошлом году, множество его слуг под видом купцов разъезжались по центральным доменам, а всем известно, как любят делиться новостями и сплетнями торговцы, ночующие в общих комнатах на постоялых дворах. Весть о победе Увилла распространялась подобно лесному пожару, и особо напиралось на то, что теперь счастливчики из Осин уже этой осенью заплатят вдвое меньший оброк.
Неудивительно, что вскоре к Увиллу стали прибывать новые делегации просителей. Всего их прибыло этим летом не меньше восьми, и по крайней мере половина из них была от жителей тех местечек, что, находясь на границах с Колионом, никогда ранее не являлись его ленными владениями.
Увилл с истинно королевской милостью и терпением выслушивал всех, и всем обещал, хотя и весьма осторожно. Он не мог одновременно воевать сразу в нескольких местах, а лета оставалось не так уж и много, чтобы удовлетворить всех желающих. И потому он решил в этом году совершить лишь ещё один поход, а остальные отложить до будущего раза. Но зато выбор места он сделал крайне неслучайно.
На сей раз речь шла о селении Боронушка, расположенном у восточных границ Колиона в домене Танна. Для Увилла это решение носило даже несколько сакральный оттенок — он впервые поднимал руку на человека, которого больше двадцати лет называл не иначе как отцом. Вероятно, это должно было произвести неизгладимое впечатление и на лордов, и на простых смертных.
Когда король сообщил об этом своим советникам, те на мгновение оторопели. Каждый из них знал, какую роль Давин Олтендейл сыграл в судьбе их повелителя, и потому новость о том, что Колион готовится к войне с Танном, порядком их ошарашила. Каждый из них уже в достаточной мере находился под очарованием Увилла и потому склонны были идеализировать его, а потому им и в голову не могло прийти, что сюзереном движет простое чувство обиды и желание щёлкнуть названного отца по носу.
— Что ж, государь, — справившись с удивлением, проговорил барон Гардон. — Я готов отправляться в путь. Постараюсь в этот раз быть особенно тактичным.
— Нет, — покачал головой Увилл, и на лице Гардона проявилось ещё большее изумление. — А впрочем… Да, вы поедете милорд, но не как посол, а как лицо, сопровождающее посла. Полагаю, у меня есть кандидатура, которая в данном случае подойдёт лучше…
***
— Камилла? — Давин быстро спустился вниз, едва лишь ему доложили о приезде миледи Тионит. — Что случилось? Почему вы приехали?
Он вновь чувствовал ту же боль, которая, казалось, в последнее время несколько утихла и заползла в тёмные складки души, как мышь ныряет в щель под половицей, но продолжает смотреть оттуда чёрными бусинками глаз. Разрыв с Увиллом, а главное — осознание того, что тот, кого он почитал своим сыном и та, которая будила в его сердце давно уснувшую нежность, оказались убийцами того, которого он когда-то считал другом, сильно подкосили лорда Олтендейла. За последний год Давин очень постарел…
Он не простил Увилла и не простил Камиллу, хотя и по разным причинам. Увилл был виноват, чудовищно виноват в том, что сотворил всё это и, главное, втянул в своё преступление сестру. Ну а Камиллу Давин винил за то,
