Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский

Но разговор в эти дни был только один – скорее домой.

Вот тут-то и началось непонятное. Американский офицер, оставшийся с заключенными, как только возникал разговор о возвращении домой, точно становился глухим. Сначала он потребовал, чтобы заключенные дали свои обвинительные показания об эсэсовских палачах, действовавших в их лагере. Показания были даны.

Потом офицер стал говорить о необходимости соблюдения каких- то формальностей, связанных с отъездом заключенных в свои страны. Позже офицер ссылался на то, что война еще не кончилась и весь транспорт работает на войну.

Баранников, продолжавший чувствовать себя ответственным за товарищей, решил поговорить с офицером. Он зашел в его кабинет рано утром, до завтрака. Офицер пил кофе и слушал радио. Увидев Баранникова, он выключил радиоприемник.

– Прошу, прошу вас, мистер Баранников.

До этого они уже не раз беседовали, и офицер прекрасно знал, кто такой Баранников и кем он был в лагере. Баранников мог разговаривать с ним только по-немецки, и каждый раз их встреча начиналась одной и той же шуткой офицера.

– Переходим на язык нашего общего врага… – сказал он и сейчас. – Хотите кофе?

– Спасибо, меня ждет завтрак, – ответил Баранников, садясь к столу.

– Вы чем-то расстроены. Что-нибудь случилось? – спросил офицер.

– Все то же. Я не хочу говорить за всех, но что касается моих соотечественников, могу с уверенностью заявить – мы больше не можем здесь отсиживаться. Наша армия воюет, и мы хотим быть вместе с ней.

– Я только что слушал английское радио, – улыбнулся офицер, – ваши уже вплотную занялись Берлином.

– Ну вот видите!

– Но в то же время я не вижу никакой физической возможности перебросить вас через наш фронт.

– Хорошо. Мы пригодимся вашим войскам. Ведь речь идет о сотнях солдат, и мы союзники, как-никак.

Офицер покачал головой:

– Что касается нас, американцев, мы не можем допустить, чтоб вЫ, перенеся столь ужасные страдания, попали еще и на фронт. – Он улыбнулся: – Там иногда убивают. А это было бы чудовищной нелепостью. – Офицер снова улыбнулся и спросил: – А вы уверены, что абсолютно все ваши соотечественники хотят того, чего хотите вы?

– Да. За исключением одного.

– Мистер Карасев?

– Он волен поступать, как хочет, – сказал Баранников.

Этого Карасева он узнал только теперь. Сперва он показался Баранникову попросту свихнувшимся от пережитого в лагере, но затем стало ясно нечто другое. Карасев был из крестьян, и, судя по всему, из кулацкой семьи, пострадавшей во время коллективизации. Сейчас он все более открыто говорил о своем нежелании возвращаться на родину, где, по его выражению, «с человека один спрос и никаких радостей». Он все время крутился возле американцев, его карманы были набиты сигаретами и жевательной резинкой.

Офицер улыбнулся:

– Сегодня Карасев, а завтра еще кто-нибудь? Я бы на вашем месте не говорил столь уверенно от имени всех. Это недемократично.

– Кроме Карасева, все хотят того же, что и я, – твердо сказал Баранников. – Мы просто требуем отправить нас немедленно.

Лицо офицера приняло официальное выражение.

– Я сообщу о вашем требовании своему начальству. Ответ получите в ближайшие дни.

Баранников встал и, не прощаясь, вышел.

После завтрака Баранников, Демка и Гаек уединились на лесной поляне. Баранников рассказал о своем разговоре с американским офицером.

– Лично я все уже решил, – сказал Гаек. – Отсюда до границы с Чехословакией совсем недалеко. Завтра на рассвете я отправлюсь домой.

– Мы тоже уйдем, – решительно произнес Баранников.

– Правильно, батя! – воскликнул Демка.

– Сегодня же поговорю со всеми нашими – и в путь…

Гаек вдруг засмеялся:

– А мне этот офицер прямо сказал – поезжайте в Америку. Вы инженер, получите хорошую работу. Он разговаривал со мной так, будто я сюда с Марса свалился, куда обратно дороги нет.

– В общем, решено: идем, – облегченно улыбнулся Баранников. – Далекая мне предстоит дорожка до родного Урала! Страшно подумать, как я постучу в дверь родного дома! Тебе, Демка, не страшно?

– Я и не знаю, куда стучаться. Буду искать мать. Да жива ли?

Баранников обнял Демку за плечи:

– Надейся, парень, на лучшее.

– А если выйдет, что я один остался на всем свете? – вздохнул Демка.

– Брось, Демка. Человек остаться один нигде не может. Ты только времени зря не теряй, иди учиться, работать.

– Куда идти-то? – Демка преданно смотрел на Баранникова.

– Идем со мной на Урал. Хочешь?

– Хочу, – тихо ответил Демка.

Баранников рассмеялся:

– Подписано. Двинем вместе, не пожалеешь. И мамашу твою разыщем… А на Урале всем места хватит…

Было раннее утро. Солнце еще не взошло, над землей стоял голубой туман, и верхушки деревьев торчали из него, как из воды.

В этот час у подножия горы советские люди прощались с Гаеком. Он страшно волновался, нервничал и, не желая, чтобы товарищи видели это, торопливо пожал всем руки и быстро пошел на юг.

Через минуту он исчез в тумане.

Баранников оглядел стоявших возле него людей. Да, он не ошибался, с ним были все, кроме Карасева. Ну и черт с ним!

– А нам как идти? – спросил Демка.

В это время из-за леса блеснул первый луч солнца, и туман начал таять на глазах.

Баранников рассмеялся. У него было радостное и какое-то облегченное состояние души. Так бывало с ним, когда он кончал какое-нибудь трудное дело, еще не начав думать о новом.

– У нас направление простое, – сказал он, показывая туда, где из-за горизонта всплывало солнце, – все время туда. Где встает солнце, там и есть наш дом. Пошли, товарищи!

1959–1961 гг.