Командировка - Яроцкий Борис Михайлович

— Спасибо… И еще будет у меня просьба. — При этих словах Иван Григорьевич достал из бумажника две фотокарточки. — На этом снимке — мальчик Игорь Забудский, сын моих друзей. А на этом — тренер юных футболистов некий Петров. Попытайся установить местонахождение этих людей. Игоря вывезли с Украины, разумеется, обманным путем. Вот этот тип, — указал на тренера. — Этот тип торгует детьми. Его надо искать в Италии или Испании. Обратись в Интерпол.

Эдвард принялся рассматривать снимки, стараясь запомнить лица. Лица как лица, без особых гримет. Жаль, что снимки любительские, схваченные не в нужном ракурсе.

— Хорошо, — подумав, сказал он без твердой уверенности. — Если это действительно торговец детским товаром, работающий на себя, его найдут. Найдут и мальчика, если не успеет продать… Если же данная акция проводится по программе «Дети Украины», то этого Петрова спрячут, а мальчика — тем более…

— Мальчика надо вернуть родителям.

— Его вернут, но не скоро, — заверил Эдвард. — Программу финансирует конгресс Соединенных Штатов, реализует — Канада. Это их совместная акция.

— Не слышал о такой.

— Вот что значит, папа, ты оторван от цивилизации, — мягко упрекнул Эдвард. — Согласно этой программе в течение нескольких десятилетий будут заменены туземные украинцы.

— Кем?

— Главным образом, канадскими, — продолжал Эдвард конкретизировать программу. — Каждый год, начиная с будущего, в Канаду будут вывозиться до миллиона украинских детей, естественно, здоровых и одаренных. В украинских канадских семьях они получат соответствующее воспитание и через десять — пятнадцать лет вернутся на Украину. Это будет новая популяция, в корне отличная от той, которую оставили коммунисты.

— А какова будет судьба оставшихся, больных и неодаренных?

— Они будут усыплены.

— Кто решил?

— Конгресс.

Видя, что отец изменился в лице, Эдвард поспешил заверить:

— Усыпление произойдет не сразу. Под воздействием препарата «Эпсилон» дети долго жить не смогут. У них, как тебе известно, будет нарушена иммунная система. Любая, даже самая безобидная инфекция, станет для них смертельной. Много будет рождаться умственно неполноценных. Но общество рыночной экономики неполноценных особей терпеть не станет. Германия тридцатых годов шла этим же путем: детей с нарушенной психикой уже в раннем возрасте сжигали в крематории, предварительно, конечно, усыпив.

— Кто же тогда здесь будет жить?

— Как «кто»? — удивился Эдвард. — Украина останется украинцам.

— Но уже американским?

— Ну и что? Зато в будущем — никаких бунтов, никаких революций. Везде окажутся цивилизованные люди, умеющие трудиться.

— А ныне живущие — разве не умеют?

— Папа, я же говорю, они за последние десять лет потеряли квалификацию. Зато научились разбойничать. Далеко за примером ходить не надо. Отец Артемий хвалился, как тебя раздевали твои земляки. Тебя случайно не убили. А на квартире, где ты жил, у тебя украли деньги. Прости, папа, за прямоту: стоит ли из-за деградированных особей рисковать жизнью? Стоит ли применять свой талант для поиска лаборатории, которая избавит Украину от недочеловеков?

Иван Григорьевич с трудом выслушал сына, зная, что он излагает позицию конгресса. Его смущало то, что сын говорил с такой убежденностью, словно уже изначально это была его позиция.

— Кто, по-твоему, отец Артемий?

— Православный священник.

— Он человек или недочеловек?

— Он — человек.

— И он, представь себе, не один такой на Украине.

— Согласен, папа, элиту сохранить надо, но…

Отец перебил:

— …но от нее потребуют обязательство?

— Да, за право жить… Элиту мы сохраним для туземцев. Как Чингизхан сохранил на Руси православных священников. И Гитлер священников не тронул. У Чингизхана и у Гитлера было одинаковое условие: воспитывать у верующих послушание властям. Мы от местной элиты потребуем больше: безоговорочно принять западные ценности. Ну, как, скажем, приняло их руководство бывшего Советского Союза.

— А если местная элита воспротивится?

— Тогда она лишится всех своих преимуществ. Самые воинственные исчезнут…

— Кстати, твой отец из воинственных.

— Папа! — вскрикнул Эдвард. — Да пойми же ты, Америка уже позаботилась, где быть Украине. Эта территория ближе к Европе. Так что она не разделит участь России… России не будет… Вообще…

— А что же?

— Аляска… Точнее, азиатская Аляска… Вплоть до Петербурга. Прошу тебя, папа, возвращайся в Штаты. Ты был честный солдат, выполнял приказы своего кэгэбистского начальства… Дедушка простит твой грех. По твоему делу работала комиссия конгресса. Комиссия потребовала из Москвы все твои шифровки. Из них она установила, что ты выдал Москве несколько закрытых программ Исследовательского центра. Но, на твое счастье, ни одна из них руководством России не была принята во внимание. Теперь-то мы знаем почему.

— Почему же?

— У них не было денег, чтобы нам противостоять… Папа, возвращайся. И Америка простит твое заблуждение. Твоя страна тебя предала.

Иван Григорьевич молчал, размышляя над тем, что говорил сын. Сказал:

— Америка, может, и простит, но тогда я себе не прощу…

Эдвард взял отца за руку. Она была как лед.

— Папа, до Второй мировой войны в Польше жил известный педагог, еврей по национальности. Ему наци оставляли жизнь, а он предпочел вместе с детьми сгореть в крематории… Кто его теперь помнит?.. Так что, папа, не уподобляйся этому польскому Иисусу Христу. Пока ты будешь на Украине, тебя еще не однажды ограбят и, в конце концов, убьют.

— Не исключаю… Но капитулировать?..

Эдвард отпустил руку.

— А мы с Артуром тебя любим… Тебе нужны деньги?

— Нужны.

Иван Григорьевич не стал кривить душой. Эдвард достал из внутреннего кармана пакет.

— Здесь сто тысяч.

— Мне нужно больше.

— Я сниму с твоего счета.

Глава 41

Весь январь Иван Григорьевич жил под впечатлением встречи с сыном. В Приднепровье установилась ясная морозная погода: ночью под луной синевой отсвечивали снежные сугробы, днем под солнцем сверкали чистые, без налета малейшей копоти хрустальные снежинки.

Киев не уставал твердить, что морозы крепчают. По всей Украине (теперь уже указом президента) школьникам продлили каникулы до первого февраля, но не по причине холодов (раньше морозы были и покрепче, но школы работали), а по причине человеческих слабостей. В новогоднюю ночь почти по всей Украине перепились кочегары: в котлах упала температура — и сотни километров труб водяного отопления разморозило. Пострадали школы, больницы, детские сады — те учреждения, где согласно новым обычаям, работники две недели подряд отмечали рождественские праздники.

В ход пошли паяльные лампы, и во многие учреждения пришлось вызывать пожарные команды. Не составили исключение и школы Прикордонного.

Отопление восстанавливали сами педагоги. Иван Григорьевич разыскал своих сотрудников — Анатолия Зосимовича и Надежду Петровну — в школьной кочегарке. Пока лаборатория фирмы «Гурико» значилась только на бумаге, Забудские нанялись в кочегары. Прежние — бывший горновой Архип Ковбыш и бывший сборщик ПТУРСов Аркадий Селезень — тридцатилетние здоровяки, проводив старый год, мертвецки уснули в котельной и там сгорели.

После этого случая завгоно пан Гончарык строго предупредил всех директоров: впредь рабочих ВПК на работу не принимать даже кочегарами, не то, как утверждал он, «эти милитаристы спалят все народное образование».

Чтоб избежать пожаров и разморозки труб, пан Гончарык распорядился брать на технические должности — слесарями, сантехниками, кочегарами и даже сторожами — только интеллигенцию. Согласно этому распоряжению лауреат Ленинской премии, инженер по образованию, и его супруга, в прошлом инженер-химик и преподаватель химии, имели право работать кочегарами. Чем они и воспользовались.

— Я по ваши души, — сказал им Иван Григорьевич.