Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый - Сергей Самаров

Воевода вопросительно посмотрел на сопровождающего сотника дружинника.

– Что с пленниками?

– Их уже выпустили, как ты сказывал. Теперь в тёплом чулане заперты, – сообщил дружинник. – А сделает этот что не так, обратно в подвал отправим, да про подвал и забудем совсем… Чтоб крысам тож было чем подкормиться…

Последние слова явно были адресованы Румянцу.

– Доволен? – спросил Славер сотника.

– С чего довольным быть. Я сделаю, – повторил Румянец. – И конец тому. Брата ты обещал не трогать. Я позову его у ворот.

– Обещаю. Что, у брата тоже детей полон дом?

– У меня только пятеро. А у него семеро.

– Вот и береги их. Сделай все, как договорились.

– Сказал же, что сделаю, – голос сотника звучал бесстрастно.

– Уже пора начинать… – глянул воевода за окно, где сумерки сгустились заметно. – Сейчас поедешь с Двинцом к воеводе Даляте, утром дело и сделаете. Затемно ещё. И помни, чуть что не так, прощайся с семьёй.

Сотник угрюмо промолчал.

Славер отправил его и Двинца взглядом, глядя им в спины, и долго ещё на дверь смотрел, словно хотел что-то напутственное и через дверь высказать, но ограничился вздохом…

Воевода Славер сам отлично знал, каково бывает после длительного многодневного марша, да ещё марша зимнего, когда за время коротких привалов только-только успеваешь еду на костре согреть, но уж никак не прогреться самому, когда нет возможности выспаться полноценно, а если привал и объявляют, то спать дают самое короткое время, чтобы человек во сне замёрзнуть не успел. Но и такой сон не сон вовсе, потому что в заледенелых доспехах выспаться – то же самое, что выспаться в проруби, окунувшись туда с головой. И так изо дня в день – силы тают и тают. А потом, опять, практически, не выспавшись – в сражение, в сечу! Это трудно, кажется, что сил на такое в теле уже не найдётся, но всегда согревает мысль о том, что после сражения, после победы, победитель имеет право насладиться тем, что заслужил своим копьём и мечом. Один шаг, последний шаг сделать, последнее усилие приложить, когда силы, кажется, на исходе. Вот в такие моменты и проверяется, чего стоит человек, как вой. Но Славер на уставших бьярминских варягов надеялся всё же куда больше, чем на свежую варяжскую дружину Русы.

Конечно, Славеру, приказывающему и посылающему в сечу, легче. Он в тепле ждал, предоставляя другим право совершить последний шаг. Пусть и не высыпался за заботами тоже, но всё же не в седле время проводил, и доспехи на ночь снимал, которые способны за один-то день плечи натрудить, не говоря уже о днях многих, и тоже бессонных, да к тому же ещё таких зябких. Но и он когда-то в молодости был простым воем, и он когда-то так же мерз в седле, и не успевал перед боем прогреться. В схватке грелся. Кому-то и из нынешних простых воев судьба готовит место воеводы. Но это только со временем. А пока должны терпеть, и дело свое делать.

Он намеревался было отдохнуть в эту последнюю решающую ночь хотя бы пару часов. Годы все-таки у него были уже не молодые. Но и отдыхать отправиться думал тоже не сразу. Следовало еще отдать необходимые наказы, потом проверить приготовления, и только после этого уже можно было бы отдохнуть. Но, даже сделав все необходимое, не стал ложиться, словно чувствовал, что его могут упрекнуть за это дружинники полков, прибывших из Бьярмии. Перед ними стыдился, хотя они его сейчас и не видели. Внутренне стыдился. И, умывшись в ушате простой холодной водой, чтобы разогнать усталость, отправился уже в темноте к посаднику Ворошиле, который знал о том, какая решительная ночь предстоит сегодня, и даже имел по этому поводу беседу с князем Здравенем. Именно результатом этой беседы и решил поинтересоваться Славер. Ворошила не собирался все сообщать Здравеню. А только думал рассказать о возможных попытках. И хотел знать, как Здравень на это отреагирует. Так договаривались Славер с Ворошилой, чтобы никто не сумел сорвать хорошо продуманное и уже начатое дело. Что же касается полков городской дружины, пока ещё не переданных воеводой Блаженном под командование бьярминского воеводы, то Славер решил пока, до времени, вообще отказаться от них. Знал, что сила это дутая. Одно название. Дружина только тогда является настоящей боевой, когда она воюет. А если не воюет, то доспехи дружинников ржавчиной покрываются. И лучше уж было рассчитывать на то, что есть под рукой. Такой ход подсказал ему сам посадник Ворошила. Многие дружинники Блажена родственно или дружески связаны с жителями Славена. И, кто знает, не захотят ли они предупредить своих о том, что готовится в Русе. Предупредят одного, тот озаботится ещё десятью, эти десять каждый десятью, и – всё пропало… С Ворошилой так и договорились, что городскую дружину поднимут, и выведут на лёд Ильмень-моря только в самый последний момент, если вообще выведут, но на городские стены, скорее всего, посылать не будут, и используют только в том случае, если у бьярминских полков что-то не получится. Но получиться всё должно было так, как Славер задумал. Главное, в город ворваться, и устроить там пожар. Бьярминская дружина ненамного, но больше тех сил, что удалось собрать воеводе Первонегу. И в чистом поле бьярминским дружинникам победа была бы обеспечена за счёт тех новшеств, что ввёл в полках князь Войномир. Но с запертым городом им бы не справиться, если бы не неожиданный «изъезд» на ворота. А если «изъезд» получится, то получится и остальное. Воевода Первонег даже полки собрать в городских улицах не успеет, как улицы уже будут заняты. И в горящем городе, когда противник проник за стены, сопротивляться, практически, возможно только тогда, когда вся дружина спит на стенах…

Посадник Ворошила сидел за столом, и пил из большой глиняной кружки кислые щи[164]. В горнице было натоплено так, что лицо посадника раскраснелось, и пот стекал из под густой седой шевелюры, украшающей его голову.

– Решил дождаться меня? – спросил, входя, воевода Славер, и наклонился в дверях, чтобы яловцом[165] шлема не задеть за притолоку[166].

– Решил дождаться утра!.. – ответил посадник, намекая, что в ночь ему всё равно не лечь от волнующего ожидания.

– И это правильно. Утро нынешнее будет необычно ранним… Рассветёт раньше… С полуночной стороны красным сиянием всё Ильмень-море обдаст…

– Ни разу за всю жизнь не доводилось видеть, чтоб рассвет с полуночной стороны приходил, вот и хочу дождаться… Выпей щей-ка…

Воевода пригубил прохладный кислый напиток, и поставил кружку на стол.

– Что князь Здравень? Он-то, думаю, бессонницей не мается, и рассвет ноне встречать не намеревается?

– Зря так думаешь… Князь спит, и многое при этом видит. А иногда и заранее высыпается, чтобы в нужный момент не спать. Велел всю ночь сани запряжёнными держать. Для него это – большой праздник. Спрашивает, единственно, что про князя Буривоя слышно. Опасается он его шибко. Памятью живет битой.

– Вестей про Буривоя пока нет. Сейчас нет… Я, правда, ещё с воеводой Далятой не встречался. Да какие и у него новости могут быть. Буривой тихо сидит или, вернее будет сказывать, тихо лежит, и, думаю, соображает, из чего ему лучше домовину себе сооружать. Коли сына позвал в такой момент, и Вадимир стремглав на зов помчался, город в беде бросив, стало быть, совсем Буривой плох. И Первонег о том говорил, хотя и не громко.

– А ждать Буривоя, думаешь, здесь не резон?

– Это именно Здравеня больше всего волнует?

– Это волнует. Побаивается Буривоя, побаивается, памятуя годы бывшие, рати битые.

– А пусть не волнуется. У Буривоя полков под рукой не хватит, чтоб сюда против нас привести. Все его полки или тоже побиты Войномиром, или по крепостицам малым рассеяны. Он сам в большой крепостице заперся, высунуться до весны не сможет.

– А если ты сожжёшь Славен… Не примчится Русу жечь?

Славера такие опасения или князя Здравеня или самого посадника Ворошилы только смешили. Тем более, после того, как он только что объяснил положение вещей.

– Коли мог бы, не сына бы к себе звал, а сам сюда пожаловал. Выживет, и то, слава Перуну. Не выживет, Перуну тоже слава.

– Ладно, так и передам князю. Но его ещё больше другое беспокоит.

– Что?

– Что со Славеном дальше будет?

– А что будет? Сгорит Славен. Вот и всё, что будет. А князь Здравень после наших трудов ратных сможет на коня сесть, или в сани, если верхом ему тяжко, и поехать через Ильмень-море на углище посмотреть, и поклон словенского народа принять. А потом уж пусть с князем ли Буривоем или с княжичами договаривается, кто кому и сколько должен останется. Наше условие в этом договоре одно, но обязательное. Словене в Бьярмию ни ногой, ни носом соваться не должны, а крепостицы и остроги бьярминские нам сдать. Именно так, не сжечь, как бывало, а целиком сдать, иначе не дадим им новые стены в Славене ставить. Тоже жечь будем…