Идущие - Бентли Литтл

Ее не было ни в баре, ни в торговых рядах, ни в библиотеке, ни у галантерейщика. Ее не было в городе. Он не чувствовал ее присутствия ни в одном из домов, поэтому оседлал лошадь, укрепил усталое тело заклинанием и направился по северной дороге.

Он нашел ее в верховьях каньона, поблизости от первой шахты заброшенного рудника. Она весело потрошила длинным зазубренным ножом маленькую девочку. Девочка молчала – либо потеряв дар речи от ужаса происходящего, либо пораженная молчанием с помощью магии, и лишь дикие судороги и конвульсии ее расчлененного тела выдавали невыносимую боль, которую она испытывала. После последнего рейда, проведенного против поселенца, прошло немало времени, и старые шрамы на лице и ногах девочки убедили его, что Изабелла оставила ребенка в живых, чтобы использовать как игрушку.

Девочка.

Изабелла обернулась, посмотрела на него, улыбнулась, вырвала из груди девочки сердце и впилась в него зубами. Судороги прекратились.

До этого момента он всегда мог найти оправдания ее действиям. Но этот образ Изабеллы, забавляющейся с невинным ребенком, потряс его до глубины души. Она была не просто колдуньей, сверхревностно оберегающей себя и своих людей от возможной беды. Она была монстром.

Нечто злое.

Только сейчас он понял то, что следовало понять гораздо раньше: именно она убила Джеба и иссушила его тело.

Она была вампиром.

Только она была не совсем вампиром. После смерти друга он познакомился с кое-какой литературой на эту тему, и помимо того, что она не старела и, по всей видимости, обладала способностью извлекать флюиды из человеческого тела, она не обладала никакими характерными признаками вампира. Ей не требовалась кровь для поддержания собственного существования, она не была недееспособна днем и не воодушевлялась лишь по ночам. Она не боялась креста и любила чеснок.

Нет, Изабелла была чем-то иным, и самое большее беспокойство вызывало то, что за все эти годы совместной жизни она так и осталась для него полной загадкой.

Насколько он мог понять, она была единственной в своем роде. За всю совместную жизнь она ни разу не упомянула о каких-нибудь людях из своего прошлого – за исключением той истории о борделе в Канзас-Сити, в которую он никогда не верил. Она никогда не показывала, что скучает по семье или какому иному обществу, никогда не показывала, что ожидает появления кого-то другого.

Он вспомнил про монстра, на которого они с Джебом наткнулись в каньоне.

Он вспомнил про Плохие Земли.

Может, она была последней из вымирающей породы. Может, существа, которые населяли эти земли до появления здесь человека, вымерли, а она оказалась единственной, кому удалось выжить благодаря уму.

Опять Дарвин.

Кажется, все в эти дни сводится к Дарвину.

Если бы он обладал достаточной силой, он бы убил ее на месте. Он бы остановил ее сердце или расплавил его, или взорвал ее, но он не обладал ее силой, никогда не обладал ее силой, и она это знала. Она отбросила маленькое растерзанное тельце на камни. Он отвернулся от шахты, чувствуя приступ слабости, и пустил лошадь в галоп в обратную сторону. Вернувшись в город, он спрятался в собственном доме.

Изабелла вернулась много часов спустя – чистая, свежая и явно довольная. Они ни словом не обмолвились о встрече в каньоне, и он понял, что она рассчитывает, что он не станет предпринимать никаких действий.

Они молчали за ужином и после.

Он ушел спать один.

Среди холодной ночи он опять проснулся с непреодолимым желанием облегчиться. Хотя он ушел спать один, Изабелла улучила момент забраться в кровать вместе, и теперь ее голова покоилась на соседней подушке. Одной рукой она мягко обхватила его гениталии. Он сел, посмотрел на нее сверху вниз, и от выражения извращенной удовлетворенности на ее лице у него буквально все перевернулось внутри. Изначально он не собирался ничего предпринимать в связи с тем, что увидел в каньоне. Вернувшись домой, он испытал нечто вроде морального паралича. Но теперь, вспомнив, что она сделала...

что ОНИ сделали

...и увидев ее вот так спящей, забывшей об осторожности, уязвимой, он внезапно обрел силу сделать то, что сделать было необходимо.

Он убил ее во сне.

Он убил ее, но она не умерла.

Он накрыл ей лицо подушкой, прижал и давил до тех пор, пока не заломило руки, а когда снял...

Она дышала по-прежнему и спала по-прежнему.

И улыбалась.

Холод, который охватил его, был не от воздуха с улицы, просачивающегося между щелей оконных ставен, не от ревматизма, постоянно досаждающего его костям. От попятился от кровати. Руки тряслись, во рту пересохло. Он ждал, что вот сейчас она сядет, откроет глаза, оценит его попытку покушения на ее жизнь и отомстит каким-нибудь образом. Но она оставалась недвижной, сонной, и лишь по ехидной улыбке на лице можно было понять, что она знает, что он с ней делает.

Он набросил быстрое заклятие на кровать и все, что в ней, сдерживающее заклятие и принялся метаться по комнате в поисках оружия, решительно намеренный довести до конца начатое дело.

Он отрезал ей голову ее собственным ножом – ножом с длинным зазубренным лезвием, которым она потрошила девочку. Кровь брызнула и хлынула ручьем. Он остановил кровь порошком жабы, отделил голову от тела, но она все равно жила. Глаза мигнули и открылись; рука поднялась и спокойно почесала щеку.

Он понял, что она играет с ним.

Она посмотрела не него и покачала головой – существующая отдельно от тела голова наклонилась из стороны в сторону на подушке, грубо отсеченные артерии болтались в шее, как живые красные черви.

Он был весь в крови, равно как и простыни, одеяло и пол. Никогда в жизни ему еще не было так страшно. Больше всего пугало понимающее выражение ее глаз, ибо он хотел покончить n ней мгновенно, чтобы она не поняла, что случилось, и не успела осознать его предательства.

Но задуманное не получилось, и широко открытые глаза внимательно следили за его суетливыми и неловкими попытками убить ее. Сознание того, что она знает, что происходит, наполнило его совершенно незнакомым и диким страхом, страхом, которого он непереживал никогда в жизни.

С криком он ухватился за край подушки, дернул на себя, и голова скатилась на пол. Затем он расчленил тело надвое, произнес быстрое и грязное заклинание и вывалился на улицу, глубоко дыша, заполняя свои старые усталые легкие чистой свежестью холодного ночного воздуха и стараясь избавиться от вкуса и запаха крови, забившего рот и ноздри.

Он надеялся сохранить ее смерть в тайне, по крайней мере на какое-то время, и потом объяснить ее естественными причинами. Но, видимо, пробой в силе был таким ощутимым, что десятки людей в ночных колпаках и наброшенных на плечи одеялах уже столпились у изгороди. Он оглядел лица присутствующих, ожидая противостоять возмущению тех, кто поддерживал ее в ее «чистках». Но то, что он увидел, наполнило сердце радостью.