Никодимово озеро - Евгений Титаренко

Лешка дернулся, чтобы сказать в ответ что-нибудь злое, обидное… Сдержался. Посмотрел в потолок над собой.

— Ты сейчас в выгодном положении, тебе можно строить из себя праведника. Хотя ты всегда был таким, не в этом дело! Но веришь ты мне теперь или не веришь: я — клянусь тебе! — только передавал из рук в руки, что мне дают. Больше ты ни в чем обвинить меня не можешь. Я не знаю, кто был в усадьбе! Я не знаю, кто кого убивал! Ты выдашь меня, и пострадают те, кто виноват меньше, а кто действительно виноват — останется в стороне!

— Я знаю, кто был в усадьбе, — сказал Сергей. — Я затем и вернулся, чтобы сказать тебе, что знаю теперь, кто убил Ваньшу.

Лешка посмотрел на него переполненными страхом глазами. Слегка отодвинулся на подушках и потянул на себя одеяло.

— Кто?.. — спросил шепотом.

— Тебе от этого все равно не выпутаться, — предупредил Сергей. — Убивали не за красивые глаза, а за тот песок, который ты прятал в усадьбе! Который переправлял потом на каникулах в Сосновск! — Сергей уже не скрывал ярости. — За это убивали — не за другое что-нибудь! И я скажу тебе — кто, если ты пойдешь признаешься, что впутался в это дело! Пойдешь?!

— Серега!.. — просительно остановил его Лешка. — Не надо, ты слышишь?! — Его снова начало лихорадить, как это уже было днем. — Можешь ты один раз войти в мое положение?! — Он старался приподняться на локтях, а руки его не слушались. — Мне ничего не надо: кто, что! Не топи ты меня! И мать не топи. У тебя у самого мать! Слышишь?! Я все тебе тогда, что могу, мне ничего не надо! Я не виноват, что оказался у тебя на дороге!

— Замолчи! — крикнул Сергей так громко, что сам в испуге посмотрел на дверь. Под кожей, на скулах его опять растекался непривычный холод. — Что ты подлец, Лешка, я уже понял. Но ты еще и трус. Какой же ты трус! — Он сорвал с себя ненужный больше халат и скомкал его в руках. — Я думал всегда, что ты отчаянный, если говорить о храбрости! Завидовал тебе — не скрою, завидовал! Я и теперь, когда влез в эту вашу историю, — только из-за тебя влез: я боялся, что ты все возьмешь на себя! Других прикроешь! А ведь я зря боялся! Ты не возьмешь! Даже своего не возьмешь! — Он шагнул ближе к Лешке и яростно повторил: — Возьмешь?!

— Серега… — невнятно проговорил Лешка, еще дальше отодвигаясь от него. — Зачем мне чужое?.. За кого я должен брать?! Они на себя не возьмут, ты тоже!..

— Дрянь ты, — сказал Сергей, отходя к двери. — Если бы мне теперь выбирать друга — я выбрал бы такого, кто разговаривать с тобой не станет… — Он толкнул дверь.

— Серега! — испуганно воскликнул Лешка. — Ты же обещал мне!..

Сергей остановился в дверях.

— Я не отказываюсь от того, что обещал: я никуда не пойду, не бойся… — Он помедлил. — Один совет тебе, последний: закрой на всякий случай окно и никому не открывай сегодня… — В коридоре он оглянулся еще раз. — Понял?

Лешка молчал, белый среди белого белья и бинтов.

Дома их ждали. На столе в тесноте изобилия мерцали то голубым, то желтым светом фарфоровые чашки, золоченые ложечки в розетках для варенья. А надо всем этим возвышался электрический самовар.

Анастасия Владимировна и Лешкина мать сидели друг против друга у стола. Тетка Наталья резала и с каждым куском наращивала египетскую пирамиду в плетеной бронзовой хлебнице.

До самого дома Сергей и Алена шли молча, замкнутые, отчужденные: Алена по тропинке вдоль оград, Сергей — по обочине дороги, в двух-трех шагах от нее. Алена ни о чем не спрашивала, а ему не хотелось ни о чем говорить… Тетка Валентина Макаровна покосилась на них выжидающе, но с холодком во взгляде, что значило: она лишь снисходит к ним, но не прощает, не оправдывает.

— Сходили?.. — Для их большей осведомленности Аленина мать поспешила заговорить первой. — Кинулись вас искать, а я и забыла, что вы к Леше собрались. Как он там?

— Ничего… — сказала Алена. Сказала не Валентине Макаровне и не матери, а тетке Наталье почему-то.

— Врач сказал: завтра будет в порядке… — соврал Сергей, потому что сообщить матерям было нечего.

Тетка Валентина Макаровна отвернулась от них и, разыскав какую-то крошку на скатерти, стала потерянно двигать ее пальцем: от розетки к сахарнице, от сахарницы к розетке.

— Давайте разговоры потом, — вмешалась тетка Наталья. — Алексей завтра будет дома, нос подними, Валюша! Садитесь все к столу, утро вечера мудренее!

Сергей отступил к двери.

— Спасибо, я не хочу. Я еду в Никодимовку.

— Кто тебе там ужин приготовил? — неприветливо спросила тетка Валентина Макаровна.

А Анастасия Владимировна сразу поднялась, отодвинув стул, ухватила ёго за руку.

— Что значит не хочу? Целый день без еды!

— Может, все здесь расположимся! — некстати поддержала ее тетка Наталья. — В даль такую переться!

Поддаваясь больше не уговорам, а требовательному, откровенно сердитому взгляду Алены, которая уже заняла стул рядом с матерью, Сергей сел. И без аппетита прихлебывал чай, жевал сыр, маленькой золоченой ложечкой остервенело ковырял варенье в розетке. И всякий раз, когда ему хотелось бросить ее, натыкался на холодные, вездесущие глаза Алены, которая пила чай и ела с гораздо большим мужеством, хотя тоже имела все основания капризничать. А когда мать заговаривала с ней про Лешку, она даже нудно мямлила что-то, перескакивая с одной лжи на другую.

Сергей не выдержал наконец и встал.

— Спасибо, тетя Наталья! — Кивнул другим женщинам. — Спасибо. — И, пока его снова не усадили, торопливо шагнул к выходу. — Я пойду, уже темнеет…

Хозяйка опять сунулась было со своим гостеприимством. Алена тоже поднялась.

— Спасибо, тетя Ната! Мы правда сыты.

— А ты-то куда? — удивилась тетка Валентина Макаровна.

Алена оглянулась на нее от двери.

— Я сейчас! — И, выпроваживая Сергея, вышла следом за ним во двор, потом на улицу.

За калиткой оба остановились. Хотелось ненадолго задержаться перед дорогой. На две минуты, на одну… И Сергей прислонился к воротному столбу. Алена зашла напротив и стала близко-близко, лицом к лицу. Виновато переплела пальцы. Сергей невольно смешался, глядя на ее руки, так как отступить ему было некуда.

— Чего ты, Алена?..

Она тихонько хрустнула пальцами.

— Я, Сережка, с тобой пойду.

— Вот еще! — Он посмотрел на нее с удивлением. — Сейчас уже ни одной машины не поймать! Зачем тебе в такую даль топать?..

Глаза ее, напряженные, медленно, исподволь завлажнели, потом так же медленно высохли.

Сергей посмотрел через ее плечо на Южный.

По дальнему горизонту теплилась ровная полоска зари. Пахло гвоздикой и уютным печным дымком. В центре, возле кинотеатра или над клубом, звучал динамик: «Этот веер черный, веер драгоценный…» Сергей смотрел на дымы из труб, снизу вверх перечеркнувшие полоску зари то там, то здесь. А Алена смотрела на него.

— Иди, Алена, ложись…

Она расцепила руки и тронула его брючный карман, где лежала золотинка.

— Чего ты? — спросил Сергей.

— Я думала, ты что-нибудь взял… — Он сделал вид, будто не понял. — Тяжелое что-нибудь, — уточнила Алена.

— Ну вот! Какие глупости. — Он сунул руку в карман и потрогал пальцами золотинку. — Что я, драться собираюсь?

— Зачем ты идешь, Сережка?

— Устал и хочу поспать. Ты же сама знаешь, что я почти не спал сегодня.

— Нет, ты что-то затеял, — возразила она.

— Глупости, Алена. Я тебе обещаю, что никуда не пойду сегодня: ни на заимку, никуда. Буду дома.

Алена опять нервно переплела пальцы.

— Сережка, я была сегодня ведьмой, ты прости меня.

— Я уже давно забыл, что там такое было, Алена!

— А я помню, — сказала она. — Мне очень стыдно и потому плохо…

Прижатый к столбу, Сергей неловко переступил с ноги на ногу.

— Иди ложись, Алена, мне пора… — Она смотрела на него и не двигалась. Тогда он шагнул в сторону, чтобы не задеть ее, и сделал два или три шага от калитки. Алена позвала его:

— Сережка!..

Он остановился. И хотел спросить раздраженно, нетерпеливо, но голос, как иногда случается, пропал, и вышло невразумительно:

— Что?..

— Ничего… Мне надо тебе сказать… Не ходи, Сережка. А?!

— Ну что ты, Алена! — Он даже засмеялся. — Придумываешь всякую ерунду!

— Хочешь, я на коленки стану?.. — жалобно предложила она и, судя по ее настроению, могла стать.

— Брось, Алена. Что ты выдумываешь? — повторил Сергей.

— Я, Сережка, чего-то боюсь… — сказала она. И голос ее дрогнул.

Тогда он вернулся, взял ее за плечи и легонько подтолкнул к калитке.

— Иди, Алена, ладно?.. Я буду сидеть дома. Ты тоже ложись и никуда не выходи сегодня, хорошо? — Она не шелохнулась. — Иди… — повторил Сергей.

А у нее вдруг снова блеснули слезы, и, приподняв плечо, она потерлась мокрыми глазами о его руку.