Стены из Хрусталя - Кэтрин Коути

Просвистел меч, и вампир напряг мышцы. Не хватало еще дернуться в последний момент. Но вместо того, чтобы полоснуть его по шее, Рэкласт ударил его по плечу, плашмя. Удар был ощутимым. От неожиданности Фанни пошатнулся. Открыл глаза и увидел, что и остальные вампиры в изумлении смотрят на Рэкласта, который как ни в чем не бывало прячет меч в ножны. Фанни никак не мог взять в толк, что же произошло, но на всякий случай встал на ноги.

На этом неожиданности не закончились. Мастер Дублина махнул озадаченным вампирам, и в тот же миг девушка бросилась к Фанни, чуть не сбив его с ног. Сам же Мастер протянул ему меч. Робко, в любой момент готовясь отдернуть руку, Фанни прикоснулся к потертой рукояти, но вдруг выхватил меч и выставил перед собой. Правда, ножны снять позабыл.

— Забирай свою леди и уходи… сэр Фрэнсис, — усмехнулся Рэкласт.

Повторять ему не пришлось. Молодые люди выскочили в открытые ворота и пустились наутек. И вовремя, потому что вампиры уже наступали на Рэкласта. Его свита хоть и выстроилась перед ним полукругом, но и на их лицах читалось недоумение. Особенно расстроился Эйдан и, промычав что-то себе под нос, взлохматил рыжие вихры. Ну почему Мастер так опростоволосился? Зачем отпустил недомерка? Еще и с подарком.

Что уж говорить об англичанах, которые таки и кипели от злобы.

— Вы посвятили его в рыцари? — задыхалась леди Маргарет. — Блейка? Этого щенка? Но почему?

— Потому что лорд Марсден так пожелал. Но не успел.

— По какому праву вы здесь командуете? В отсутствие Марсдена, я исполняю обязанности Мастера!

— Ошибаетесь, мадам.

— Я его жена!

Лорд Рэкласт скрестил руки на груди и улыбнулся невозмутимо.

— А я его брат, — сказал он.

Глава 23

Стоя на крыльце выставочного зала — на самом деле, временно пустовавшей лавки, которую скульпторши сняли в складчину, — Эвике вертела в руках фаянсовый молочник в виде коровы, такой оранжевой, словно животное годами сидело на морковной диете. Второй приз — уже неплохо, учитывая, что на таких мероприятиях «все схвачено.» Первый достался миссис Слабб за скульптуру ее любимой овцы Мириэль в натуральный рост. По словам жюри, завитки на руне получились очень реалистично. Миниатюрную модель замка они тоже оценили, но забормотали какие-то банальности про творческий рост и выразили желание увидеть миссис Стивенс в следующем году. «Возможно, скульптура миссис Слабб и правда натуралистичная вплоть до последнего клеща в ухе, зато у меня масло лучше по качеству,» думала рассерженная Эвике. Но мысли о масле навевали уныние. Как вспомнишь, кто его взбивал…

Оставалось довести скульптуру домой в целости и сохранности, где ее можно будет благополучно съесть. Жаль только, что масло успеет прогоркнуть, потому что мазать его на бутерброды они с Уолтером будут вдвоем. Больше никаких визитов, распорядился мистер Стивенс. Он и на выставку-то ее не хотел везти, едва уговорила.

«Ну ничего, отольются тебе мои слезы, Уолтер» думала Эвике, наблюдая, как пара небритых грузчиков тащит ее скульптуру к только что нанятому фургону. Уолтер замешкался в зале. Ранее Эвике попросила знакомых молочниц уболтать его, и те с радостью согласились — еще бы, ведь муж, разделяющий хобби жены, это такая редкость! Но не вечно же они будут обсуждать новые модели сепараторов. Уолтер вернется с минуты на минуту.

Эвике почувствовала, что ее глаза теплеют. Но почему же Гизелы все нет? Неужели не придет попрощаться по-людски?

От темноты отделилась фигура, закутанная в плащ, и направилась к ней. Остановившись на почтительном расстоянии, она откинула капюшон и вопросительно посмотрела на Эвике. Конечно, в такой темноте трудно было разглядеть, как именно она смотрит: вопросительно, укоризненно, злобно, да и смотрит ли вообще, но Эвике почувствовала этот взгляд. Он словно вопрошал: «Я могу подойти?» С места Гизела не двигалась.

Тогда Эвике сама подбежала к ней и обняла, всхлипнув приветствие ей в ухо.

— А я уж и не надеялась! Вот только выставку еще до заката закрыли, якобы от газового света скульптуры плавятся. Просто газ понапрасну жечь не хотят, сквалыги! — обругала она оргкомитет. — Хотя мою скульптуру ты и так видела. Она там самая изящная была, хоть главный приз они зажали. И на Уолтера ты не нарвалась, — смущенно добавила Эвике.

— Да, это не может не радовать. Вот как раз о нем я и хотела поговорить. Хотя нет, — Гизела поправилась быстро, — сначала о выставке, которая была просто замечательной, и ты заслужила первое место… И все же. Ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Про свое житье-бытье?

— И и как же оно? В прошлый раз у нас не удался разговор, — в голосе вампирши звучали нотки обиды, хоть она и пыталась держаться, как обычно. Только вот невидимая стена вокруг нее была еще холоднее, чем зимний воздух и промозглый ветер.

Эвике продела палец через хвост коровы, скрученный в колечко, и рассеяно ею помахивала.

— Прощай, медовый месяц, здравствуй, быт. Хотя грех жаловаться. Я вот тут поговорила с участницами выставки — они все больше из простых — так и похуже бывает. Мужья и прибить могут, и жалованье отнять да в питейном доме спустить. И хоть бы хны, они в своем праве. Так что у меня все относительно хорошо…

И она вцепилась зубами в манжету, чтоб сдержать подступившие всхлипы.

— Не плачь, пожалуйста, — ее собеседница смягчилась и даже попыталась погладить Эвике по плечу, но быстро убрала руку. — Но… но ведь получается, что мы теперь не сможем видеться, да? Я же не смогу всякий раз приходить к тебе под покровом ночи и общаться через кухонную дверь, словно каторжница. К тому же, мы уедем домой, а ты… ты… Ты же не сможешь к нам приезжать? — голос Гизелы дрогнул, но вновь стал уверенным и жестким. — И письма твои он тоже проверять будет. А то вдруг ты мне напишешь!

Эвике развернулась и крикнула одному из грузчиков, который пытался протолкнуть массивную скульптуру в дверь фургона и в процессе смял бастионы масляного замка:

— Да ты, никак, нализался в вечеру? Попробуй урони, ротозей, руки повыдергиваю! — и снова зашептала горячо: — Уолтер сказал, что как только родится ребенок, я смогу делать все, что захочу… Может, тогда? Но писать все равно буду, за мной так просто не уследишь… Ох, Гизи, ну как же так получилось? — запричитала она. — И что граф, наш батюшка, подумает, если я его дочь на порог не пускаю?!

— Папа не узнает, — твердо ответила Гизела. — Я ему не скажу… Просто не смогу. Только ты хотя бы ему пиши, не забывай! И Берте не скажу — отыскать бы ее только! Мы уедем отсюда и… и, наверное, больше никогда не увидимся. Но я хочу, чтобы ты знала, что я очень тебя люблю, и мне жаль, что все получается так. Я бы никогда не причинила тебе вреда, никогда! Как он только мог подумать!

Она замолчала и наклонила голову, чтобы незаметно вытереть слезы. Осторожно взяв ее за руку, Эвике погладила ею себя по животу. Ничего не произошло.

— Вот видишь, маленький тебя не боится, а то бы начал пинаться. А дети, они ж чувствуют, кто к ним со злом.

— Зато Уолтер…

— Да. А у страха глаза велики — видит то, чего нету на самом деле, а чего бы и вправду надо опасаться, того не замечает. Но тебе пора, — Эвике замерла, ожидая услышать шаги мужа. — Бегите отсюда с Бертой, тут что-то нехорошее намечается. И своих… ну… предупредите, что ли.

— Это значит — прощай?

— Это значит — мы еще посмотрим.

— Тогда… Я пойду? — Гизела замялась, и поняв, что пауза вышла слишком неловкой, а прощание — скомканным, развернулась и исчезла в темноте также быстро, как и появилась.

А Эвике так и не посмотрела ей вслед, опасаясь, что притянет ее взгляд. А если они снова переглянутся, то уж точно разревутся на потеху тем остолопам, которые все еще возились с ее скульптурой. Двое забрались в фургон и втаскивали скульптуру, а третий, присоединившийся к ним вот только что, помогал им снаружи, кряхтя и чертыхаясь. Вот же бездельники! Женщина почувствовала, как внутри закипает ярость, густая и такая обжигающая, что ребенок заворочался недовольно. Если не прокричится, то попросту взорвется.

— Нет, ну кто так грузит изящные формы?! — взбеленилась она. — Раньше, поди, уголь разгружали? Так тут совсем другая стратегия!

Решительными шагами она подошла к фургону, где худо-бедно уже уместили ее творение, и собралась проучить ближайшего к ней недотепу молочником по лбу. Но мужчина оказался не промах — перехватил ее руку, заломил за спину, и вдруг толкнул Эвике в фургон. Там ее поджидали. И когда она уже приготовилась надавать наглецам оплеух, в живот ей уперся нож. Где-то в области пупка.

Гизела плелась по неосвещенной улице, подавляя желание вновь поговорить с Эвике. Объяснить ей все еще раз. И еще. Но как раз названная сестра все понимала правильно, а вот ее муж… С ее муженьком Гизела ничего не могла сделать, да и не хотела. Пусть будет так. Она же не станет мешать их семейному счастью, в конце концов! Да и кто она такая? Вампир! Быть может, Уолтер прав? Она чудовище, как ей доверять, да и вообще, какой здравомыслящий человек пустит вампира на порог своего дома? И, что самое страшное, Гизела и сама не была уверена, что однажды действительно не оправдает опасений Уолтера.