Неудачник - Эль Кеннеди

от знакомой ночной фантазии. Гвен на коленях, выпячивает грудь, платье спущено до талии, а он стоит над ней, кончая ей на грудь.

— Это совершенно неуместный разговор. — Хмурый взгляд становится глубоким и твердым на его лбу. — Я понимаю, что позволил тебе предаваться определенной озабоченности во время обсуждения в классе, но…

— Мы могли бы заняться другими вещами. — Я облизываю губы и смотрю, как он ерзает на стуле. Бьюсь об заклад, он рад, что его спрятали за столом. — Я полагаю, именно поэтому я здесь.

— Я не думаю, что понимаю, что ты имеешь в виду. — О, да, он знает.

— Вы хорошо повеселились, мистер Кент. Теперь я должен повторить, учебный план…

— Снова мистер Кент, да? Мне больше нравилось, когда ты называл меня Лоусон. — Я подмигиваю ему. — Джек.

— Мистер Гудвин, — рычит он в отчаянии.

— Тебе не нужно смущаться, Джек. — Я достаю из сумки недоеденное яблоко и откусываю сладкий, сочный кусочек, откидываясь на спинку стула. — Многие женатые мужчины — би.

Сторона его шеи, чуть ниже челюсти, трепещет от учащающегося пульса.

— Я не знаю, что создало у тебя впечатление…

— А разве это не так?

Его грудь поднимается при глубоком вдохе. Прямо сейчас он переживает каждый разговор, каждый момент зрительного контакта из-за небрежных следов, которые он оставил, развлекая себя маленькими забавными мысленными играми, чтобы удержать своего ученика после занятий. Интересно, как он себе это представлял? Когда он закрывает глаза, хочет ли он, чтобы мой член был у него во рту? Или он прижимает меня к книжной полке?

— Если ты неправильно истолковали…

— Эй, эй. — Подняв руки вверх, я понижаю голос, как будто пытаюсь вытащить испуганного котенка из колючего куста. — Я умею хранить секреты. Здесь нет осуждения.

— Ты мой ученик…

— А мне восемнадцать. Что такое несколько нарушенных правил между взрослыми по обоюдному согласию?

— Я не имел в виду… — Он резко останавливается, щеки пылают.

Мне вдруг приходит в голову, что у него, возможно, нет никакой практики в этой конкретной области его пристрастий. Может быть, друг по колледжу. Однажды поздно вечером за конспектами и кофе, маленькая озорная возня на книжных полках. Глядя на жизнь, навечно прикованную к одной и той же киске, и не в силах удержаться, чтобы не узнать, что значит получить ее в задницу всего один раз. Затем они неловко расстаются и больше никогда не разговаривают.

— Все хорошо, — говорю я ему, чтобы развеять его страхи. — Я думаю, вы были бы удивлены, узнав, как много людей здесь живут двойной жизнью.

Подавленные сексуальные аппетиты Джека Гудвина вряд ли попали бы в раздел сплетен школьной газеты.

— Я думаю, мистер Кент, вам следует уйти.

— Конечно. Если вы больше ничего не хотели бы обсудить. — Я откусываю еще кусочек яблока, наблюдая, как он с трудом сглатывает. — Однако у меня есть один вопрос. Гвен все еще на тебя обижается?

Если его оскорбляет вопрос, он не выражает его словами. Может быть, ошеломленно молчит. Или заинтригован.

Его разум, вероятно, занят собственными запретными фантазиями. Интересно, когда он проснется весь в поту, все еще в постели, сжимая в кулаке собственный член и представляя, что он трахает мой рот.

— Ты все еще наслаждаешься периодом медового месяца, или она перестала позволять тебе прикасаться к ней? Говорит, что у нее болит голова, но ты можешь слышать, как она каждый вечер крутит вибратор в ванной. Дай мне знать, если я прав.

Кажется, он наконец берет себя в руки, стискивает челюсть и кладет локти на стол.

— У вас есть время до пятницы, чтобы сдать свои пропущенные задания или получить ноль. Мой совет? Ваша энергия лучше расходуется на домашнюю работу.

— Я буду иметь это в виду. — Я достаю из сумки ручку и клочок бумаги и, вставая, записываю свой номер телефона. — Это мой номер. Должен ли я оставить его здесь с вами на случай, если есть какие-либо возможности для, э-э, дополнительных баллов?

Его взгляд блуждает по мне, прежде чем он спохватывается и облизывает нервную сухость с губ.

— Сэр? — Подсказываю я, борясь с усмешкой. Я машу перед ним газетой.

— Что мне с этим делать?

Он колеблется.

Дилеммы, дилеммы. Отвергает ли он меня и продолжает свое правдоподобное отрицание, в конечном итоге заявляя о сексуальных домогательствах с моей стороны, если кто-нибудь когда-нибудь вызовет его за флирт в классе?

Или он это сделает…

— Оставь это мне, — выдавливает он, протягивая руку за бумагой.

Я кладу яблоко на стол с запиской под ним и подмигиваю мистеру Гудвину, уходя.

Когда я прохожу через приемную, Петра поворачивается на стуле, чтобы внимательно проследить за моим уходом.

— Хорошо поболтали?

Я выдаю еще одно подмигивание, энергично кивая.

— Очень продуктивно.

ГЛАВА 31

ЭРДЖЕЙ

Если говорить о близких встречах, то эта была на волосок от гибели. Думаю, я все еще нахожусь в состоянии похмелья от эмоционального взрыва, которым стала прошлая ночь. Я не знаю, как это выглядело для Слоан, но это был один из самых неприятных разговоров, которые я когда-либо вел, как будто я резал свое сердце наждачной бумагой. Я никогда раньше ни с кем не говорил о своем отце, даже с мамой.

Странно, но я чувствую себя лучше.

Мне удалось удержать Слоан на кончиках пальцев, да. Но мне кажется, что теперь мы стали ближе. Как будто мы лучше понимаем друг друга. Это было грязно, и никто из нас не пострадал, но теперь между нами есть связь, которую, я не уверен, что мы бы достигли другим путем. Черт, это звучит банально и сентиментально, но… неважно. Похоже, эта девушка меня достала.

И я не совсем против этого.

СЛОАН: К твоему сведению, я сменила все пароли на имена своих собак.

Я: Забавно.

В четверг вечером мы с Фенном лежим на диване в нашем общежитии и играем