Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика) - Жюль Верн

Так как я не рассчитывал изучать этих зоофитов в Левантских водах, которые отделяли нас от Суэцкого перешейка, то воспользовался подходящими условиями и стал изучать их жизнь в водах Красного моря.

Я подозвал к себе Конселя, в то время как «Наутилус» медленно плыл на глубине от восьми до девяти метров мимо прекрасных скал восточного берега.

Тут росли губки всех форм: стеблевидные, листовидные, шаровидные и лапчатые. Они действительно оправдывали названия корзинок, чашек, прялок, лосиного рога, львиной ноги, павлиньего хвоста, Нептуновой перчатки, которые даны им рыболовами, руководствовавшимися более поэзией, чем наукой. Из волокнистой ткани губок, пропитанной почти жидким студенистым веществом, постоянно вытекали тонкие струйки воды, которые, доставив пищу клеточкам, выталкивались сократительным движением ткани. Студенистое вещество губки исчезает после смерти полипа, причем при гниении выделяется аммиак: тогда остаются только одни роговидные волокна, в каком виде и является губка в домашнем употреблении; она имеет рыжеватый оттенок и различна по форме, упругости, мягкости и прочности.

Эти полипы-губки прикреплялись к скалам, к раковинам моллюсков и даже к стеблям водорослей. Они наполняли малейшие впадины, то растягивались, то поднимались, то висели, как коралловые наросты.

Я объяснил Конселю, что губки ловятся двояким способом: иногда драгой, иногда руками. Последний способ, при котором необходимы водолазы, предпочтительнее, так как в этом случае сохраняется ткань полипняка, что значительно подымает его рыночную цену. Прочие зоофиты, расположившиеся среди губчатых полипняков, состояли из медуз очень изящного вида; представителями моллюсков явились разновидности кальмара, которые, по д'Орбиньи, свойственны исключительно Красному морю, а из пресмыкающихся часто встречались черепахи, доставлявшие нашему столу здоровую и вкусную еду.

Что же касается рыб, то они были многочисленны и часто замечательны. Вот название тех, которые чаще всего попадали в сети «Наутилуса»: скаты, среди которых находились лиммы коричневого цвета с неравными голубыми пятнами; главное отличие лимм от скатов составляет двойной губчатый шип; арнаки с серебряной спиной; морские коты с шипом на хвосте и бокаты в виде огромных плащей в два метра длиной; аодоны, совершенно лишенные зубов, хрящеватые рыбы, близкие к акулам; дромадеры длиной в полтора фута, у которых горб заканчивается загнутым шипом; офидии — настоящие мурены с серебряным хвостом, голубоватой спиной и коричневыми передними плавниками, окаймленными серой полоской; горамисы в четыре дециметра длиной; восхитительные каранксы, украшенные семью поперечными полосами черного цвета, с желтыми и голубыми плавниками и с золотистой чешуей; скары, лабры, балисты и тысячи других рыб, свойственных океанам, которые мы уже проплыли.

9 февраля «Наутилус» проходил по самой широкой части Красного моря, достигающей ста девяноста миль и находящейся между Суакином на западном берегу и Кунфудой на восточном берегу.

В этот день, в полдень, капитан Немо вышел на платформу, где я находился. Я дал себе обещание не отпускать его, не добившись, по крайней мере, намека на его дальнейшие намерения. Он подошел ко мне, как только меня заметил, и, предложив мне весьма любезно сигару, сказал:

— Ну что, господин профессор, как вам нравится Красное море? Успели ли вы осмотреть собранные в нем чудеса, его рыб, зоофитов, его цветники из губок и его коралловые леса? Как вам понравились города, разбросанные по его берегу?

— Да, капитан, — ответил я, — «Наутилус» приспособлен ко всем этим наблюдениям. Да, это интеллигентное судно!

— Да, господин профессор, интеллигентное, отважное и неуязвимое. Ему не страшны ни яростные бури Красного моря, ни его течения, ни его подводные рифы.

— Действительно, — заметил я, — это море для плавания считается одним из худших, и это реноме, если я не ошибаюсь, за ним упрочилось с древних времен.

— Отвратительное, господин Аронакс! Греки и римляне не говорят в его пользу, а Страбон замечает, что оно по преимуществу опасно во время постоянных ветров и в сезон дождей. Араб Эдризи, называя его заливом-кольцом, рассказывает, что множество кораблей погибло на его песчаных банках и что никто не решался плавать по нему ночью. Далее он говорит, что в нем часто свирепствуют ураганы, что оно усеяно негостеприимными островами, что оно не представляет ничего хорошего ни в своих глубинах, ни на поверхности. Того же мнения и Арриан, Агатархит и Артемидор.

— Из чего ясно следует, — заметил я, — что эти историки не плавали на «Наутилусе».

— Вне сомнения, — ответил, улыбаясь, капитан, — но в этом отношении и современные недалеко ушли от древних. Сколько столетий понадобилось, чтобы приложить к движению силу пара. Может, пройдет еще столетие, а другой «Наутилус» не появится. Прогресс идет медленно, господин Аронакс!

— Конечно, — ответил я, — ваше судно опередило целое столетие, может быть, и несколько столетий. Какое несчастье, что такое великое открытие должно умереть вместе со своим изобретателем!

Капитан Немо ничего мне не ответил. Прошло несколько минут, пока он завел снова речь.

— Я говорил о мнении древних историков относительно опасности плавания в Красном море.

— Да, — ответил я, — но, быть может, их страх был преувеличен?

— Да нет, господин Аронакс, — ответил капитан Немо, который, как мне казалось, знал в совершенстве «свое» Красное море. — То, что не представляет опасности для современного корабля, хорошо оснащенного и прочно выстроенного, свободного в своем движении и направлении благодаря пару, представляло всевозможные опасности судам древних. Вообразите себе этих первых мореплавателей, пустившихся в опасное море на барках, сделанных из досок, связанных пальмовыми веревками, проконопаченных толченой древесной смолой и смазанных салом акул. Они не имели даже инструментов для определения направления и плыли, исчисляя ход самым грубым способом. Понятно, что при таких условиях случаи кораблекрушения были многочисленны, но в наше время быстроходным пароходам, совершающим срочные рейсы между Суэцем и портами южных морей, бояться этого залива, несмотря на господствующие муссоны, не приходится. Ни капитаны, ни пассажиры этих пароходов перед отъездом умилостивительных жертв не приносят и, совершив переезд, не украшают себя гирляндами и золотыми повязками, чтобы отправиться в храмы вознести благодарение богам.

— Я с этим согласен, — ответил я, — но мне кажется, что пар убил благодарность в сердцах моряков! Однако, капитан, вы, который, видимо, специально изучали это море, не можете ли мне объяснить, отчего получило оно название Красного моря?