Высшая раса - Дмитрий Казаков

– За ним! – приказал Петр и сдернул с плеча автомат. – Еще двое со мной, остальным – ждать здесь.

Они пошли, почти побежали, меж деревьев. Вел быстрый и юркий, словно белка, сибиряк, за спиной слегка шуршали ветвями не проснувшиеся окончательно разведчики.

След вывел к Дунаю и пошел по самой кромке берега. Под ногами захрустел песок. От воды тянуло холодом, и над самой речной поверхностью плыл легкий туман.

– Стоп, а это что? – спросил Петр, указывая на плывущий метрах в десяти от берега темный бугорок.

– Да это человек, – ответил Моносов, присмотревшись.

– А черт! – Петр рванул с плеча автомат, швырнул в руки все еще ничего не понимающих солдат.

Вода в первый момент показалась обжигающе холодной. Капитан судорожно выдохнул и изо всех сил поплыл, зная, что только движение способно его согреть.

Ухватился за мокрый воротник вчера еще вполне приличного костюма и потащил тело недавнего пленника к берегу. До него было не так далеко, но намокшая одежда и сапоги тянули ко дну, и совершенно не вовремя начались судороги в ногах.

Отплевываясь и фыркая, словно тюлень, выполз Петр на мелководье, и тут его подхватили под руки. Тело фон Либенфельса подняли и вытащили на берег. Руки и ноги немца бессильно свисали, лицо было синюшно-белым.

– Ух, какой холодный, – озадаченно сказал один из солдат. – Никак, помер уже…

– Не может быть! – прохрипел Петр, поднимаясь на ноги. – Искусственное дыхание, срочно…

Но все попытки оживить фон Либенфельса оказались бесполезны. Труп оставался трупом, безо всяких следов дыхания и сердцебиения.

– Как? – вопрошал Петр, в отчаянии воздевая руки к небу. – Как можно здесь утонуть? Он что, совсем плавать не умел? А как тогда умудрился в воду попасть?

– Я думаю, – сказал осторожно Моносов, – что он убил себя сам.

– Как это?

– Фриц этот был хоть и сумасшедший, но не дурак, – с серьезным видом сказал солдат, и Петр не нашелся, что ему ответить. – Он понял, что не выдержит и всё нам расскажет, а сбежать силенок не хватит. Вот и утопил сам себя. Отошел как мог далеко, влез в воду, и всё!

– Но это невозможно!

– Почему? – сибиряк вздохнул. – Только для этого надо очень сильную волю иметь, а она у вражины этого, судя по всему, была…

Петр с яростью посмотрел на армана, кардинальным образом ускользнувшего от допроса. На мертвом лице, казалось, застыла пренебрежительная усмешка.

– И что тэпэрь? – подошел лейтенант Сиркисян.

– Как и решили! – ответил Петр зло. – Будем искать!

Он поднялся и побрел в сторону лагеря. Утренний холодок пробрался под намокшую одежду и стремился, похоже, достичь внутренностей. За рекой орала какая-то птица. Над Дунаем потихоньку наступало утро.

Верхняя Австрия, замок Шаунберг

4 августа 1945 года, 7:19 – 7:35

Бригаденфюрер Беккер чувствовал себя так, словно проскакал на лошади от французского Бреста до Урала. Пульсирующая, дергающая боль прочно поселилась не только в ягодицах и ногах, но и в животе, груди, голове и даже руках.

Бежать наравне со сверхчеловеками он, конечно, не смог, и почти сразу, после того как Вена осталась позади, его понесли. Сделать носилки не догадались, и он ехал, привязанный к спине, попеременно то на одном, то на другом из своих телохранителей.

Закончилось это ближе к вечеру, в безымянном лесу где-то к западу от Санкт-Пельтена, когда он потерял сознание. Бригаденфюрера уложили на землю и поливали водой до тех пор, пока он не открыл глаза. Но и тогда его губы прошептали: «Вперед!»

С этого момента его несли вдвоем, тащили, словно куль с овощами. Сознание временами мутилось, спасая хозяина от мук, и позже Беккер с трудом мог вспомнить места, по которым они пробегали. Несколько раз делали краткие остановки. Столкновений с советскими войсками удалось избежать.

Редкий человек выдержит восемнадцать часов непрерывного бега. Но те, кто стремился в замок Шаунберг, людьми не были. Словно машины, не требующие топлива и запасных частей, они пересекли Нижнюю Австрию и почти половину Верхней. День сменился ночью, которая быстро пришла к концу, оставив после себя прохладу, и когда на небеса выползло, улыбаясь пухлыми желто-розовыми губами, утро, впереди выросли стены и башни замка, ставшего для всех них настоящим домом.

– Герр бригаденфюрер! – Беккер ощутил, что его ставят на ноги. – Герр бригаденфюрер!

– Да, – ответил он, открывая веки.

Перед ним возникло встревоженное и сильно похудевшее лицо Циклера. Даже сверхчеловекам тяжело дался этот переход.

– Герр бригаденфюрер, мы прибыли, – сказал штандартенфюрер.

Беккер огляделся, и взгляд его уперся в знакомые ворота, на которых виднелись следы от пуль.

– Здесь был бой? – удивленно спросил он.

– Похоже на то, – согласился Циклер. – Но до этого ли сейчас? Подойдите к командиру караула. Он говорит, что ночью имеет право впустить только армана.

Офицер сначала в изумлении вытаращился, увидев человека в форме вермахта, но когда узнал Беккера, то лихо и молодцевато вскинул руку:

– Зиг хайль!

– Хайль, – устало отозвался бригаденфюрер. – Впустите нас.

Калитка отворилась, как показалось ему, со страшным скрежетом. За ней открылся двор замка. За ним ждал отдых, ждала постель…

Беккер вновь потерял сознание.

Глава 17

Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью. Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка. В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель.

Нижняя Австрия, город Вена

4 августа 1945 года, 8:22 – 8:43

Всю ночь генерал-лейтенант Благодатов не спал, руководя перегруппировкой войск. Работоспособность поддерживал крепким чаем. К утру напиток стал отдавать дегтем. Последний стакан так и остался недопитым, и жидкость в нем плескалась темно-бурая, почти черная.

Когда дверь кабинета бесшумно распахнулась и на пороге возник маршал Конев, генерал-лейтенант в первый момент решил, что от недосыпа начались видения. Маршал должен был быть в штабе, руководить подготовкой наступательной операции, а совсем не в комендатуре.

– Доброе утро, Алексей Васильевич, – сказал Конев, и только после этого Благодатов окончательно поверил, что происходящее – не сон.

Он с усилием потянулся, заставляя затекшую спину распрямиться, а позвонки – хрустнуть.

– Доброе утро, товарищ маршал.

Конев сел, на лице его было рассеянное, не очень понятное выражение.

– Что там от Косенкова слышно? – поинтересовался маршал и бросил на коменданта короткий взгляд.

– Связь так и не восстановлена.

– Значит, группа Косенкова погибла целиком, – Конев вздохнул. – Жаль. План не удался, и придется уничтожать логово фашистских главарей по-другому.

– Не стоило их посылать, – буркнул Благодатов. – Ведь был же капитан Радлов против, а мы ему не поверили…

– Что толку теперь сокрушаться? – махнул рукой маршал и встал. – Да, кстати, я ночью разговаривал с Жуковым. Верховный разрешил вводить войска в сектора оккупации союзников и использовать там авиацию.

– Теперь покажем фрицам, товарищ маршал? – генерал-лейтенант тоже поднялся, провожая гостя.

– Обязательно покажем, – кивнул Конев и вышел.

Нижняя Австрия, дорога Вена – Линц

4 августа 1945 года, 10:53 – 12:25

Остался позади Санкт-Пельтен, а машины продолжали неторопливо ползти на запад, не увеличивая скорости. По сторонам были зеленые, поросшие лесом холмы, над ними – синее небо с кругляшом солнца.

Машины равномерно рычали, иногда кузов, в котором сидели солдаты, окутывало ядовито пахнущее облако выхлопа. Но в остальном всё было слишком хорошо и покойно, и сержанта Усова тянуло спать.

Их везли в бой, туда, где немцы сумели остановить прорыв советских танковых и пехотных частей. Сил для атаки с ходу у наступающих не хватило, и теперь к линии фронта подтягивались войска из Вены.

Автоколонна повернула, и из расположенного сразу за поворотом лесочка потянулась к передней машине тонкая огненная линия. Стремительно прянула в кабину черная полоска, и по ушам ударило оглушительным разрывом.

«Фаустпатрон», – подумал Усов, и тело, научившееся выживать за годы боев, самостоятельно выскочило из кузова. Ударила в пятки земля, сержант перекатился и упал в канаву. Нащупал спусковой крючок, и очередь потянулась к той роще, откуда грянул выстрел.

За спиной что-то орали солдаты. Затем грохнул еще один взрыв, почти вплотную за спиной. Шершавая горячая ладонь взрывной волны едва не сорвала пилотку. Обернувшись, сержант увидел, что подожжена еще одна машина – последняя в колонне.