Дорогами Пророчества - Юлия Морозова

Довольный жизнью, Верьян успевал поддерживать непринужденную беседу не только с баронессой, но и с сидящим напротив безнадежно простывшим старичком. Тот практически ничего не ел, отдавая должное лишь дымящейся чаше с глинтвейном. Дедушка был в весьма размытом возрасте «столько не живут». Редкие волосы поседели до цвета белого серебра, казалось, они светятся сами по себе. Просторное бордовое одеяние лишь подчеркивало мумифицированную худобу старца и желтизну его кожи. Учитывая, что возраст магов, на который они выглядят, можно смело умножать на два, а то и три, точную цифру озвучить я побоялась бы.

Чтобы опознать в перманентно чихающем старике прибывшего с бароном мага большого ума не требовалось: после каждого чиха в огромный носовой платок лежащие рядом с тарелкой приборы норовили воспарить к потолку, но приставленный как раз на этот случай лакей ловил их и возвращал на место. До следующего громового чиха.

По правую и левую руки же Его сиятельства сидели два посторонних мужика лет тридцати – тридцати пяти. Справа – привлекательный широкоплечий, чуть рыхловатый блондин со щегольской бородкой клинышком. Подобных типов любят за грубоватую, но очаровательно-непосредственную наглость впечатлительные юные барышни и заскучавшие от семейной идиллии дамы, как говорится, в соку. В нем всего было слишком. Он слишком много говорил, слишком громко смеялся, слишком бурно жестикулировал, слишком ярко одевался. Второй гость не так бросался в глаза: русоволосый, гладковыбритый, средней комплекции, скромная одежда, минимум украшений. Тем не менее при внешнем несходстве что-то неуловимо общее проскальзывало в облике обоих мужчин и намекало на близкое родство.

Поодаль, у стены, стояли столик и высокий детский стульчик, где, подвязанное кружевным слюнявчиком, восседало полуторагодовалое сокровище рода Лешеро. Рядом, с удобствами расположив свое массивное тело на небольшом диванчике, дремала над вязаньем нянька. Умильная глазастая мордашка наследника Ромуальда была перемазана в каше вплоть до рыжих, как у мамы, волос. Нянька изредка приоткрывала глаза и одобрительно смотрела на маленького разбойника – авось хотя бы часть разбрасываемой вокруг каши попадет внутрь.

За столом жужжали ни к чему не обязывающие светские разговоры. Вокруг почти бесшумно сновали два лакея в зеленых с начищенными до блеска медными пуговицами ливреях. С хрустом чистого снега под легкими заячьими лапами разворачивались накрахмаленные салфетки. Путаясь в ногах у обслуги, таскалась туда-сюда, клянча угощение, отъевшаяся до шарообразного состояния черная кошка с огромным ядовито-розовым бантом, завязанным ориентировочно где-то на шее.

– Таррег, что за паренек в дверях мнется? – кивая на меня, пророкотал блондин. – Элверов, что ли, отпрыск в оруженосцы прибыл? Так вроде он помладше будет…

Разумеется, в мою сторону тотчас посмотрели все без исключения находившиеся в комнате, а не только барон, к которому был обращен вопрос.

Хозяин дома вопросительно посмотрел на супругу.

– О, вот наконец и ваш воспитанник, Веарьян, – баском проворковала та, нежно улыбаясь почему-то наемнику, а вовсе не собственному мужу. – Мы уже и не думали дождаться этого молодого человека.

«Без церемоний, просто по имени? Куда смотрит барон?» В тарелку, я полагаю.

Верьян вернул баронессе улыбку.

– Господа, прошу прощения за моего ученика, – обратился он к сидящим за столом. Затем повернулся ко мне: – Рель, хватит уже маячить в дверях, иди сюда.

Я и поплелась, раздумывая о том, что идея поужинать в комнате наедине с беспрестанно ноющей Эоной кажется мне все более привлекательной.

– Я заблудился, извините, – промямлила я, под пристальными взглядами проскальзывая на свой стул, любезно отодвинутый одним из лакеев.

Госпожа Ольхеза подала знак слугам, и они с расторопностью, поведавшей о тяжелой хозяйской ручке лучше всяких слов, убрали лишний прибор и унесли массивный стул с изогнутой резной спинкой.

Передо мной возник дымящийся, засыпанный порошей свежей кинзы суп. И в отличие от меня, он уж точно чувствовал себя в своей тарелке.

В моей плохо соображающей из-за недостатка нормального сна и питания голове тут же возникла мысль ознаменовать свое появление за столом изящнейшим комплиментом хозяйке замка.

Забегая вперед, скажу, что у Верьяна это выходит намного лучше…

– Какой у вас чудесный цвет волос, госпожа Ольхеза, – надумала тонко польстить я, берясь за ложку. – Рыжий. Такая редкость в наше время!

Раздался бьющий по зубным нервам грохот пополам со скрежетом – уносивший грязную посуду лакей разжал вдруг ослабевшие руки. Следом перепуганно ахнула нянька, а задремавший было над чашей с остывшим вином маг вздрогнул и вскинул голову, с удивлением оглядываясь. Больше никто не осмелился обернуться на шум – все взгляды устремились к хозяевам дома. Белеть госпоже Яандер было некуда, поэтому она побагровела – не равномерно, а живописными пятнами. Барон Лешеро вжал голову в плечи и цветом сравнялся с нежно-зеленой обивкой стульев. Даже маленький Ромуальд прекратил снайперски обстреливать кашей хвостатую любимицу Ее сиятельства – каша сорвалась с занесенной ложки и со смачным шлепком приземлилась на накрахмаленный передник няньки.

– Рыжий?!!! – После минутного замешательства баронесса с визгом подскочила и грозно нависла над столом. – Я не рыжая! Я – золотистая-а! Все слышали?

– И не раз! – со смешком подтвердил светловолосый здоровяк.

– Сэр Эвэгор, вы забываетесь!!!

Тот поднял пустые руки, сдаваясь на милость победительницы.

– Я золотистая! – угрожающе нависла над столом хозяйка замка. – Это всем здесь понятно? Надеюсь, больше повторять не надо?

Под ее тяжелым, недобрым взглядом, по-моему, закивали все присутствующие, включая кошку. А маг подтверждающе чихнул.

Промокнув густые усы льняной салфеткой, барон Лешеро благородно принял всю тяжесть гнева супруги на себя, обратившись к виновнику дебоша.

– А где же ваша отважная сестра, о которой мы уже столько слышали, милый юноша? – участливо поинтересовался хозяин замка, а я вспомнила, что хотела получше рассмотреть человека, способного уживаться с такой симпатично и компактно упакованной манией величия особой, как баронесса.

Тридцатилетний мужчина довольно приятной наружности. Хотя красивым его не назовешь: неправильные, крупноватые черты лица, кожа в мелкую оспинку, большой мясистый нос и безобразный, рваный шрам на левой щеке. Однако добрые карие глаза, смешно торчащий вверх чубчик коротко стриженных каштановых волос, оттопыренные уши и мягкий подбородок с ямочкой открыто заявляли, что их обладателю присущи отвращение к некрасивым скандалам (к коим питала слабость его супруга), незлобивое чувство юмора и некоторая рассеянная мечтательность.