Вечер в Византии - Ирвин Шоу

Она поцеловала его в щеку. Ему показалось, что до прихода к нему она плакала, горе придало ее маленькому острому личику больше женственности. На ней было все то же платье цвета электрик — видимо, в таком наряде она считала самым уместным появляться у смертного одра.

— В этой больнице не люди, а чудовища, — сказала она. У нее и голос стал мягче.

«Моя болезнь повлияла на нее благотворно», — подумал он. — Всю эту неделю я прихожу сюда ежедневно, и все время они меня не пускают.

— Очень сожалею, — солгал он.

— Однако я не отставала от событий. И с мистером Мэрфи разговаривала. Вы не будете участвовать в работе над картиной.

— Боюсь, что так.

Она положила руки на колени. Маленькие, жесткие. Двадцать три года на пишущей машинкой. Ногти покрыты лаком кроваво-красного цвета. Она безошибочно выбирает неудачные цвета. Она подошла к окну, немного спустила штору.

— Джесс, — сказала она. — Я хочу уйти от вас.

— Не верю, — скачал он.

— Поверьте.

— Вы подыскали себе другое место?

— Конечно, нет. — Она повернулась спиной к окну, лицо ее казалось обиженным.

— Тогда зачем уходить?

— Когда вы отсюда выйдете, вы все равно не сможете работать.

— Какое-то время — да.

— Долгое время. Не будем обманывать себя, Джесс. Вам не нужны ни я, ни ваша контора. Вам еще пять лет назад надо было закрыть ее. Вы только из-за меня ее и держали.

— Какая чушь, — сказал он нарочито резким тоном. Она знала, что он говорит неправду, но ложь в данном случае была необходима.

— К тому же я и неприятностей натерпелась, — тихо сказала она. — С меня хватит. Уеду из Нью-Йорка. Больше здесь не могу. Сумасшедший дом какой-то. На днях ограбили двух моих знакомых. Средь бела дня. Племянника за пачку сигарет ударили в грудь ножом. Едва не умер. Вечером из квартиры боюсь выйти. Целый год не была ни в кино, ни даже в театре. В дверь четыре разных замка врезала. Всякий раз, когда на моем этаже открывается лифт, я вся дрожу. Джесс, если им так уж нужен этот город, пусть они возьмут его.

— Куда вы поедете? — мягко спросил он.

— У моей мамы в Ньютауне есть дом. Она нездорова, и я буду ей помогать. Это прелестный тихий городок, по его улицам можно спокойно ходить.

— Может, и я туда перееду, — сказал он полушутя-полусерьезно.

— Это было бы совсем неплохо.

— А чем вы будете зарабатывать себе на жизнь? — Вечная проблема, от нее никуда не уйдешь.

— Мне много не надо, — сказала она. — Да и скопить удалось порядочно. Благодаря вам, Джесс. Вы замечательно щедрый человек, и я хочу, чтобы вы знали мое мнение о вас.

— Вы же работали.

— Я работала у вас с удовольствием. Мне повезло. Это было лучше всякого брака. А я на них достаточно насмотрелась.

Крейг засмеялся.

— Это ни о чем не говорит.

— Для меня говорит, — сказала она. — Договор на аренду конторы истекает в этом месяце. Сказать им, что мы не будем его продлевать? — Она разглядывала свои кроваво-красные ногти и ждала ответа.

— Долгий и славный путь мы с вами прошли, а, Белинда? — ласково заметил Крейг.

— Да. Долгий и славный путь.

— Скажите им, что продлевать не будем.

— Они не удивятся.

— Белинда. Подойдите ближе и поцелуйте меня.

Она чинно поцеловала его в щеку. Обнять ее он не мог из-за трубки, подведенной к руке. Когда она выпрямилась снова, он спросил:

— Белинда, а кто же будет готовить мне на подпись чеки?

— Сами готовьте. Вы же большой, взрослый мужчина. Только не выписывайте слишком много.

— Постараюсь.

— Если я останусь здесь еще хотя бы на минуту, то разревусь, — сказала она и выбежала из комнаты.

Он откинулся на подушки и устремил взгляд в потолок. «Итак, двадцать три года долой, — подумал он. — Прибавь к ним двадцать один год, прожитый с женой. Отбыл сразу два срока. Поработал я сегодня на славу».

Когда Констанс вошла в палату, он спал. Ему приснилось, будто его целует женщина, которую он никак не может узнать. Открыв глаза, он увидел, что рядом стоит Констанс и без улыбки смотрит на него сверху.

— Здравствуй, — сказал он.

— Если ты хочешь спать, то спи. Я просто посижу здесь и посмотрю на тебя.

— Я не хочу спать. — Она стояла с той стороны кровати, где не было трубки для вливания, так что он мог взять ее руку в свою. Ладонь у нее была холодная и твердая. Она улыбнулась ему.

— Ты не стригись. Длинные волосы очень тебе идут.

— Еще неделя, — сказал он, — и я смогу выступать на Вудстокском фестивале. — Он решил выдержать разговор в шутливом тоне. Констанс — не жена и не Белинда Коэн. Им не стоит обижать друг друга и не стоит напоминать друг другу о лучших временах, когда они были вместе.

Она пододвинула стул к самой койке и села. На ней было черное платье, не придававшее, впрочем, ей траурного вида. Красивое, кажущееся безмятежным лицо. Волосы, зачесанные назад, открывали широкий прекрасный лоб.

— Скажи по буквам «Мейраг». — Эти слова вырвались у него как-то сами собой, и он тут же пожалел о них.

Но она засмеялась, все хорошо.

— А ты явно поправляешься.

— Быстро, — сказал он.

— Быстро. Я уж боялась, что так и не смогу тебя повидать. Завтра мне возвращаться в Париж.

— Вот как.

Наступило молчание. Потом она спросила:

— Что ты собираешься делать, когда тебя выпишут?

— Придется какое-то время побыть без дела.

— Я знаю. Жаль, что с картиной так получилось.

— Не так уж плохо. Она свою роль сыграла. Или почти сыграла.

— Обратно в Париж не поедешь?

— А ты оттуда уезжаешь?

— Думаю, недели через две.

— Сомневаюсь, что я поеду в Париж.

Она немного помолчала.

— Для меня арендовали дом в Сан-Франциско. Говорят, с видом на залив. Там наверху есть большая комната, где человек может спокойно работать. И не слышно, как шумят дети. Или почти не слышно.

Он улыбнулся.

— Похоже на подкуп, да? — спросила она и сама же ответила: — Наверно, да. — Она засмеялась, потом лицо ее сделалось серьезным. — Думал ли ты о том, куда подашься после того, как выберешься отсюда? Где будешь жить?

— Нет еще.

— Не в Сан-Франциско?

— Староват я для Сан-Франциско, — мягко сказал он. — Он, конечно, имел в виду не город, и она это понимала. — Но я наведаюсь туда.

— Я буду ждать, — сказала она. — Какое-то время, во всяком случае. — Слова эти прозвучали как недвусмысленное предупреждение, но что тут можно было поделать?

— Бери этот город штурмом, — сказал он.

— Попробую воспользоваться твоим советом. — Лицо ее стало опять серьезным. — Как жаль, что время наше, в сущности, не совпадает. Ну да все равно, когда тебе надоест скитаться по гостиницам, вспомни, что есть на свете Констанс. — Она протянула руку и погладила ему лоб. Ее прикосновение было приятным, но не возбуждало желания. Больное тело без остатка отдавалось своему недугу. Болезнь есть высшее проявление эгоизма.

— В последние дни я занималась отвратительным делом, — сказала она, отнимая руку. — Все подсчитывала, кто кого больше любит. Результат получился ошеломляющий: я люблю тебя больше, чем ты меня. Это — первый случай в моей жизни. Хотя, конечно, раз-то в жизни это должно случиться.

— Еще неизвестно… — начал было он.

— Известно, — резко перебила она. — Известно.

— Я-то еще не занимался подсчетом.

— И не надо. Кстати, вспомнила: виделась я с твоей хорошенькой юной приятельницей из Канна. Нас доктор Гибсон познакомил. Мы очень подружились и несколько раз встречались в ресторане. Очень умная. И очень волевая. Завидно волевая.

— Я не настолько хорошо ее знаю, — сказал он. Удивительно, но это правда. Он действительно не знал, волевая Гейл или нет.

— Обо мне она, разумеется, все знала.

— Не от меня, — сказал он.

— Нет. Разумеется, не от тебя. — Констанс улыбнулась. — Она улетает в Лондон. Ты это знал?

— Нет. Я ее не видел.

— Бедный Джесс, — насмешливо сказала Констанс. — Все трудящиеся дамы покидают его. На будущее рекомендую тебе держаться одного какого-нибудь города и выбирать женщин праздных.

— Я не люблю праздных женщин.

— Я тоже… Да! — Она порылась в сумочке и достала листок бумаги. Он узнал почерк Гейл. — Я обещала, если увижу тебя раньше ее, передать тебе ее телефон. Она живет в Филадельфии, у отца. Ради экономии, говорит, что разорилась вчистую.

Он внял у нее листок. На нем были адрес и номер телефона. И больше ничего. Он положил бумажку на столик.

Констанс встала.

— Сиделка не велела утомлять тебя.

— Увидимся ли мы еще?

— Не в Нью-Йорке, — ответила она, натягивая перчатки, — в этом городе чистых перчаток хватает только на час. — Она раздраженно смахнула сажу с тыльной стороны перчатки. — Не скажу, чтобы эта поездка в Нью-Йорк доставила мне удовольствие. Прощальный поцелуй. — Она наклонилась, поцеловала его в губы и прошептала: — Ты ведь не умрешь, милый, а?