Борись за нее - Лиз Плам

стол, пытаясь ловко повторить движение своего любимого боксера того времени. Вот только стол оказался не таким прочным — Элайджа врезался в него и разбил стол вдребезги. Первым грохот услышал отец. Он вбежал в комнату в бешенстве и увидел Элайджу, сидящего среди разбитого стекла, и Оливера с бледным от страха лицом. Отец быстро поднял Элайджу и отвез его в больницу, где ему зашили плечо в месте, куда вонзился самый крупный осколок, и обработали мелкие царапины.

Эта история вызвала грусть не по той причине, что Элайджа пострадал, а потому, что ему пришлось вспоминать жизнь, которую он никогда уже не вернет. Его брата больше нет, а отец ушел из семьи. После рассказа Элайджа вдруг замолкает.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Он чуть расслабляется.

— Да. Просто трудно о нем говорить.

— Об Оливере или отце?

— Об обоих.

— Мне жаль, Элайджа.

Он грустно улыбается.

— Я не знаю, как у тебя хватает сил столько говорить о Максе. Мне больно даже думать об Оливере.

— У всех людей разные способы борьбы с депрессией.

— Неужели твои философствования обошлись всего одним предложением?

— А что насчет отца? — спрашиваю я, мгновенно сожалея об этом. Я замечаю, насколько омрачился его взгляд.

— А что с ним?

— Каким он был?

Элайджа переворачивается на спину, закинув одну руку за голову, и смотрит в потолок.

— Холодным. Часто отстраненным. Придирался к матери, придирался к брату, придирался ко мне.

Я сажусь и опираюсь головой на руку, изучая его лицо.

— До этого.

Элайджа смотрит на меня, пытаясь понять, стоит ли рассказывать мне.

— Раньше, когда я был совсем маленьким, он был прекрасным человеком. Он был очень ласков с мамой, любил бороться со мной и Оливером и бесконечно баловал нас. Он был папой, которого все соседские дети втайне хотели бы видеть своим. Он относился к ним, как к родным.

— И что же случилось?

Элайджа поджимает губы, устремив взгляд в потолок.

— Бизнес, который он вел с мистером Далласом, внезапно прогорел. Он перешел в полицию, поскольку у него уже был опыт в этой сфере. Потом Оливер подсел на наркотики, что вызвало шквал споров между моим отцом и мамой. Он пропадал на работе, но потом вдруг перестал. И я не знаю причину. Передозировка Оливера послужила переломным моментом. Вскоре после его смерти отец ушел, не сказав ни слова. Мы не слышали о нем несколько месяцев, а потом получили письмо, где он рассказал о своей новой жизни.

Я хмурюсь и жду, когда он продолжит.

— Оказывается, еще до того, как он уехал, у него был роман. Потом он бросил маму… — Элайджа делает паузу и добавляет: — Он бросил меня, чтобы жить с новой женщиной и двумя ее детьми. Сын не наркоман и маленькая девочка, которая, очевидно, была его. Я думаю, он просто-напросто устал от нашей семьи.

Элайджа замирает. На его глаза наворачиваются слезы, отчего у меня щемит сердце. Он буквально прошел через ад, а ему едва исполнилось восемнадцать.

— Элайджа…

— Я в порядке, Скарлет, — заверяет он. Слезы исчезают так же быстро, как появились.

Я смотрю на него, желая убедиться, что слез больше не будет, а затем наклоняюсь и нежно целую. Я легонько прикасаюсь к губам, после чего двигаюсь дальше и целую каждый шрам на лице и плече. И снова возвращаюсь к губам. С нежной улыбкой Элайджа смахивает волосы, упавшие мне на глаза. Его глаза медленно исследуют мое лицо, задерживаясь на случайных местах. Я чувствую, что краснею.

— Что? У меня что-то на лице? Боже мой, у меня козявка?

Он переводит взгляд на меня и усмехается, быстро качая головой.

— Нет, я просто хотел полюбоваться.

— Полюбоваться?.. Чем?

— Тобой.

Элайджа кладет руку мне на щеку и проводит большим пальцем по коже.

— Ты прекрасна, Скарлет. Я не думаю, что когда-либо говорил тебе это, но я думаю, что ты абсолютно прекрасна.

Прежде чем я успеваю ответить, — хотя он лишил меня дара речи, — Элайджа кладет руку мне на затылок и целует. Этот поцелуй более глубокий, но такой же нежный, как и все предыдущие. Я упираюсь рукой в его грудь, а он тем временем поднимает голову. Я медленно ложусь на подушку. Элайджа нависает надо мной, расположив руки по обе стороны от моего лица, и мы снова целуемся. Он проводит языком по губам, а я провожу руками по мышцам его спины, улыбаясь мурашкам, которые появляются на его коже.

Слава богу, что я решила не надевать ретейнеры.

Но вдруг Элайджа отстраняется. Я замечаю на его лице виноватое выражение.

— Я разговаривал с Алехандро.

— И ты решил рассказать об этом сейчас? — спрашиваю я, глядя на нашу позу. — В разгар поцелуя?

Элайджа сдвигается, садится рядом и проводит руками по лицу.

— Прости, я просто… я хотел тебе сказать. Мы организовали поединок, Скарлет.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне удалось уговорить Алехандро убедить банду оставить тебя в покое. Но для этого я должен выиграть поединок. Ты ничего не сделаешь с этой информацией.

Кровь в жилах холодеет.

— Элайджа, а что случится, если ты проиграешь?

Он не отвечает мне.

— Прости, Скарлет. Но я делаю все возможное, чтобы тебя защитить.

— Я хочу, чтобы ты тоже был в безопасности!

— Если я откажусь — они убьют тебя, чтобы избавиться от информации.

— Ты проиграешь — и они убьют тебя!

— Я не проиграю.

Я чувствую, как яма безнадежности зияет в моем желудке.

— Я не могу тебя потерять.

— Я никогда тебя не оставлю.

Синяк под глазом, который он заработал сегодня вечером, никак не портит красоту его черт, и даже несмотря на переживания, яркость в его глазах не померкла. В жизни ему выпало немало испытаний, но он по-прежнему остается удивительным человеком. Я люблю его. И хочу сказать ему об этом. Но