Кассиопея - Ханна Ким

– Что надумал? – Мингю поворачивается к нему.

– Даже не знаю. – Тот крутит сигарету в пальцах какое-то время, а потом чиркает зажигалкой. – С одной стороны, не изменилось бы ничего, а с другой… все бы было совсем другим.

– Это как?

– С тобой сложно.

– Это не ответ, – хмурится Мингю. – И я бы сказал, что это дело привычки.

– Я привык, – Чонхо выдыхает дым и усмехается, – уже привык. Если честно, не люблю к чему-то привыкать, потому что потом всегда наступает момент, когда тебе приходится учиться снова жить без этого.

Мингю моргает, фокусируя взгляд на чужом профиле, и отворачивается, переводя взгляд на сигарету, зажатую между своих пальцев. Интересно, насколько тяжело бы ему было бросить курить?

– Это как бросать курить. Вот это все, – говорят ему, а он немного спотыкается мыслями, которые словно взяли и прочитали.

– «Вот это» – это что?

– Вся эта ситуация, – Чонхо пожимает плечами, а потом смотрит вперед, на реку и здания на другом берегу вдалеке. – Я бы, знаешь, никому такого не пожелал. Сидеть в неведении и не в состоянии помочь близкому другу. Это слишком сложно, но в то же время… как там говорят? У каждой медали две стороны? – Он затягивается, а Мингю слышит, как тлеет сигарета, честно слово, даже за шумом волн слышит, и его этот звук убивает почти. – Знаешь, как выглядит моя вторая сторона?

– Как? – нехотя спрашивает Мингю, потому что знает, что даже без этого вопроса услышит ответ.

– Как голубое небо, которое я никогда не видел.

Он наблюдает за тем, как Чонхо тушит сигарету и бросает бычок куда-то себе за спину. Не хочет поднимать взгляд, потому что знает, что столкнется с чужим.

– Я никогда не видел его, да, но, кажется, все равно знаю, что оно удивительно красивое.

Мингю не знает, что ответить на это. Он так сильно сжимает сигарету, что уже лопнувшая ментоловая капсула в фильтре крошится в пыль. А как выглядит его вторая сторона? Как сиреневое небо?

(Или как Чонхо?)

Санхён был его другом с самого детства. Они вместе носились по улицам, убегая от собак, вместе пошли в школу и рисовали на полях тетрадей, которыми потом обменивались. Вместе выросли, вместе впервые влюбились. Такая классическая и знакомая многим история, в которой много поддержки, о которой ты даже не просишь.

Тэёна он знает около десяти лет – со средней школы. Они вместе сбегали с уроков и рисовали корявые граффити на стенах под мостом из одного-единственного баллончика, вместе влезали в драки и уходили с кучей синяков по всему телу. Вместе повзрослели и стали личностями, вместе впервые заглянули куда-то дальше изнанки жизни. Такая классическая и знакомая многим история, в которой до самых краев глубокого понимания и безоговорочного принятия.

Чонхо рядом с ним чуть меньше четырех лет. Названый младший брат, которого он всегда хотел, но получить боялся, хотя обзавелся все равно. Они вместе играли в компьютерные игры, объедались сладостями и дрались на подушках. Вместе засыпали на одной кровати, но порознь просыпались, потому что Чонхо в школу было раньше, чем ему в университет. Такая классическая и знакомая многим история, в которой много заботы и такого тепла, что все внутри обволакивает.

Он знает этих троих так хорошо – от макушки до пят, – у него ближе нет никого, ему и не надо, если честно, у него ресурс близости на эту жизнь давно исчерпан, ему взамен дать совсем нечего, да и принимать сложно слишком, поэтому ему достаточно, ему хватит, ему…

Чонхо, что сидит сейчас рядом, чуть касаясь плечом, он знает ровно десять дней. Они вместе оказались вдали от самых близких людей, вместе застряли в паутине настоящего, которая опутала так, что будущего не разглядеть. Они разделяли тишину на двоих с дымом сигарет в пустом пространстве между, смотрели на огни Сеульской башни и душили в себе вопросы, которых меньше никогда не станет. Они оба хотели пойти навстречу друг другу, но сворачивали, потому что по ту сторону ответов нет или они совсем не те.

Такая странная и незнакомая история, в которой много желания поддержать, понять и принять. Так много необходимости быть ближе, так много отчаяния неправильного – потому что быть так не должно, – что все вокруг блекнет почему-то, становится выцветшей черно-белой фотографией. И остается лишь одно яркое пятно – сорванный по пути к берегу цветок космеи, который Чонхо держит сейчас в руках.

– Чонхо, – зовет Мингю.

– Что? – Он вертит стебель меж пальцами, переводя на него взгляд.

– Вы совсем не похожи.

В легких начинает расцветать что-то красивое и с сиреневыми лепестками. Хватило десяти дней.

13

Нелепая традиция, сложившаяся между ними, в любой другой ситуации вогнала бы Мингю в липкое недоумение и, быть может, стала бы причиной прокручивания в голове давно испещренных царапинами старых пластинок, из которых, сколько ни крути, не выжмешь ни единого звука. Но сейчас тот факт, что он уже четвертую ночь спит рядом с Чонхо, не вызывает в нем ничего, кроме странного принятия. Будто бы это действительно нормально и правильно. Спокойно и тепло, без каких-либо подтекстов за третьим дном, которые Мингю, если честно, даже не пытался найти с тех пор, как проснулся в субботу в этой кровати в первый раз. Просто так есть. Просто почему-то это стало нужным.

В понедельник в университете он действительно первым делом мстит Сонёлю, спящему прямо на сложенных перед собой руках, – рисует ему усы с закорючками. За этим занятием его застукивает Тэён, у которого отделаться от наказания тоже не выходит: Мингю крепко держит его за лицо и, признаться, сначала хочет нарисовать хуй на щеке, но в итоге обходится все теми же усами, которые Тэён потом пытается оттереть рукавом кофты под смех Юбина. Фотографию спящего Сонёля с усами Мингю ставит на фото контакта в своем телефоне.

Посреди второй пары Чонхо присылает ему сообщение в катоке[13]. Во вложении – фотография самого Мингю со спины. Кажется, на входе в университет. Он таращится на свой пепельный затылок, спину, обтянутую черно-синей рубашкой, купленной Чонхо же, и небо, которое на пикселях экрана кажется еще более ярким, чем оно есть на самом деле. Мингю смотрит и совершенно не понимает, что ему с этим делать. А Чонхо следом шлет короткое «на память». И ему хочется вдруг, чтобы в его телефоне появились и другие фотографии – не только его одного. Может, с кем-то весьма конкретным. Мингю уже