«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1975-1984 - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кое-кто у нас уверен, — говорил Дейв, — что сестренка малыша могла бы рассказать, где он нашел клад, если бы захотела. Она частенько бегала в пустыню вместе с ним. Когда это приключилось, она словно ополоумела, а потом и вовсе онемела, но теперь, я слышал, выздоровела.
— А где она живет? — осведомился я.
— С мамашей в Сейлеме, — ответил Дейв. — Окончила курсы, нанялась секретаршей к какому-то тамошнему юристу…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Миссис Прайс оказалась женщиной пожилой и суровой, а ее влияние на дочь почти не знало границ. Она разрешила Элен стать моей секретаршей, едва я упомянул сумму жалованья. Допуск на Элен мне прислали по первому телефонному звонку: она уже проходила проверку, когда расследовали происхождение того злополучного кристалла. Оберегая репутацию дочери, миссис Прайс позаботилась о том, чтобы Элен жила в Баркере у знакомых. Впрочем, репутация была вне опасности. Я не остановился бы перед тем, чтобы сделать Элен любовницей и таким путем вытянуть из нее секрет — если б он только существовал. Но я знал, что лишь разыгрываю представление под названием «Месть Дьюарда Кемпбелла», знал, что никакого урана мы не найдем.
Элен была худенькой девочкой, этакой перепуганной льдинкой. Она носила туфли на низких каблуках, нитяные чулки и простенькие платьица с беленькими воротничками и манжетами. Единственное, что было в ней примечательным — это безупречно гладкая кожа. Выгнутые темные брови, голубые с поволокой глаза и эта кожа по временам придавали ей совершенно неземной вид. Сидит она, бывало, опрятненькая, самопогруженная, коленки вместе, локотки прижаты, очи долу, голосок еле слышен — замкнутая, как улитка в раковине. Стол ее располагался напротив моего, и она сидела так целыми днями, выполняла все, что я поручал, но расшевелить ее не удавалось никакими силами.
Я пытался шутить, дарить ей всякие пустячки и оказывать знаки внимания, пытался напускать на себя печаль и делать вид, что остро нуждаюсь в жалости. Она выслушивала и продолжала работать — оставалась далека, как звезда. Только через две недели, и то по чистой случайности, я сумел подобрать к ней ключик.
В тот день я решил бить на симпатию. Я изрек, что все бы ничего, можно жить и в ссылке, вдали от дома и друзей, но чего я действительно не способен вынести — так это унылого однообразия района поисков, где нет ни одного живописного уголка. Что-то затеплилось в ней, она взглянула на меня так, словно проснулась.
— Да тут полно удивительных мест, — тихо сказала она.
— Садитесь в джип и покажите мне хоть одно, — бросил я с вызовом.
Она упиралась, но я пристал с ножом к горлу. Джип трясся и кренился, объезжая лавовые проплешины. Составленная нами карта врезалась в память во всех деталях, и я знал, где едет машина, знал каждую минуту — но только по координатной сетке. Хоть мы и разбросали по пустыне дополнительные ориентиры: буровые скважины, воронки от сейсмических взрывов, деревянные вешки, консервные банки, бутылки и бумажки, пляшущие на нескончаемом ветру. — все равно пустыня осталась до отчаяния однообразной.
— Скажите, когда доберемся до какого-нибудь из ваших удивительных мест, я остановлюсь, — объявил и.
— Да тут кругом такие места, — отвечала она. — Прямо здесь, например.
Я остановил машину и посмотрел на Элен в изумлении. Голос ее стал грудным и сильным, глаза широко раскрылись. Она улыбалась — этого я еще не видел.
— А что здесь особенного?
Она не ответила, вышла из машины и отошла на десяток шагов. Самая ее осанка изменилась — она чуть ли не танцевала. Я приблизился и тронул ее за плечо.
— Ну что здесь особенного? — повторил я.
Она обернулась, но глаза ее смотрели вдаль.
— Здесь водятся псы, — сказала она.
— Псы?!..
Я оглядел чахлую полынь на убогих клочках земли, затерянных среди уродливых черных скал, и вновь посмотрел на Элен. Что-то было неладно.
— Большие глупые псы. — сказала она. — Они пасутся стадами и едят траву. — Она продолжала озираться и всматриваться. — Огромные кошки нападают на псов и пожирают их. А псы плачут, плачут. Разве — вы не слышите?..
— Но это безумие! — воскликнул я. — Что с вами?
Мои слова подействовали на нее, как удар: она тут же снова замкнулась, и я едва расслышал ответ:
— Простите меня. Мы с братом играли здесь. Тут была у нас как бы сказочная страна, — На глаза Элен навернулись слезы. — Я не приходила сюда с тех самых пор… Я забылась… Простите меня.
Пришлось поклясться, что необходимо диктовать «полевые заметки», чтобы снова вытащить Элен в пустыню. Она сидела в джипе с блокнотом и карандашом, будто одеревенев, а я лицедействовал со счетчиком Гейгера и бормотал тарабарщину на геологическом жаргоне. Плотно сжав побледневшие губы, она отчаянно боролась со слышным ей одной зовом пустыни, и я видел, что в этом противоборстве ей приходится все трудней и трудней.
В конце концов она опять впала в то же странное состояние, и я постарался не нарушить его. Диковинным был тот день — я узнал много нового. А потом каждое утро я заставлял ее выезжать и вести «полевые заметки», и с каждым разом было все легче сломить ее. Однако едва мы возвращались в контору, она цепенела. Оставалось только диву даваться, как в одном теле уживаются два столь разных человека. Про себя я называл их «Элен из конторы» и «Элен из пустыни».
«Элен из пустыни» была само очарование, когда, беспомощная, сама того не желая, выдавала свои тайны. Голос ее обретал звучность, дыхание становилось порывистым, лицо оживало, с хохотом носилась она меж черных камней и тусклой полыни, в мгновение ока наделяя их красотой. Случалось, мы убегали от джипа на добрую милю. Обращалась она со мной, как со слепцом или малым ребенком.
— Нет, нет, Дьюард, не ходи туда, там обрыв! — восклицала она и отталкивала меня от «опасного места», или показывала камни, по которым можно переправиться через «ручей».
Мы прокрадывались в заколдованные замки и прятались от великана, который разыскивал нас, бормоча проклятья, а потом удирали, рука в руке, из-под самого его носа.
Я подыгрывал Элен, но не упускал из виду и собственных интересов. По вечерам я наносил на карту все, что узнавал за день о топографии
