Время перемен - Евгений Васильевич Шалашов

чайник, сделал удивленные глаза:

– Вить, не юли, – вздохнул я. – У тебя все на морде твоей комиссарской написано.

– Ты о чём? – продолжал увиливать Спешилов. – И морда у меня самая обычная, рабоче-крестьянская.

– Товарищ рабоче-крестьянин, – насмешливо сказал я. – Ты меня за дурака считаешь, да? Людей для штурма фортов не хватает, а наш отряд отправляют в резерв. Это первое. Второе: твоя фразочка – мол, одного тебя не отпущу. И третье – кто меня пас, когда я на Невский ходил? Ладно, если это секрет, то можешь не говорить, чёрт с тобой.

Отпустив комиссара и сделав обиженный вид, пошел к дворцу Марли. Разумеется, через пару шагов Виктор меня догнал.

– Володя, не секрет это, но я думал, что ты обидеться можешь, – сообщил Спешилов. – Про резерв ты лучше у командарма спроси, он ответит. А мне приказано о тебе позаботиться, чтобы ты, как дурак, башку под пулю не подставлял. И не пасли тебя, а охраняли. Товарищи надежные, опыт подпольной работы большой. Я их еще в эшелоне подобрал.

– Кстати, ты мне этих товарищей покажи, могут потом пригодится, – попросил я и поинтересовался. – А кто обо мне такую заботу выказал?

– А вот, этого не скажу, извини, – помотал головой Виктор. – А с товарищами, которые тебя охраняли, познакомлю.

– Ну и на том спасибо, – хмыкнул я.

Когда мы явились во дворец, то Виктор сразу же устроился у печки на первом этаже и, стянув намокшие сапоги, размотав портянки, принялся сушиться, а я отправился в кабинет командующего армией.

– Товарищ Аксенов, как хорошо, что вы пришли, – обрадовался командарм. – Только-только хотел отправить посыльного за вами.

– Нужен резерв? – догадался я.

– Нужен, – вздохнул командующий. – Думал, удастся обойтись собственными силами, не использовав делегатов съезда, но, увы. Практически все форты отрезаны, на штурм самой крепости пойдем завтра утром, а вот с «Тотлебеном» плохо. Рассчитывал, что сегодня прибудет не меньше тысячи штыков с Финского фронта, но Фрунзе может дать только пятьсот, остальные завязли в боях. На «Тотлебен» могу выделить не больше двухсот, а этого мало.

– Какие там силы? – поинтересовался я.

Вместо командующего армией ответил начштаба:

– Предварительно – не меньше двухсот человек и два пулемета. Есть еще трехдюймовка, но к ней мало снарядов. Есть еще мортиры, но они вам не страшны. Но данные, сами понимаете, неточные.

То, что данные не могут быть абсолютно точными, это понятно. Там может оказать не двести, а триста бойцов, а моряки вполне себе могли отыскать сломанные пулеметы, и собрать из них действующее оружие. В общем, все может быть. Ладно, хрен с ним, с пулеметами разберемся. Где там Симоненко с машиной? Да, еще комиссару нужно сухие портянки найти.

Ближе всего выдвигаться от Сестрорецка, откуда до «Тотлебена» остается четыре километра. Туда нас довезли английские автобусы. «Мэны» рассчитаны на двадцать девять бойцов, плюс оружие и амуниция, но коли нам их подали только пять, пришлось потеснится. Главное, что штыком никому в глаз не заехали.

Нас там уже ждали красноармейцы, прибывшие от Фрунзе. Замерзнуть парни не успели, уже хорошо. У этих, как и у нас тоже простыни, вместо маскировочных халатов. М-да… Так и вспомнишь про привидение с моторчиком. Но так вроде и ничего, а в предрассветных сумерках от форта нас могут и не заметить.

– Строимся, – без лишних слов махнул я рукой, сразу же взяв командование обоих на себя.

Надо бы что-то сказать ободряющее, но не нашел ничего лучше, чем спросить:

– Страшно? – не дожидаясь ответа и волны возмущений, сказал. – Знаю товарищи, что страшно. Сам в рукопашных бывал, каждую ночь снится, так и хрен с ними, пусть снятся. Переживем. Плохо, что у нас знамени нет, но пусть оно в сердце будет. Ну, пошли?

И мы пошли. Без песен и знамен идти было как-то не по себе, но топали. По моим прикидкам мы уже прошли половину пути, потому что впереди уже обрисовывались контуры башенок и причальной стенки, занесенной снегом.

И тут нас осветил мощный луч прожектора, а со стороны форта открыл стрельбу пулемет. Рановато, не дотянулся. И, как на грех, первый выстрел сделала трехдюймовка. Изрядный недолет, но кто-то истошно заорал:

– Ложись!

Нет хуже, если кто-то запаникует. Честно – после вопля сам чуть не брякнулся на грязный лед, но вовремя вспомнил, что если упасть, то можно и не встать. Рявкнул, что есть мочи:

– Отставить! За мной!

Потом добавил кое-что нелитературное. Но на ногах мало кто остался. Вон. Фабрициус с матюгами пинает распластавшихся делегатов съезда, Спешилов пытается поднять кого-то за шиворот.

Отойдя на пару шагов, я запел:

– Забота у нас простая, Забота наша такая: Жила бы страна родная, И нету других забот!

Орудие рявкнуло еще раз, выбив ледяную крошку уже перед нами. Похоже, следующий выстрел будет по нам. Народ понуро молчал, не двигаясь с места, кое-кто начал обреченно садиться на лед.

– И что, сидеть будете? Ну и сидите, хрен с вами. Тогда я один пошел. Лучше сдохнуть, чем такое увидеть. Делегаты драные…

Я усмехнулся и, повернувшись спиной к бойцам, пошел прямо по направлению к форту. А пока шел, запел второй припев:

– И снег, и ветер, И звёзд ночной полёт. Меня мое сердце В тревожную даль зовёт.

За спиной услышал легкий топот, и знакомый голос подхватил песню. Эх, так это же Витька! Ишь, запомнил песню-то. Ну, вдвоем нам уже ничего не страшно. Эх, мы сейчас покажем анархистам, сколько бы их там не было. И мы с комиссаром драли глотки на мартовском морозе:

– Пускай нам с тобой обоим Беда грозит за бедою, Но дружба моя с