Кони - Сергей Александрович Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К Победоносцеву можно отнести слова Кони, сказанные им, правда, по другому поводу, но очень точно характеризующие Константина Петровича: «Мы слишком часто раздаем эпитеты умных людей, мы так щедры на них, что одной ссылки на ум становится уже мало для определения личности. Да и что такое ум сам по себе? Оружие, средство одинаково пригодное для достижения всяких целей — и высоких и низменных, — хорошо отточенный нож, необходимый, чтобы резать хлеб на мирной семейной трапезе, и нужный для успеха разбоя на глухой лесной дороге. Поэтому умный человек значит лишь — человек, хорошо вооруженный. В сущности, такой человек — величина несомненная, но величина неопределенная, загадочная, до тех пор, пока не дано уразуметь тех внутренних стремлений, которым служит его ум».
СМЕНА ЦАРСТВИЙ
1«Убийство Александра II. Слезы короля репортеров. Равнодушное настроение на улице. Невозможная двусмысленная редакция извещения в «Порядке»… Моя статья. Устройство детей отца. Тяжелые хлопоты. Советы милого Касьянова. Разные отношения Стасюлевича и Гончарова к этому вопросу. Озлобление Н. К. Христиановича… Поклон мне в ноги старухи Каировой. Дети в гимназии Обневской…
Из записной книжки Кони «Элизиум теней».
Первого марта 1881 года, в воскресенье, на набережной Екатерининского канала был тяжело ранен Александр II. Он возвращался из манежа Инженерного замка, где присутствовал при разводе, когда под его карету бросили бомбу. Были убиты кучер, несколько казаков и мальчик-разносчик, случайно проходивший мимо. Царь вышел из сильно разрушенной кареты живой и невредимый. Невдалеке полицейские обыскивали одного из террористов. Начальник охраны Дворжицкий стал докладывать царю об убитых, когда прогремел новый взрыв. Александру оторвало ноги. Ехавший вслед за государем великий князь Михаил Александрович отвез императора в Зимний, где он вскоре скончался.
О покушении на императора и о его смерти Кони узнал, заглянув в редакцию «Порядка», от «короля репортеров» Юлия Осиповича Шрейтера.
«На заявление мое об обязанности газеты высказаться в такой исторический момент прямодушно и решительно, — вспоминал Анатолий Федорович, — мне сказали, что в типографию уже отосланы необходимые строки. На другой день оказалось, однако, что краткость этих строк, их неопределенность и некоторые могущие подавать повод к двусмысленным толкованиям, неудачные и по форме выражения возбудили почти общее недоумение и даже протест».
Михаил Матвеевич попросил Кони немедленно дать передовую в номер. Никогда еще Анатолий Федорович не писал с такой лихорадочной поспешностью и такую ответственную статью. Картина преследований революционно или даже либерально настроенной молодежи, преследований по ничтожному поводу и без повода, нарисованная им в «Политической записке» для наследника престола три года назад, вновь встала перед глазами. «Репрессиями ничего не добьются, — думал он. — Неужели опыт прошедших лет ничему не научил? Может быть, теперь, в эти скорбные дни, новый государь вспомнит, о чем писал я ему в записке?»
«Будущее, за исключением того, что превышает всякие человеческие соображения и предвидения, всегда находится более в руках тех, кто поймет вполне истинные потребности настоящего и овладеет главным руслом течения общественной мысли в данную минуту» — такое напутствие вступившему на престол Александру Александровичу в передовой статье «Порядка» было весьма прозрачным намеком. Но Кони и хотел, чтобы его все поняли. Не составляло труда догадаться, что это за «главное течение общественной мысли» в России восьмидесятых годов. А для тех, кто не понял бы намека, следовало разъяснение:
«Ни суровая репрессия последних лет, ни примирительное направление истекшего года — не уничтожили этой болезни. (Революционных и террористических выступлений. — С. В.)
Первая лишь принижала и обезличивала общество, — второе, давая лучшее сегодня, ничего верного не обещало и не гарантировало на завтра. Начинают говорить, что и против этого направления неизбежна реакция. Для нее, без сомнения, найдутся сторонники и советники. Но совет их будет продиктован или непониманием задач и истории своей родины — или не добрым чувством».
И еще в передовой прямо говорилось, что «суровые меры стеснения доказали свою неприглядность и односторонность», и новому самодержцу следует посоветоваться с «излюбленными людьми».
Одним из самых «излюбленных людей» был у Александра III Победоносцев. Но уж, конечно, не его имел в виду Кони, а скорее людей, которые могли бы составить некое подобие думы или парламента. Ведь и граф Лорис-Меликов, уговаривая покойного Александра II создать в России представительное учреждение, говорил лишь о «сведущих людях». Ни у кого из окружения царя не поворачивался язык произнести слова «конституция». У Победоносцева повернулся…
8 марта, на заседании Государственного совета, бледный, как полотно, взволнованный, он обрушился на проект Лорис-Меликова.
Государственны!! секретарь Перетц записал речь Константина Петровича почти дословно:
«— При соображении проекта, предлагаемого на утверждение Ваше, сжимается сердце…
— Нам говорят, что для лучшей разработки законодательных проектов нужно приглашать людей, знающих народную жизнь, нужно выслушивать экспертов. Против этого я ничего не сказал бы, если бы хотели сделать только это. Эксперты вызывались и в прежние времена, но не так как предлагается теперь. Нет, в России хотят ввести конституцию, и если не сразу, то, по крайней мере, сделать к ней первый шаг… А что такое конституция? Ответ на этот вопрос дает нам Западная Европа. Конституции, там существующие, суть орудие всякой неправды, орудие всяких интриг.
— Народ наш есть хранитель всех наших доблестей и добрых наших качеств; многому у него можно научиться. Так называемые представители земства только разобщают царя с народом. Между тем правительство должно радеть о народе…
— А вместо того предлагают устроить нам говорильню, вроде Французских Генеральных штатов. Мы и без того страдаем от говорилен, которые, под влиянием негодных, ничего не стоящих журналов, разжигают только народные страсти. Благодаря пустым болтунам, что сделалось с высокими предначертаниями покойного незабвенного государя?.. К чему привела великая святая мысль освобождения крестьян?.. К тому, что дана им свобода, но не устроено над ними надлежащей власти, без которой не может обойтись масса темных людей.
— Потом открылись новые судебные учреждения — новые говорильни, говорильни
