Политики, предатели, пророки. Новейшая история России в портретах (1985-2012) - Сергей Черняховский

Какая отмена «6-й статьи Конституции» при Генеральном секретаре ЦК КПСС Борисе Николаевиче Ельцине, «стойком ленинце, верном продолжателе дела Великого Октября»? Да если бы, до чего-нибудь подобного дошло и, против ожиданий, пусть не полмиллиона, а и сто тысяч человек с таким требованием или с требованием «запретить преступную КПСС» вышли на Манеж, — то не перед Белым домом под триколором, а у первого подъезда ЦК под портретом Сталина на танке стоял бы Борис Ельцин, сжимая Устав КПСС и зачитывая Обращение Политбюро ЦК КПСС «Ко всем трудящимся Советского Союза!» с призывом в «минуту смертельной опасности нависшей над святыми завоеваниями революции», «как один сплотиться под Знаменем Победы вокруг Ленинского Центрального Комитета»!

Какая там «бархатная революция» в Чехословакии? Какое там «падение Берлинской стены»? Не говоря о том, что никто об этом и не помыслил, если вдруг и помыслили — по всем маршрутам 1945 года советские танки раскатывали бы в тонкий пласт любых «борцов с тоталитаризмом». Под робкие выражения озабоченности Запада, на которые в ответ слышался бы родной медвежий рык из-за стен Кремля: «Па-а-анимае-ешь тут!».

Какое Беловежье? Какой распад Советского Союза?

Чубайс читал бы лекции в своем институте, Гайдар писал в «Коммунисте» статьи о преимуществах плановой экономки, Березовский — фундаментальный труд по теории управления.

Это ставший «демократом» Ельцин расстреливал парламент, посылал Грачева в Чечню, посылал ОМОН разгонять пенсионеров и фальсифицировал выборы 1996 г.

«Коммунист» Ельцин просто в пыль развеял бы любую попытку покуситься на родную партию и великий Советский Союз, раз уж он встал бы во главе их. Это «демократ» Ельцин, когда в 1999 г. Квашнин доложил ему, что лидеры Запада, «кинув» «друга Бориса», все же ввели войска на территорию Косово, спросонья отдал приказ: «Ты начальник Генштаба? Ну и разбомби их к такой-то матери! И доложи!» И побелевший Квашнин поднимал домашних президента и умолял их уговорить отменить приказ. Генсек Ельцин просто поставил бы в Югославии новейшие зенитные комплексы, вывел танковые армии на рубеж Одера и пообещал через несколько часов довести их до Брюсселя и Парижа.

При этом вовсе не обязательно, что Ельцин делал бы все это во имя торжества идей коммунизма. Он делал бы это, прежде всего, во имя защиты своей власти, но, защищая ее, — он защищал бы то, что являлось основами ее легитимности. Потому что от лидера требуется выполнение своих функций: если ты глава партии — служить партии, если ты глава государства — защищать это государство.

Если ты глава правящей партии — защищать власть этой партии, которая одновременно — и твоя власть.

Среди типов лидерства, среди прочих, можно выделить три.

Первый, самый высший по своему типу лидер: который служит проекту. Неважно какому. Важно, что власть для него — средство осуществления этого проекта. Все остальное — в том числе, собственная жизнь, благополучие, безопасность — мелочи, которые имеют значение только постольку, поскольку способствуют или не мешают этому осуществлению. Здесь можно назвать Ленина и Наполеона, Сталина и Гитлера, Петра Великого и Чингисхана, Карла Великого и Авраама Линкольна.

Второй, более низкий тип лидера: который служит своей власти. Ему более или менее все равно, что осуществляет эта власть. Важно, чтобы она была сильна и находилась в его руках. Он служит этой власти. Она, пока она находится в его руках — для него важнее и жизни, и совести, и благополучия.

Третий, самый примитивный тип лидера: тот, для которого власть — лишь средство для собственного благополучия. Как только борьба за власть становится рискованной, как только ему говорят: «Отдай власть, ведь могут убить», «Отдай власть, стремно становится, проиграешь — посадят», «Отдай власть! Прольешь кровь — ругать будут!», — он сдается. Власть нужна ему не для великой цели, даже не сама по себе — ему нужен комфорт, который она обеспечивает. И если можно сохранить комфорт, отдав власть, а, не отдав — можно его утратить — он никогда не пойдет на риск.

Есть, правда и четвертый, «прото-тип». Это те лидеры, которые во власти служат своему тщеславию. Они хотят войти в историю «великими реформаторами», понимают, что с помощью власти могут что-то сделать, понимают, что нужно что-то сделать, — но не знают что. К этому типу относится Михаил Горбачев и, пожалуй… Ладно, поживем — увидим…

Так случилось, что в СССР в 1980–90-е годы лидера первого типа не было. Хотя, возможно, чем-то подобным мог стать Андропов. Это уже шутка истории: такие вообще редко появляются.

Лидером второго типа в этот период был только Ельцин. Остальные, рожденные в аппаратных недрах мирного советского общества, в лучшем случае были лидерами третьего типа. Поэтому, они всегда и проигрывали Ельцину. У них и так всего, что их интересовало, было достаточно. Ельцин, потенциально, готов был драться за свою власть не на жизнь, а на смерть. Они — никогда. Власть для них была не самоценна, была вторична, рисковать за нее большим — они никогда не решались. И всегда ему проигрывали.

Остальные, рожденные в аппаратных недрах мирного советского общества, они всегда проигрывали Ельцину. Ельцин, потенциально, готов был драться за свою власть не на жизнь, а на смерть. Они — никогда. Власть для них была не самоценна, была вторична, рисковать за нее большим — они никогда не решались. И всегда ему проигрывали.

Все они — были производны.

Обычный функционер ждет, пока течение выведет его наверх, но никогда не пойдет поперек. Это — нарушение внутренних принципов системы. Поэтому система это отторгает. Хотя, без такого начала может существовать только до тех пор, пока ситуация не обостряется и пока ей не бросает вызов внесистемный Зубр. Иногда, она может такого задавить. Иногда — нет. От многого зависит.

Ельцин был воспитан системой. Может быть — глубже и искренней верил в то, от имени чего эта система выступала. И попытался, в 1986–1987 гг. служить этому, большему, чем сама система, началу.

Система могла поставить на Ельцина — и тогда она стала бы непобедима. Но вынуждена была бы служить не себе, а этому большему. И система его отвергла, выбросила, сломала ему некий ценностный хребет.

Но Ельцин, во-первых, был достаточно силен, чтобы не умереть от этой боли, боли сломанного позвоночника, боли сломанной веры: ведь Система и Дело, Знамя — для него были синонимами.

Хребет сросся. Но это уже был изуродованный хребет. Вместо веры и служения хребтом стала ненависть. Ненависть к тем, кто сломал этот хребет абсолютно ни за что ни про что — ну не было выступление его в октябре 1987 ни нелояльным, ни антипартийным. Били-то не за выступление. Били за то, что увидели намек на Зубра. И вместо веры — осталось желание мстить.