Страхослов - Джоанн Харрис

Кит, обрадованный возможностью направить нервную энергию в полезное русло, повернулся, но, к сожалению, тут же налетел на констебля Эйрдейла, самого крупного и самого гнусного коппера во всем Уайтчепле, – а в этом районе претендентов на подобный титул было много. Кит отлетел от Эйрдейла, едва не приземлившись на задницу, и тучный полисмен ухмыльнулся:

– Смотри, куда прешь, полудурок.

– Оставь его, – резко бросил Райт. – Он делает то, что я ему сказал. Беги, парень.

Кит ускорил шаг. Убегая в ночь, он услышал, как Эйрдейл фыркнул:

– Чего? Ты сказал ему налететь на меня?

Было холодно, но щеки Кита пылали – не только от смущения, но и от отвращения при виде столь обезображенной женщины. Как там назвал ее Райт? Чэпмен, Энни. Первой жертвой была Мэри Энн Николз. Хотя ее тела Кит не видел, он видел несчастную Марту Тебрам, пронзенную к чертовой матери штыком. И все же это было не так ужасно, как вспоротый и выпотрошенный живот Энни Чэпмен. Невольно его рука опустилась на собственный плоский живот.

Кит читал отчеты по делу Николз, лежавшие на столе инспектора. Он научился читать вверх ногами еще ребенком – скорее из самосохранения, нежели из любопытства. Довольно рано он выяснил, что единственным способом поговорить с отцом было обсуждать газету, которую преподобный Касвелл читал за завтраком (несмотря на протесты жены).

Быстро оглядев зал «Десяти колоколов», Кит убедился, что полицейского врача здесь нет, из чего заключил, что доктор уже отправился домой и спит. Кит со всех ног припустил дальше, перепрыгивая через три ступени за раз, взлетел по ступенькам крыльца полицейского участка, махнул рукой сержанту за столом в приемной и помчался по лестнице на второй этаж.

Эбберлайн и Сам располагались в кабинете, который были вынуждены делить с тех пор, как первого из них прислали на Леман-стрит для координации расследования уайтчепльских убийств. По какой-то причине его тогдашний обитатель, Эдвин Мейкпис, отказался освободить кабинет, который занимал на протяжение девяти лет на посту главы отделения Н., для старшего по званию. Для одного человека в кабинете было достаточно места, но двоим тут было тесно. Два письменных стола упирались друг в друга, будто бодающиеся быки. С тех пор, как обнаружили тело Николз, оба инспектора почти не бывали дома – низшие чины не могли сойтись во мнении, происходило ли это из-за верности долгу и службе или же из-за того, что ни один из них не хотел оставлять свой рабочий кабинет без присмотра. Кит подозревал, что оба предположения в равной степени верны.

Он торопливо постучал, распахнул дверь еще до того, как получил разрешение войти, и предстал перед двумя парами уставившихся на него суровых глаз. Эбберлайн был человеком лет сорока с лишним, среднего роста, начинающим полнеть, опрятным, с бакенбардами и ухоженными усами. В противоположность ему Мейкпис был высоким и худым. И столь же неряшливым, сколь опрятен был Эбберлайн. Кит часто подмечал, что даже когда его босс собирался на встречу с начальством, даже потратив всю ваксу, которая только существует в мире, Мейкпис все равно выглядел так, будто его протащили сквозь изгородь.

На нейтральной территории, где столы соприкасались, стояла бутылка виски и пара стаканов, содержащих разное количество жидкости. Похоже, хозяева кабинета в итоге пришли к некоей форме сосуществования. Неожиданно для себя Кит оробел, все слова вылетели у него из головы, и он смог выдавить из себя лишь невнятное бормотание. Никто не рассмеялся, хотя Эбберлайн и прикрикнул на него:

– Ну выкладывай уже, парень!

Кит глубоко вдохнул, одновременно пытаясь скрыть этот факт.

– Произошло еще одно, сэры, – сказал он. – Еще одна женщина убита.

Если собеседников Кита и удивил тот факт, что он проявил уважение или даже сочувствие к женщине, не сказав «еще одну шлюху выпотрошили», они этого не выказали. Возможно, они подумали, что юноша еще молод и станет циничнее с годами, проведенными на службе. А может, они слишком устали для того, чтобы придавать этому значение.

– Имя жертвы установили, Касвелл?

Мейкпис осторожно поднялся из-за стола, стараясь, чтобы спинка стула не грохнула о слишком близко находившуюся стену. Сняв с вешалки зеленый плащ в клетку, сыщик накинул его на плечи. Ткань, казалось, принялась извиваться, сопротивляясь. Когда же наконец предмет гардероба капитулировал и оказался надет, Мейкпис кинул Эбберлайну его твидовую куртку, чтобы инспектор был готов к выходу.

– Да, сэр. Энни Чэпмен, сэр, – ответил Кит. – Еще одна проститутка, сэр, – добавил он, хотя в этом и не было необходимости.

– Одинокая ночная бабочка, – вздохнул Эбберлайн, отодвигая Кита с дороги. Тот не оценил поэтического порыва души инспектора. – Ты скажешь нам, где это, парень, или придется бродить по улицам, пока мы не наткнемся на нее?

– Весьма вероятно, сэр, что вы наткнетесь не на тот труп, учитывая, что это Уайтчепл, – ответил, не удержавшись, Кит, и тут же прикусил язык. Эбберлайн и Сам одобрительно загоготали, и Кит решил, что его спасению немало поспособствовал виски.

– Хэнбери-стрит, сэры, дом номер двадцать пять. По дороге сюда я попытался разыскать доктора Багстера Филипса, но в «Десяти колоколах» его не было.

– Сходи к нему домой. Если его и там нет, то ума не приложу, какую из своих любовниц он почтил сегодня своим вниманием, так что придется искать других костоправов, – вздохнул Мейкпис. – Но лучше бы это был он.

– Да, сэр. Приложу все усилия, сэр.

– Беги, Кит, тебе придется еще полгорода оббегать, прежде чем эта ночь закончится.

II

Визит в схрон в Лаймхаузе добавил еще двадцать минут к дороге до дома, но тут уж ничего не поделаешь. Обветшалый сарай был скрыт от посторонних глаз во дворе дома 14-а на Сэмуэль-стрит, и Кит был не единственным, кто мог пользоваться хранилищем, но он знал, что его визиты распланированы так, чтобы он ни с кем не пересекся. Китайцы понимали важность приватности лучше, чем кто-либо из знакомых Кита. С неменьшим вниманием они относились к уплате долгов, и Кит был рад, что это они должны ему, а не наоборот.

Он открыл ключом дверь сарая, когда сентябрьское небо уже слабо освещали лучи рассветного солнца, и, предусмотрительно заперев за собой дверь, вошел. В углу всегда горел фонарь, и в его свете Кит разглядел грязные следы ботинок на светлом березовом полу – признак того, что сюда приходят и другие люди. Интерьер схрона удивил бы любого, у кого нет ключа: не принимая во внимание грязные отпечатки обуви, это была чистая комнатка, вдоль стен которой располагались обитые кожей деревянные пароходные кофры. Даже самые отъявленные негодяи, использовавшие это место, не рисковали лезть в чужие ящики и предавать доверие соседей или китайцев, которые владели этим местом, – оно просто-напросто не стоило того. В одном из углов был люк, который тоже был заперт. От него у Кита ключа не было.