Пока подружка в коме - Дуглас Коупленд

Моя жизнь расходится с судьбами остальных. Но пока что я еще могу понаблюдать за ними. Вот Лайнус и Меган – сидят в приемном покое, за окнами которого играют яркие зарницы. Вестибюль больницы завален скелетами, но ни человеческие останки, ни звенящая тишина не могут заставить моих друзей испугаться.

– Я, похоже, снова беременна, – говорит Меган. – Джейн опять здесь. Ей четыре часа, комочек клеток, ненадутый мячик, дрожжевое тесто. Лайнус, ты представляешь?

В дальнем углу что-то звякает.

– Ты только посмотри на всех них, – говорит Лайнус. – Скоро они оживут, снова станут людьми!

Меган спокойно отвечает ему:

– Забавно. Как же быстро мы к ним привыкли. К протёчникам. Они уже не кажутся мне чудовищами.

– Мне тоже.

– Скажи, Лайнус, мы ведь друзья?

– Ну.

– Ты боишься того, что нас ждет?

– Ну.

– Но ведь выбора у нас нет?

– А скорее всего, его у нас и не было.

В полуразрушенной реанимационной палате стоит Венди. Перед нею на двух каталках лежат Пэм и Гамильтон. Все трое молчат. Какая им уготована судьба? Как изменится жизнь каждого из них?

– Темновато здесь, – замечает Пэм.

– Хочешь, зажжем еще несколько фонариков? – предлагает Гамильтон.

Он тянется к столику, на котором стоит вертикально дюжина фонариков, свет от которых уходит к запыленному потолку.

– Нет, спасибо. Не надо. Я больше не боюсь. Темноты.

– Я понял, – кивает Гамильтон.

– Вы посмотрите на свет, на то, как лучи пронзают темноту и пыль, – говорит Пэм. – Словно настоящие световые колонны. Венди, скажи, правда, похоже?

Вокруг, по углам помещения, груды скелетов. Венди машинально постукивает медицинскими щипцами по подносу из нержавеющей стали. Она вдруг чувствует себя очень-очень старой.

– Да, – кивает она, – очень похоже.

Карен тем временем, прихрамывая, медленно поднимается вверх по склону – к небу, совершающему в этот миг самоубийство прямо над ее головой. Ничего, еще немного, и она окажется на вершине. Стенки ее сердца тонкие, как из рисовой бумаги, дыхание слабое, его едва хватит, чтобы поднять в воздух парашютик одуванчика. Там, на вершине, ей предстоит вновь покинуть бодрствующий мир.

Она говорит вслух сама с собой, не обращая внимания на то, что другие могут услышать ее слова. Она смотрит с высоты на сгоревшие леса, на останки пригородных кварталов.

– Ничего, ребята, вы только подождите. Скоро мы станем выше, чем эти горы. Мы распахнем сердца навстречу миру и примем его в наши души. Мы увидим свет там, где раньше была непроглядная мгла. Мы будем свидетельствовать о том, что мы видели, что смогли почувствовать.

Жизнь будет продолжаться. Может, сначала мы будем оступаться, барахтаться в ней, спотыкаться на пути, даже падать. Но мы будем сильны. Наши сердца будут гореть ярким светом. Нам предстоит вечно рвать грудью финишную ленточку.

Тем временем Ричард пробирается вниз по склону каньона. Он спотыкается, карабкается дальше, проваливается по щиколотку в грязь, перегной, мышиные норы. Тело вроде и не подчиняется ему, а в то же время словно само желает выполнить поставленную задачу – совсем как тогда, в детстве, когда Ричард брел по склону каньона, чтобы отнести на лососиный инкубатор ланч – бутерброды все с тем же лососем. Почва под ногами мягкая и теплая – как старая рубашка, как пропитанный коньяком свадебный торт. Вперед, Ричард, только вперед. Отбрось все лишнее, все, что сейчас не нужно. Ты должен выполнить задание.

Птичья трель…

Кварц…

Зеленый лист…

Ссадина на коленке.

Его дыхание – тонкий, едва слышный свист. Словно мысль о мысли о какой-то мысли.

На берегу реки он находит место, где сидел на камнях в то странное ноябрьское утро. Он садится и кладет голову на гладкий валун.

Вскоре Карен добирается до вершины. Камни покрыты пылью и грязью – выбрав подходящий, она устраивается на нем; Джейн у нее на руках. Воздух обдирает кожу резкой свежестью. Карен дышит глубоко и ровно.

Ричард вновь на бессонной вахте, на камнях, небо над ним словно сошло с ума. Его бьет озноб, ноги немеют от холода. Ричард принимается думать – о том, что должны же быть на Земле люди, которым интересно, нет – позарез нужно увидеть хотя бы малейший признак того, что в нас есть нечто большее, нечто более тонкое и величественное, чем то, что мы в себе предполагаем. Интересно, как же я смогу заронить в людей эту искру? – озадаченно размышляет он. – Я ведь не сумею взять их за руки и провести вслед за собой сквозь пламя, сквозь каменные стены и толщу айсбергов. Это шокирует их, хотя и сподвигнет воспринять мир по-новому.

Он снова слышит голос Карен – в последний раз. Она добралась до вершины и говорит:

– Вы – будущее, вы – вечность, вы – всё в этом мире! Вы и есть те, кто придет Потом. Я сейчас уйду. Время пришло, мне пора. Да, вот – я чувствую, как меня уносит. Вы должны изменить этот мир. Счастливо вам, ребята.

В Лондоне идет показ моделей Прада. Манекенщицы вышагивают по подиуму, фотографы щелкают камерами. Молодые принцы читают очередное издание «Книги рекордов Гиннесса». В Калифорнии проходят деловые встречи, на обедах приступают к салатам, на противоположной стороне земного шара гидроэлектростанции вырабатывают электричество и телевышки шлют в эфир мощные сигналы с рекламой «фиата-панды» и новой крем-краски для волос. Безумно ярко сверкают золотом фонари. Огромные антенны-тарелки степенно поворачиваются вокруг своей оси, сканируя Вселенную в поисках голосов и чудес. А с другой стороны, почему бы и нет? Мир действительно проснулся. Вот Гиндза[33]. Напряженный деловой пульс, бизнесмены блюют в подарочные коробки из-под виски под хихиканье сибирских девчонок, приглашенных на вечерние посиделки. Повсюду роскошь, деловая активность, возбуждение. Прогресс соблазнителен, города сверкают. Города из золота и олова, из свинца и березовых бревен, города из тефлона, молибдена и бриллиантов, и все сверкает, сверкает, сверкает.

Ближе к рассвету Ричард ощущает вибрацию – мир проснулся. Вспышка – словно от огромного фотоаппарата. Ричард чувствует – мир возвращается.

Рассвет уже практически нормальный. Последняя безумная вспышка в небе спугивает подобравшихся к поверхности воды лососей; те уходят ко дну своего озерца. Коллективный мозг, действующий в углублении между камнями, заполненном водой. Ричард пытается представить себе их образ мыслей – одна идея на всех?

Затем мысли Ричарда снова обращаются к его собственной жизни и его новому, возрожденному миру. «Нет! – вздрогнув, думает он. – Моя дочь не потерянная для меня и общества, обдолбанная наркоманка. И она вовсе не ненавидит меня за то, что я забыл, не смог или не захотел для нее сделать. Нет, женщина, которую я люблю, не пустая скорлупа, не шелуха, оставшаяся от человека, не кукла, способная лишь дышать через вставленные в горло трубки; ее тело – не скелет, обтянутый кожей, ее волосы – не свалявшаяся седая пакля… И мои друзья – они не одиноки, не измотаны, они не очерствели и не погрязли в унынии. И я больше не пытаюсь обмануть сам себя. Нет, хватит. Мы заключили сделку».

Ричард размышляет над тем, что ему выпало жить именно в этом отрезке времени, и приходит к выводу, что о таком можно только мечтать: жить сейчас, в эти дни, накануне гигантского скачка вперед, к новым свершениям! То, что он увидит, – пусть даже мелочи, вроде лунных фотообоев в бывшей спальне Карен или спутниковых карт погоды, – все это крохотные частицы того великого и прекрасного, что должно вот-вот состояться.

Его мысли несутся наперегонки друг с другом:

«Представь себе всех этих безумных людей, запрудивших улицы. А что, если они вовсе не безумны? Может быть, они просто были свидетелями того же, что видели мы? Может, они, эти люди, – это мы?

Мы.

Скоро вы увидите нас на вашей улице. Мы будем идти, гордо расправив плечи, смело глядя перед собой. В глазах наших будет истинное знание и великая сила. Возможно, мы будем выглядеть так же, как вы; впрочем, вам виднее. Мы начертим на песке длинную линию и потребуем от всего мира перейти эту границу. Каждая клетка нашего тела готова выплеснуть свою частичку истины. Мы будем стоять на коленях перед автоматическими дверями, попирая истертые, зачитанные до дыр старые учебники, из которых мы выдрали страницы. Мы будем умолять прохожих присмотреться, понять, осознать наконец, что нужно спрашивать. Задавать, задавать, задавать вопросы, не переставая, до тех пор, пока Земля вращается вокруг своей оси. Мы будем теми взрослыми людьми, что сметут эту изношенную, давно не оправдывающую себя систему. Мы будем прорубать, прогрызать, прокапывать себе дорогу к новому, совершенно новому миру. Мы превратим камень и пластмассу наших душ в лен и золото. Я в это верю. Я знаю, что так будет».

Примечания

1