По следу Саламандры - Глеб Сердитый

Нет, Ив не жалует беск и не держит для того, чтобы джентльмены могли объясниться, площадки, как в других заведениях, вот хоть как у того же Черепашонка. Не любит он этого. И всё. Потому что пустое. Ив имеет право на свое мнение. Если кто желает кулаками помахать или ножками посучить, так извольте вон на улицу.

Созерцание и размышление для гармонии Мира важнее, чем действие под влиянием простых страстей — не находите?

Да, тут бывает по–всякому. Вот и в этот раз Карсон себя показал. Для него — обычное дело.

Тот незнакомец в плаще был один. Сидел, посматривал. Чего посматривал? Да кто это может знать? Но глаз у него острый. Такой глаз мир по–особому видит. Ни мне, ни вам вокруг такого не углядеть.

Можете не верить, но Ив знает, о чем говорит. А вот что он себе примечал, неизвестно. Он будто ждал кого, кто в лицо не был ему знаком, или пережидал что. Бывает.

Дальше? Дальше, извольте вообразить, Карсон начал задирать того, в плаще… Тот не шалил, никого не трогал. И трогать не собирался. От общения старался уклониться.

Вот шел человек, по местам незнакомым, насмотрелся окрест, да и решил переждать, пока впечатления улягутся. Бывает.

Ив не знает, где теперь найти Карсона и его приятелей. Не знал никогда и не нуждался в этом. Достойные господа могут в порту узнать или на флотской бирже. Небось в рейс ушли, чин чином, давно.

Кто? Разные люди ходят с Карсоном. Когда одни, когда другие. В этот раз были с ним стюард с «Пилигрима», да еще пара матросов с воздушных судов трансъевропейских линий. Нет, Ив их не знает. Только по форме да цеховым знакам синдикатов определил. Карсона со стюардом Ив видел раньше вместе, и не единожды. А эти, матросы, ему неизвестны. Никакой особой цели у них, скорее всего, не было. Нет, они посмирнее будут, насколько может один матрос быть смирнее другого, но с Карсоном некого рядом поставить. Зашибет.

Нет, Ив уже говорил, что тот, в плаще, ни с кем не общался. Нет. Он вел себя как чужак. Всем чужакам чужак. А Карсон чужаков любит. И мимо не пройдет… Почему Ив решил, что он чужак? Ну он же уже говорил! Молот Исса, много раз говорил!

Молот Исса, господа негодные преступники! Как нам объяснить привычку наметанного глаза? Хотите верьте, хотите решайте, как знаете. Ив скажет, как есть. Не верите — не надо.

Тут Карло ударил Алекса Ива. Потому что удержаться не мог. И больше сам не бил. Через некоторое время он остановил подручных и холодно, но спокойно предложил бармену продолжать, сосредоточившись на точном изложении событий, а не на рекомендациях достойным людям, во что им верить, а во что — нет.

Бармен с хрипом втянул в себя воздух, закашлялся, но совладал с болью и снова заговорил, прикрыв глаза. Речь его сделалась несколько невнятной, замедленной, но оставалась вполне разборчивой.

— А не о чем особенно продолжать. Чужак сидел, ни с кем не общался. А затем пообщался с Карсоном и его приятелями. Только недолго. И все. А то и значит. Вырубил их, и делу конец. Никто моргнуть не успел. Нет, не преувеличиваю. Не драка. Избиение. Да, один — четверых. Подробностей не спрашивайте. Не уследить было. Страшно и удивительно. Знаю только — никогда такого не видел. И знаю, что захоти чужак — убил бы.

А как выглядел? Обычно, как смотритель маяка или рыбак из самых бестолковых. В задрипанном, прямо скажу, плаще, в драной шляпе. Не удивлюсь, если он нашел их на помойке. Так что ему бы приодеться не помешало, что он в результате и сделал. А как выглядел человек в шляпе? Как человек. Не разглядел…

Тут Ив лукавил. Почему–то ему не хотелось описывать лицо человека–саламандры, которое так и стояло перед его мысленным взором. Холодное и вместе с тем яростное. И это казалось ему важным.

— Высокий, худой, сутулый, — выдал скупые приметы бармен. — Ничего больше. На первый взгляд. Ну, когда он плащ–то скинул, то оказалось, что он пятнистый, как саламандра, и лапы у него черные, с перепонками, и только ногти белые блестят. Нет, Ив говорит, как видел все…

Ив лежал на одном из столов своего заведения среди шелухи каштанов и говорил слабым голосом. Слова с трудом прорывались меж разбитых губ. Его лицо превратили в сплошную опухшую маску в кровавых потеках.

Болело всё. Но боль — ничто. Важны только доблесть и верность. Впрочем, мистеру Бенелли этого не понять.

И пусть он был беспомощен перед болью. Но не беззащитен перед людьми.

— Эй, — повернул он голову к двум громилам, — у Черепашонка в Малом доме по–прежнему идет игра?

— Чего ты бормочешь? Отвечай на вопросы, понял?

— Понял я, все понял. Только предупредить хочу. Зря ты туда захаживаешь. И дружок твой — зря. Не любит вас удача. И не полюбит уже. Ты ведь под Грифоном рожден. Грифон — чудовище из сна. Горазд загадки загадывать. Так поберегись вдвойне. А то выпадут тебе в день Мун «змеиные глазки» — вспомнишь мои слова… А ты под созвездием Охотника родился. Саламандра следует за тобой. Не гневи ангела судьбы. Сейчас вы Черепашонку службой обязаны. А чем тогда будете — смертью?

Громилы переглянулись и чуть попятились от бармена.

Флай очутился в доме Остина Ортодокса — молодого аристократа из самого влиятельного рода Мира.

Это была не просто удача! О нет, это было явное благоволение ангела судьбы. Остин Ортодокс Грейт Шедоу Зестер Марк Зула — фактический глава Совета лендлордов. А его дядя… Ну, то есть не дядя! Племянник…

На самом деле Остин не племянник Орана Ортодокса Мулера, а его дядя. Пускай дядя моложе племянника. В аристократических семьях так бывает.

Род разделился четыре поколения назад. И если прадед Орана Ортодокса Мулера еще носил титул лендлорда владетеля, то его дед уже принадлежал к сословию мейкеров, но тесные связи меж разными ветвями в семье сохранились.

И вот теперь Остин — первый среди равных лендлордов в Совете, а его племянник — Оран Мулер — безраздельный глава синдиката Мулера и председатель Совета глав синдикатов. Мулера Флай назначил своей первой мишенью еще сидя в застенке и сплетая веревку для побега.

Вот теперь бы выяснить еще, чей злокозненный план угрожает народу фейери и самому этому миру. Кто стоит за знаками страшной беды. Остин, вернее всего, ничего не знает о планах Мулера. Флай помнил Остина ребенком.

И все же Флай вдруг задумался. Ведь если Мулер будет убит, то Остин наследует синдикат. Он относится к роду прямых потомков Грейт Шедоу. Коварная кровь.

Зула — главное фамильное имя восходит к древним богоравным вождям еще до Урзуса Лангеншейдта. Флай попытался вспомнить, что связано с этим родом.

Не смог. Воспоминание ускользало. Ну, да будет с этим. Есть насущные дела.

Флай оперся о телескоп, стоя в башенке так, чтобы его не увидели снаружи. Осмотрел телескоп, кстати. Приподнял его. Нет. Тяжеловат и громоздок. Флай обойдется зрительной трубой.

Он достал из саквояжа, принесенного сюда Леной, одежду. График получался плотный, и все же перед делом немного отдохнуть не помешает. Ночка выдалась утомительная!

Нужно было посетить оружейника и оптика, сделать заказы. Побегать по крышам. Понаблюдать. Много интересного и важного ждало его.

Потом он некоторое время будет скрываться здесь и вынюхивать… В самом буквальном смысле. Нужно будет побродить по дому.

Он приготовил свою одежду, сложил так, чтобы удобно было брать ее в полет, если придется лететь.

Затем Флай сел на пол, принял какую–то своеобразную, неудобную для человека позу, обхватив руками растопыренные колени и свесив голову меж них. На согнутой спине щетинились рыбьей чешуей складочки крыльев.

Флай заснул чутко и тревожно, ощупывая сознанием окрестности, изучая их, приспосабливаясь к обстановке дома, парка, окружения. Сквозь сон он чувствовал сон Лены, движения людей по дому и подле, даже друида в чаще парка у озера он немного чувствовал.

Подъехал паромотор. Флай захлопнул сознание, как раковину. Приехал Остин.

Кантор вышел из дома.

В это утро у него в руках, помимо саквояжа и зонта, мерцало вороненой сталью и серебром крупнокалиберное револьверное ружье штучного производства для охоты на крупного зверя.

Пятизарядный верхнекаморный барабан был смещен назад, на треть длины приклада, для лучшей балансировки оружия и сокращения его линейного размера при сохранении длины ствола. Защитная скоба вокруг сильно наклоненной удобной пистолетной рукоятки была выполнена в технике точного серебряного литья и представляла собой ивовые ветви в стиле орнамента друидов. Ветви касались подвижного цевья, служащего для взвода оружия, и обнимали ствол. Цевья, между прочим, исполненного, по прихоти мастера, в форме каракатицы, сомкнувшей щупальца в живописный цветок. По граням ствола струился тонкий орнамент друидов, продолжающий рисунок ветвей.

Ружье так и называлось — «Ветер в ивах». Прекрасный образец работы знаменитого мастера Кевина Дэлевена.