Земля Санникова (илл. Г. Никольского) - Владимир Обручев

Прошло несколько дней; была только половина августа, но пахло глубокой осенью: каждую ночь были морозы, туман, иней; листья на деревьях, не успев пожелтеть, валились, трава на полях вся поблекла и полегла. Перелетные птицы исчезли, и озера опустели; за ночь они теперь замерзали целиком и едва оттаивали к вечеру. Солнце часто скрывалось за густыми тучами и еле грело. Женщины начали вытаскивать из мешков зимние одежды и спешно чинить их. Мужчины усиленно занялись заготовкой дров. Путешественники опять начали замечать недружелюбные взгляды, которые бросали на них онкилоны при встречах, а женщины, кроме Аннуир, снова стали чаще отлучаться и проводить время в землянке Амнундака. По совету Ордина, Аннуир тоже начала уходить вместе с ними, чтобы не выделяться своей преданностью чужестранцам и поэтому легче узнавать замыслы онкилонов.

15 августа с утра подул северный ветер и началась настоящая пурга — валил снег при температуре в несколько градусов ниже нуля. К полудню снег прекратился и, выйдя из землянки, путешественники могли видеть Землю Санникова в полном зимнем наряде: поляну, покрытую толстым слоем снега; оголенный лиственный и украшенный снегом хвойный лес. Онкилоны тоже вышли из землянки вождя и осматривались; женщины сейчас же побежали к ним.

В сумерки к путешественникам пришел Амнундак, что не случалось уже давно, со времени размолвки после землетрясения, разрушившего его жилище. Он присел к костру и, грея руки и уставившись взором в огонь, повел такую речь:

— Что же это будет с нами, белые люди? Зима пришла на целую луну раньше времени. Деревья даже не желтели, а замерзли. Птицы улетели, солнце не греет. Если снег будет все прибавляться, все наши олени погибнут. И быки, лошади, носороги тоже погибнут. Чем онкилоны будут питаться?

Путешественники слушали молча эти сетования; они знали причину преждевременных холодов и знали, что на улучшение нет надежды, пока не восстановятся подземные пути, дававшие котловине тепло. Но кто мог сказать, когда это случится? И чем они могли обнадежить Амнундака? Не получая ответа, последний встал и, подняв руку с угрожающим жестом, сказал:

— И все это сделали вы! Вы пришли к нам из страны снегов и холодов и принесли сюда холод и снег, потому что вам они приятны, вы любите жить на белой земле, белые люди! Холодом и снегом вы хотите погубить онкилонов, чтобы занять нашу землю. Чукчи вытеснили наших предков сюда! Вы, могущественные белые колдуны, хотите погубить нас совсем! Он круто повернулся и вышел из землянки. Путешественники обменялись встревоженными взглядами, и, когда вождь удалился, Горюнов сказал:

— Теперь, я думаю, медлить уже нечего — нужно уходить завтра пораньше в путь; дует северный ветер, озера замерзли, тумана не будет, снег еще неглубок.

— Да, если он еще подвалит, нам без лыж трудно будет идти, — прибавил Костяков.

— И зимней одежды у нас здесь нет — все на складе, — заявил Ордин.

— Вы как знаете, — решительно сказал Горохов, — а я останусь у онкилонов. Этот холод скоро пройдет, и мы заживем по-прежнему. А вы во льдах пропадете, не добравшись до Котельного.

Его стали убеждать, но он упорно твердил, что здесь лучше, чем в Казачьем: жизнь сытая, спокойная, жена хорошая, землянка теплая, — нечего на судьбу роптать.

— А если вас, Никита, зарежут, как зарезали вампу, принесут в жертву богам, чтобы холод кончился? — спросил Горюнов.

— Пустяки говорите! Вампу убежал. Онкилоны людей не режут. Если бы резали, давно бы нас всех прикончили, не стали бы разговаривать, как вот Амнундак сейчас приходил. Просить будут нас, а не резать. Воцарилось тягостное молчание.

Немного погодя Горохов поднялся и вышел, а через минуту вбежала Аннуир.

— Сейчас Амнундак пришел от вас к себе и сказал нам: «Белым людям больше женщин не дадим. Пока они не прекратят холод и снег, вы живите у меня, туда не ходите, а то вам худо будет». А все мужчины и женщины закричали: «Давно бы так, пусть они поживут без жен, без молока, без лепешек!» Я только попросила отпустить меня за моим одеялом. Он сказал:

«Иди, но сейчас же возвращайся назад!»

Аннуир взяла свое меховое одеяло и сказала Ордину на ухо:

— Ночью, когда там уснут, я приду к тебе, расскажу, что узнаю, — дело, кажется, нехорошее.

Она убежала, оставив путешественников в угнетенном настроении — Да, завтра уходим чуть свет, — сказал Костяков. — Это, очевидно, первый шаг в цепи репрессий, ожидающих нас, чтобы заставить отменить раннюю зиму.

— И если мы будем медлить, то дождемся, что к нам поставят в землянку караул, и тогда уйти будет не так-то легко, — прибавил Горюнов.

— Пока Горохова нет, приготовим все к отходу, — заметил Ордин. — Но интересно, куда он пошел, — не к Амнундаку ли, выдать наши намерения? Горохов и женщины в течение всего вечера не возвращались. Путешественники сами приготовили себе ужин, сварили чай, уложили котомки, затем еще долго сидели, обсуждая положение, наконец легли спать. Горохов, очевидно, остался ночевать у Амнундака.

Среди ночи Ордин был разбужен Аннуир.

— Уходить нужно вам скорее, — сказала она шепотом. — Воины говорят: вот подземным духам принесли в жертву вампу — они вернули воду в священное озеро; духам неба пожертвовали только оленя — они рассердились и прислали зиму. Нужно и им жертву получше. Не говорят, а я полагаю — на вас думают.

— А Никита слышал это?

— Нет, это было раньше. При нем не говорили. Он пришел и стал говорить, что хочет онкилоном сделаться, от вас уйдет, будет с нами жить, он им не хочет беды делать. Так весь вечер рассказывал, как худо жить в вашей земле. Теперь онкилоны поняли, почему вы сюда пришли: хорошую землю для своего племени ищете. А Амнундак и скажи: «Значит, они соглядатаи! Но мы их отсюда не выпустим, а то они вернутся с большим отрядом воинов, воевать с нами начнут своими молниями — тут онкилонам конец будет!» — А Никита не сказал, что мы завтра хотим уйти?

— Нет, не говорил. Он все только про себя рассказывал. И Амнундак похвалил его и на ночь жену ему вернул. Потом приказал, чтобы завтра позвали шамана — вечером моление будет насчет вас, должно быть, и снега.

— Ну, Аннуир, завтра мы чуть свет уйдем. А ты как, пойдешь со мной?

— Пойду куда хочешь, если я там, в вашей земле, буду у тебя одной, первой женой, — ответила Аннуир.

— Да, ты будешь у меня не первой, а только одной, единственной.

Они еще долго проговорили, а потом, увидев по часам, что рассвет близок, разбудили товарищей и, наскоро позавтракав, едва начало светать, покинули свою уютную землянку навсегда. Горохову оставили записку с просьбой сообщить Амнундаку, что они пошли за своей теплой одеждой и вернутся через день. Если он хочет догнать их, то может это еще сделать: они будут ждать его двое суток на окраине котловины. Предупреждали его, что Земле Санникова грозит ужасная зима и что здесь будет не лучше, чем в Казачьем. Писали, что он может прийти позже с онкилонами и взять запасы мяса, наготовленного Никифоровым на зиму, так как им всего не увезти. В землянке был оставлен костер, чтобы выходящий из нее дым до поры до времени показывал онкилонам, что она жилая, постели свои закрыли так, чтобы казалось, что в них спят люди; только Аннуир унесла с собой свою постель и всю одежду, какая у нее была.