Последняя кровь первой революции. Мятеж на Балтике и Тихом океане - Владимир Виленович Шигин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и это, оказывается, не всё. На церемонию прощания с любимыми матросиками наивный полковник Александров пригласил и свою жену (по другой версии, это была его мать) Александру Николаевну (внучку великого русского физика Б.С. Якоби). Вы думаете, что будущие флотские минеры хоть даму пожалели. Ничуть! Ее тоже закололи штыками.
Хроника событий, изложенная в столичной газете «Новое время»: «Около 12 часов ночи 19 июля вестовой доложил полковнику Александрову, что в роте неблагополучно и что вооруженные мятежники стоят уже на дворе у окна его кухни. Захватив револьвер, он вышел на кухню. При виде его мятежники потребовали, чтобы он сдался, в ответ на что полковник указал на револьвер. Тогда раздались выстрелы из винтовок, и Александров упал. Ворвавшись в квартиру, мятежники окончили дело, исколов жертву штыками насмерть. В числе убийц находились и двое бывших вестовых полковника. Разнузданный нрав, не сдерживаемый своевременно со строгостью, вылился при случае у этих злодеев в страшную форму жаждущей крови мести. Они мстили старушке. Но за что? Кто знал г-жу Якоби, тот знает и то доброе, полное любви сердце, которое двигало ею в жизни. Если же любовь, которая простиралась и на служащих, была соединена у нее со справедливой требовательностью, то в потемненном мозгу убийц такое соединение не могло найти оправдания: они использовали настоящий момент, чтобы отомстить женщине. Найдя ее, они бросились на нее и искололи штыками, отчего она скончалась на другой день».
Из «Книги русской скорби» (1908 г.), посвященной жертвам революционного террора начала XX века: «Около 11 часов вечера в крепостную роту пришло несколько штатских лиц, которые и дали сигнал к началу мятежа, крича, что настала пора отстоять землю и волю. Тех, кто не желал участвовать в бунте, били кулаками и гнали на улицу штыками. Часть активистов сразу же отправились убивать своих офицеров, находившихся на квартирах, а чего зря время терять! Убиты были Александров и только что назначенный командиром роты капитан Врочинский. При этом Врочинского закололи штыками на глазах его престарелой матери. Ладно, на старого командира, может, кто-то зуб имел, но новый-то еще и в должность толком не вступил! Впрочем, это уже никого не интересовало. Нужна была офицерская кровь, и она пролилась весьма щедро… Остальных офицеров минной роты, после избиения, заперли в сарае минного городка, для последующего революционного суда».
Уже с самого начала мятежа, как и следовало ожидать, эсдеки и эсеры начали тянуть каждый одеяло на себя. Историк партии эсеров М.И. Леонов пишет: «О восстании в Свеаборге в Кронштадте узнали из утренних газет 18 июля. В середине дня пришла телеграмма из Гельсингфорса “Отец болен, нужны деньги”, означавшая, что восставший флот якобы идет к Кронштадту. По предварительному договору, о чем речь шла выше, это должна была быть третья условленная телеграмма. Эсеры много и оживленно дебатировали, кто и почему нарушил уговор? Высказывались мнения о случайности, о провокации. Не остались в стороне и исследователи. Что произошло на самом деле, пока не ясно.
Поздно вечером 18 июля на квартире Ю. Зубилевич состоялось экстренное собрание, на которое пришли представители только от некоторых частей. Договорились отложить решение до утра, а пока срочно собирать силы. В 8 часов утра 19 июля на той же квартире началось “огромное собрание” представителей частей, приезжих. Присутствовали и совершенно неизвестные. Ф.М. Онипко ратовал за восстание. С.Ф. Михалевич доложил, что он нашел-таки ЦК РСДРП, где ему обещали — в случае восстания — поддержку социал-демократов Кронштадта, до последнего времени противников активных выступлений. Правда, 8–9 июля почти вся Кронштадтская военная организация РСДРП была арестована. Восстание назначили на 11 часов вечера 19 июля. Хотя на собрании сообщали самые благоприятные вести, не все у революционеров обстояло ладно. Енисейский полк, на который так надеялись, уже не хотел восставать, колебались артиллеристы, не были доставлены револьверы, бомбы, гранаты; до последнего часа корректировался план действий. Основная масса восставших — матросы — осталась без оружия. Безумно храбрые люди выступили, как и намечали, в 23 часа. Матросы, по давней традиции, перед боем переоделись во все чистое. Восстание с первых минут пошло не по плану, раздробилось; изолированно действовали несколько отрядов, во главе которых шли эсеры Недотрогин, Т. Герасимов, Н. Егоров, Н. Светлов. С моряками 1-й дивизии шли Онипко и Зубилевич».
В начале мятежа матросы-боевики предварительно сняли со своих бескозырок ленточки, чтобы их нельзя было опознать. Вот как выглядит картина начала мятежа в воспоминаниях активного участника событий матроса Леонарда Ленцнера: «Окна нашей казармы были открыты, и мы чутко прислушивались к бою склянок на кораблях, с волнением ожидая условных сигналов из пушки. Время тянулось томительно долго. Вдруг ночную тишину разорвал пушечный выстрел. Не ожидая остальных двух выстрелов, все повскакивали с коек, сорвали с бескозырок белые чехлы, кокарды и ленточки, запихали их под матрацы и с криками “ура”, “долой самодержавие” побежали через малый двор на главный экипажный двор».
Мятежники не останавливались перед тем, чтобы убивать тех, кто отказывался примкнуть к мятежу или не выполнял их требования. Из воспоминаний Л.А. Ленцера: «У ворот дежурил богатырь-стрелок Ильин, который свободно поднимал одной рукой шесть пудов… Когда отряд Бакланова подошел к воротам, Ильин отказался выпустить дружинников на улицу. На решительное требование Бакланова Ильин ответил грубой бранью и бросился на него с винтовкой, но был убит дружинниками».
Из сборника «Восстания в Балтийском фоте в 1905–1906 гг.»: «В казармах 12-го, 14-го, 19-го экипажей все было спокойно до выстрелов… В начале 12-го часа в экипаж приходил командир 12-го и 14-го экипажей капитан 2-го ранга Паттон-Фантон де-Веррайон и отдал распоряжение никого из матросов не пропускать к телефону и на улицу… Увидев матросов 12-го и 14-го экипажей во дворе, часть команды 19-го экипажа тоже выскочила туда через черный ход. Все матросы предварительно снимали чехлы с фуражек и прятали воротники под куртку, что доказывает, что они знали, в какой форме надо быть бунтовщикам… К шумевшим матросам 12-го экипажа подошел их командир, капитан 2-го ранга Паттон-Фантон де-Веррайон. Поговорив с командой, он повернулся к 19-му экипажу. В это время из толпы хлопнул выстрел, судя по звуку, револьверный. Капитан 2-го ранга Паттон упал, раненый в плечо. Его подняли и отнесли в карцер, а потом, под охраной караула, в госпиталь».
Из прочитанного может сложиться впечатление,
