Миры под лезвием секиры - Юрий Брайдер

Аггелы, осаждавшие помещение, куда им удалось загнать Зяблика, не ожидали удара в спину, к тому же и пресловутый колпак ввел их в заблуждение. Внезапно оказавшись под перекрестным, да еще и кинжальным огнем, они не выдержали: кто-то удрал на верхние ярусы, кто-то выпрыгнул в окно, кто-то попытался сдаться.

Свистнув особым способом – свои, не стреляй! – Смыков воссоединился с приятелем. Тот, припорошенный пылью и слегка закопченный, торопливо набивал патронами последнюю обойму.

– 3-заманили, г-гады, в ловушку! – щелкая зубами от ярости, прохрипел он. – Ну ничего, мы еще посмотрим, кто кому мослы оттопчет!

– Что с кардиналом? – спросил Смыков. – Жив?

– Ага. Почти. Пошли – покажу.

Анфиладой комнат, стены которых были сплошь инкрустированы выщербленной плиткой – голубой, розовой, зеленой, – он провел Смыкова в просторный зал с рухнувшим потолком, судя по всему, ранее служивший купальней. В центральном простенке стоял кардинал и взыскующе взирал на вошедших остекленевшими глазами с пришитыми к бровям веками. В вертикальном положении его поддерживал кол, пронзивший тело от промежности до зоба. Зяблик потянул за веревку, перекинутую под потолком через обломок каменной балки, и мертвец приветливо вскинул руку.

– Наше вам с кисточкой, – сказал Зяблик. – Сидел бы себе в кичмане и горя не знал. А туда же, на волю захотелось… Абсурдно! Тут, кстати, не только он один. Аггелы твоих инквизиторов набили, как поросят перед праздником. Вон, в соседней комнате лежат. С крестом на пистолеты нечего соваться.

Прилетевшая снаружи пуля отколола уголок оконного проема и пошла гулять по залу.

– Что делать будем? – спросил Смыков, ковыряя в ухе.

– Как любила говорить ваша партия: есть две программы. Программа-минимум – уносить отсюда ноги. Программа-максимум – взять того гаврика, который сейчас себя Ламехом называет. Раньше мы вроде знакомы были. Уж он-то нас на Верку выведет.

– Толгая что-то давно не слышно.

– Чмыхало не пропадет. Разве что на шальную пулю нарвется. Но это вряд ли… Шухер!

Железное ребристое яйцо запрыгало по полу. Но Зяблик со Смыковым успели схорониться за грудой камней, сквозь которые проросла целая рощица хилых рожковых деревьев. Рвануло так, что заложило не только в ушах, а даже в носу. Дым и пыль заклубились, как в кратере Везувия.

– Да вы что, гады, в натуре, пришить нас захотели? – Зяблик подскочил к окну и несколько раз пальнул навскидку. – Получайте!

– Пришить мы вас могли еще на Агиларской дороге, – ответил снаружи все тот же громогласный голос. – Сам знаешь, фугас в колею заложить проще простого. А это так… маневры. Пусть молодежь поупражняется. Злее будет.

– Не боишься без подручных остаться?

– Не боюсь. От добровольцев отбоя нет.

– Чем же вы их приманиваете?

– Иди к нам, узнаешь.

– А возьмете? – Зяблик подмигнул Смыкову.

– Мы тебя давно сватаем.

– Больно женихи у вас хреновые.

– Значит – нет?

– Понимай как хочешь.

– Быть по сему… Но ты о своем упрямстве пожалеешь. Дай только срок.

– Большой срок? Может, я кимарнуть успею?

– Не успеешь… Лучше к окну подойди. Стрелять в тебя не будут.

– Я с приятелем, – Зяблик высунул в окно иссеченный осколками труп кардинала и устроился за его спиной.

– Что они там задумали? – спросил из глубины зала Смыков.

– Пока не знаю… Ты за дверью не забывай приглядывать… Ага, начали ямы рыть.

– Могилы, что ли?

– Нет. Узкие. Как шурфы… Четыре штуки. Колья в них вставляют… Закапывают… Острия чем-то смазывают.

Смыков попытался выглянуть в соседнее окно, но с десяток выпущенных одновременно пуль отогнали его обратно.

– Так… – Голос Зяблика едва заметно дрогнул. – Ведут…

– Кого ведут?

– Всех. Левку, баб обеих, Чмыхало…

– И Толгай попался? – изумился Смыков. – Ай-я-яй…

На карачках он подобрался к Зяблику и осторожно выглянул из-под его подмышки.

В заросшем дворике, посредине которого угадывались остатки разрушенного фонтана, суетились аггелы – утрамбовывали землю вокруг четырех высоких кольев, смазывали их острия салом, сооружали переносной помост, похожий на спортивный пьедестал почета. Из-под арки ворот, больше напоминавшей туннель, к фонтану уже двигалась скорбная процессия. Впереди, низко опустив голову, шла Верка в каком-то пестром цыганском одеянии. Лилечка, для которой подобрать подходящий по размеру местный наряд, видимо, не удалось, наоборот, с любопытством пялилась по сторонам. Цыпф, цепляясь за стену, прыгал на правой ноге. При этом его сильно клонило в сторону левой, к щиколотке которой была прикована кисть соответствующей руки. Толгая, чьи нижние и верхние конечности были соединены наручниками крест-накрест, тащили по земле волоком. Брошенный возле крайнего кола, он так и остался сидеть в позе медитирующего Будды.

– Как же это тебя, Чмыхало, так угораздило? – с упреком спросил Зяблик.

– Дурная моя голова, – вздохнул Толгай. – Зачем в подвал полез? Темно совсем было. Челтэр на меня накинули. Сеть. Сабля ее не рубит.

– Из-за дурной головы придется заднице страдать.

– Бехес юк. Не спорю. Только ты за меня, Зябля, не беспокойся.

– Ну все! Поговорили, и хватит, – откуда-то выскользнул человек, называвший себя библейским именем Ламех, и стал за спиной Лилечки, как за щитом. – Начинайте с нехристя.

Толгая, как куль, подхватили на руки и втащили на помост. Он успел прокусить ляжку одному из палачей, но другие уже вспороли на нем штаны и, приподняв в воздух, стали устраивать на острие кола.

– Стой! – Зяблик выстрелил вверх. – Говорить хочу!

– Валяй, – разрешил горластый Ламех.

– Зачем вам нехристь этот и бабы безвинные? Давай один на один сойдемся. Если я верх возьму, всех отпустите. Если ты – делай со мной что хочешь. Хоть на кол сажай, хоть вместо ишака гоняй. Годится?

– Ты еще и условия ставишь… Ну да ладно. Я согласен. Порядки наши знаешь. Испытание будет нелегкое…

– На сковородке заставите скакать?

– Заставим. И предупреждаю заранее, если я тебя одолею, ты с той сковородки уже не сойдешь. – Его хоть и громкий, но бесстрастный голос составлял разительный контраст с сумасшедшим блеском глаз.

– Зажарить хотите? На масле или так?

– Если настаиваешь, можем масла добавить. Только от этого легче будет лишь тем, кому потом сковородку отскребать придется.

– Договорились. Но сначала поклянись.

– А не много ли ты хочешь?

– В самый раз.

– Так и быть. Что не сделаешь для старого приятеля… Клянусь именем отца нашего, Кровавого Кузнеца, что не нарушу договора.

– Нашел чем клясться! – возмутился Зяблик. – Ты мамой клянись, хлебом клянись, блатным законом!