Секунда между нами - Эмма Стил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мгновение спустя я лежу на ее кровати, чувствуя, что тону в ней. Все тело тяжелое, словно я бежал несколько дней, месяцев. Я страшно устал, – такие же ощущения были, когда я пил все выходные. До Дженн.
Она – самое замечательное, что когда-либо случалось со мной. Это самый удивительный человек, которого я когда-либо знал, знаю и буду знать. А я подвел ее, ничего не дал ей, кроме какой-то суррогатной любви. Я всегда думал – еще будет время, еще будет удобный момент. Но оказалось, что это не так. Жизнь – не игра. Здесь нет такого кубика, который можно бросить заново, чтобы все переиграть и продвинуться вперед. Все, что происходило в прошлом, осталось таким, как было. Я не Господь Бог. У меня нет машины времени, чтобы вернуться в прошлое и исправить свои ошибки. Каждый случай, когда я подводил ее, отпечатался в ее памяти. Я подводил ее раз за разом и все еще продолжаю в том же духе.
И если я не смогу нас спасти – это все, что она обо мне запомнит.
Но у меня больше нет никаких идей.
И нет времени.
– Прости, Дженн, – говорю я, когда она выходит в коридор. – Прости меня, пожалуйста.
ДЖЕНН
Она в спальне. Вытирает волосы полотенцем, вспоминая его прикосновения и удивительные ощущения, которые они в ней пробуждают. В этот момент жизнь бьет в ней ключом, кажется, что она могла бы выпорхнуть из окна и взмыть в небо, как птичка, парящая на ветру.
Робби единственный, кто вызывал у нее подобные чувства.
И ей не хочется, чтобы все это закончилось. Может, теперь у них все получится?
Может, стоит дать ему еще один шанс?
Дункан. Австралия. Правда.
У нее сводит живот.
Она должна все ему рассказать.
Но не сейчас. Не перед первой сменой. Она не хочет разрушать то, что у них было.
Лучше вечером. Она скажет все вечером, когда он заберет ее с работы.
Она выходит из комнаты, берет свою сумку и достает оттуда конверт – тот самый конверт, который она бережно хранила все это время.
Сегодня он должен быть при ней.
Обязательно.
РОББИ
Письмо.
Она держит письмо – уже слегка помятое и выцветшее. На конверте написано: «Адвокатская контора. Уинстон, Англия».
Сердце подпрыгивает у меня в груди.
Ее тайна.
Черт подери.
Но ведь она сожгла письмо. Я видел это собственными глазами. Она бросила его в огонь, перед тем как уехать.
Или нет?
В голове проносятся обрывки мыслей, картинок из прошлого.
Вот придурок, сколько же я всего упустил. Может, есть что-то еще?
Думай, Робби, думай. Что я видел в тот вечер, когда она покинула Эдинбург? Она пришла в ресторан с письмом в кармане, где застукала меня с Лив. Потом сожгла письмо в гостиной. Вот и все.
А что было до этого?
Она вернулась из больницы, вошла в квартиру, приготовила чай, приняла ванну. Почта. Она решила проверить почту. И как раз тогда надорвала конверт.
Конверт.
Большой, довольно пухлый.
О боже.
Там внутри было что-то еще.
Черт, точно! Там был не один листок. Внутри было еще одно письмо. Как в гребаной матрешке.
И оно лежало у нее в сумке.
Все это время она носила его с собой.
А я и не догадывался.
Но к чему это все? Зачем в одно письмо класть другое?
Я ничего не понимаю.
Глядя на письмо у нее в руках, я чувствую прилив энергии. Нужно прочитать его до того, как воспоминание закончится.
И доли секунды хватит, чтобы на миг отдалить ее от столкновения.
Я должен ее спасти.
Дженн собирается положить письмо в рюкзак, и в этот момент я выхватываю конверт. Она в изумлении поднимает глаза.
Перед глазами появляются звездочки, словно я опять отключаюсь.
Тридцать восемь
Два часа до…
ДЖЕНН
– Что вы думаете об этой женщине?
Рядом с Дженн стоит доктор Берден и указывает глазами на уснувшую пациентку.
– Похоже, у нее обострение астмы средней тяжести, – уверенно отвечает Дженн. – Мы даем ей небольшую дозу стероидов, я не сомневаюсь, что она скоро поправится.
Он с улыбкой кивает:
– Вы как будто и не уходили.
«Но я уходила», – думает она. Во всех смыслах. Она чувствует себя совсем другим человеком. Как будто обрела какую-то частичку себя, о которой и не подозревала.
Доктор Берден прав в одном: знания, которые впитывала она годами, никуда не исчезли. Они всегда оставались с ней, только были скрытыми, пока снова не понадобились. Ведь заботиться о людях, помогать пострадавшим для нее так же естественно, как дышать. Это наполняет ее жизнь смыслом.
– Нам вас не хватало, – улыбаясь, произносит он. Затем бросает быстрый озабоченный взгляд на спящую пациентку. – Если захотите поговорить – обращайтесь в любое время, – негромко добавляет он. – Вы уже приняли решение насчет того, что мы обсуждали?
Она кивает. Маленькая ложь.
– Да, – отвечает она.
– Что ж, не торопитесь. Это дело серьезное.
– Знаю, – говорит она после паузы.
В кармане вибрирует. Она наполовину вытаскивает телефон. Звонит мама. Дженн замялась.
– Я прошу прощения, вы не возражаете… – произносит она, подняв глаза на доктора.
– Конечно-конечно, идите, – отвечает он.
– Спасибо.
Она выходит из палаты и торопливо шагает по коридору. Зачем звонит мама? У Дженн возникает мысль проигнорировать звонок: она не была уверена, что способна справиться сегодня с дополнительным стрессом. В конце концов, она имеет право на передышку и вполне может сказать «нет». Но все же это ее мать – женщина, которая носила ее под сердцем девять месяцев и на каждый день ее рождения сажала новый цветок; которая кружила ее под музыку шестидесятых и могла в любой день недели, без всякого повода, раскрасить ее лицо под бабочку. При всей своей безответственности и непрактичности мама привносила в детство Дженн капельку волшебства.
Но когда ушел отец, жизнь Мэриан тоже изменилась навсегда.
И несмотря на то что из-за матери ей многое пришлось испытать, несмотря на все ее недостатки, Дженн все равно ее любит.
Наконец она находит укромный уголок, где можно скрыться от всех.
Нажимает кнопку «ответить».
– Привет, мам.
Тишина.
– Дженни?
– Да, я здесь. Я на работе.
– Ой, прости. Забыла, что ты сегодня работаешь. Может, мне перезвонить попозже?
– Нет, все нормально, – отвечает Дженн. – У меня есть пара минут.
– Хорошо.
Дженн молчит и ждет, что скажет мама. С тех пор как две недели назад она уехала из Корнуолла, они не обменялись ни единым словом. Она сделает вид, что того разговора об отце никогда не было?
– Я звоню просто… – начинает мама, и Дженн слышит, как она переводит дыхание, – просто я хочу сказать, что мне тоже было тяжело.
У Дженн скручивает живот. Мы в своем репертуаре – думаем только о себе.
– Я больше не хочу это обсуждать, – устало произносит Дженн. – Понятно, что, когда он ушел, дерьмово было и мне, и тебе. Давай уже оставим это в прошлом.
– Нет, – говорит мама. – Я имела в виду, что жить с твоим отцом стало невыносимо.
Этого Дженн не ожидала услышать.
– О чем ты?
– Я пыталась объяснить тебе тогда, в саду, но… Ты ведь помнишь?
Дженн качает головой:
– Помню что?
– Его раздражительность, Дженни. Перепады настроения. Из-за этого он потерял работу. Ты должна помнить.
Дженн хмурится, глядя на телефон:
– Нет, ничего такого я не помню. Помню только, что он был добрым и ласковым.
– Да, когда ты была маленькой. Но потом он изменился, Дженни. Он стал совсем другим к тому времени, как бросил нас.
Внезапно в ее памяти начинают всплывать разрозненные фрагменты. Потерянные кусочки пазла, которые она очень долго пыталась собрать воедино.
И перед ее глазами вспыхивает картинка: отец очень нервный, что-то кричит, мама плачет. Дженни убегает в свою комнату.
Потерянное воспоминание.
– Но я просто хочу, чтобы ты знала, – продолжает мама, все еще погруженная в прошлое, – я очень сожалею, что бросила тебя. Дело вовсе
